Книга о Человеке - Кодзиро Сэридзава

После такого вступления он начал подробно, по пунктам перечислять, сколько денег стоило строительство, сколько стоит оборудование, по каждому пункту приводил затраченные суммы и сколько набралось в итоге. Это были такие огромные деньги, что с трудом верилось.

— «Церковь чистого счастья», — сказал пастор, — принадлежит собирающимся в ней верующим, поэтому они и должны взять все расходы на себя. Однако прошло уже несколько месяцев, но до сих пор не нашлось никого, кто бы оплатил расходы, впрочем, надеюсь, что сообща мы с помощью веры решим эту проблему…

Казалось, на этом проповедь закончилась, и Митико вздохнула с облегчением, но А. продолжал.

Упомянув, что некий человек пожертвовал ему три комнаты на втором этаже, то есть прямо над церковью, он тут же ни с того ни с сего заявил, что пастор, представляющий Бога, несет отцовский долг перед верующими. Он, мол, построил церковь, чтобы защищать веру и души верующих, но, увы, до сих пор ничего не сделал для того, чтобы сберечь их драгоценное, выраженное в деньгах имущество. И вот, озаботившись этим вопросом, он устроил вместительный сейф с целью защищать финансовые накопления верующих. Что это за сейф, объяснять слишком долго, лучше будет назначить день для экскурсии…

Наконец он закончил, и Митико подняла голову. Собравшись с духом, я сказал пастору:

— Удивительно! Не ожидал я услышать от человека, верующего в Христа, такие ужасные слова, которые наверняка вызвали бы у Иисуса недоумение…

— Время Иисуса было бедное. Сегодня, проповедуя учение Иисуса, необходимо применять его к современности.

— Я все прекрасно понял, хватит об этом, — замахал я руками.

Было как раз время вопросов, однако никто вопросов не задавал. Поэтому я продолжил:

— Благодарю вас, господин пастор, и вас, господа верующие, что вы не побрезговали собираться в моем тесном жилище и дали мне возможность внимать вашему учению. Но прошу вас считать сегодняшнее ваше собрание у меня — последним.

— Вы пришли к выводу, что у нас с вами вера разная? — спросил пастор. — Правильно я вас понимаю?

— Я с самого начала догадался, что у нас нет ничего общего.

— Тогда зачем, придерживаясь другой веры, вы пытались усвоить мое учение?

— Выскажусь без обиняков. В конце эпохи Тайсё я заболел туберкулезом и лечился по методу природной терапии в высокогорной швейцарской клинике. В это время я свел дружбу с тремя европейцами, мы стали братьями, ищущими Бога, и благодаря помощи этого Бога все четверо вернулись к нормальной жизни… И сейчас в полном здравии мы продолжаем вести активную жизнь. Моя вера с тех пор не претерпела изменений. Более того, каким бы ни были вы блестящим проповедником, я и не собирался клянчить у вас учение. Просто ваша стенографистка госпожа Нобэ попросила, если можно, использовать это помещение для собраний… До сегодняшнего дня я все это терпел. И будет вам известно, что, не получая никакой благодарности, я был вынужден выступать здесь в роли некоего слуги… Посему с вашего согласия сегодня будет заключительный день.

— Может быть, вы все же объясните нам причину вашего отказа?

— Это моя личная проблема.

— Но коль скоро это касается всех присутствующих, будьте любезны, объясните.

— Вот как? Что ж, может и впрямь следует объяснить.

Я набрался решимости и, сменив тон, приступил к рассказу.

Начал я со своей семьи. Заметив, что в каждой семье есть свои семейные обычаи и что надлежит заботливо их оберегать, как драгоценную реликвию, я рассказал о том, что принято у нас в доме.

Затем подробно рассказал историю связанную с нашей третьей дочерью, которая, окончив школу, уехала во Францию, чтобы заниматься пением, и вернулась на родину через двенадцать лет. Здесь она стала доцентом в частной консерватории, но после долгого отсутствия сильно заблуждалась в том, что касалось нашей семьи и вообще отношений, господствующих в японском обществе.

Из того, что в нашем доме происходят собрания пастора А., она сделала вывод, что мы являемся его приверженцами, и, в конце концов, сама уверовала в его учение.

Я узнал об этом совершенно случайно.

Вернувшись из Франции, она всегда носила на груди памятную медаль, подаренную папой Пием XII.

Осенью 1951 года в Риме я получил у папы частную аудиенцию, и наша волнующая беседа продолжалась почти целый час. На прощание он подарил мне четыре медали, сказав:

— Это вашим четырем дочерям.

После чего святейший старец на чистейшем французском добавил:

— Передайте своим детям. Человек всегда жаждет счастья, но никто не застрахован от бед… Если возникнет необходимость, помолитесь на эту медаль и воззовите к моему имени… Обязательно явится Иисус и поможет вам.

Сказанные папой слова по сей день звучат у меня в голове… Я бережно привез в Японию четыре медали и вручил дочерям, передав напутствие папы.

Когда я увидел, что моя третья дочь из этой драгоценной медали сделала украшение, я про себя несколько удивился. Не дай Бог она ее потеряет, подумал я, и, поскольку мне доводилось отдавать вещи на хранение в банк, посоветовал ей последовать моему примеру.

В тот день у нее не было занятий в консерватории, весь день она была свободна, поэтому я предложил ей вместе сходить в банк. Смутившись, она призналась, что медали у нее сейчас нет. Я стал расспрашивать, и выяснилось, что пастор А. осудил ее за идолопоклонство и забрал у нее медаль.

Я велел ей немедленно позвонить ему, чтобы он вернул медаль. Удивившись строгости моего тона, она позвонила пастору и после нескольких неудачных попыток наконец смогла связаться с ним. Но пастор сказал, что он уже куда-то вышвырнул «идола».

Услышав об этом, я рассердился и закричал:

— Какая же ты идиотка!

Жена, удивившись моему крику, спросила, что случилось. Втроем мы обсудили произошедшее, и я более-менее понял, как обстояло дело.

Дочь, видя, что собрания пастора проходят у нас в доме и собирают множество верующих, сделала вывод, что ее родители стали приверженцами пастора, и попыталась тоже проникнуться его учением. Воспользовавшись моментом, пастор втерся к ней в доверие и сделал узницей веры.

Но, выслушав то, что мы думаем о вероучении пастора, дочь прозрела. Подчинившись указанию пастора и отдав ему юбилейную медаль папы, она впервые в своей жизни заслужила брань от отца, в сердцах назвавшего ее идиоткой…

Но как рассказать о том, что произошло со стоявшей в гостиной куклой театра «Бунраку»?

Как-то раз в мое отсутствие дочь провела пастора в гостиную, и тут он вдруг на полном серьезе сказал:

— Наши собрания происходят в соседней столовой, но никто из верующих никогда не переступает порог этой комнаты, чтобы отдохнуть. Кажется, ты не догадываешься, в чем причина?

— Нет.

— Здесь поселился дьявол.

— Что? Дьявол? Вы хотите сказать, что он здесь, в этой комнате?

— Видишь эту куклу? В ней и живет дьявол.

— В этой театральной кукле?..

— Если не изгнать дьявола, в доме случится несчастье.

— А есть место, где изгоняют дьявола?

— Есть, и чем быстрее это сделать, тем лучше, не будем откладывать. Я тебя сведу со знающими людьми.

— А что делать с куклой? Взять с собой?

— Поскольку в ней дьявол, нечего с ней церемониться. Заверни в платок.

Пастор дал ей адрес молельного дома, где изгоняют дьявола, назначил время, когда она должна явиться, и с тем ушел.

Она посоветовалась с матерью, и та согласилась, коль скоро изгнать дьявола — такой пустяк. На следующий день занятий в консерватории не было, рано утром она пошла по указанному адресу. Токио ее поразил, таким он предстал ей огромным и фантастичным городом, а вот молельный дом неожиданно оказался крошечной комнаткой, в которой двое юнцов-священнослужителей, сказав, что пастор их предупредил, сразу же положили куклу перед алтарем и в течение часа в клубах ладана читали молитвы.

Наконец они закончили, и дочь заплатила довольно значительную сумму, которую с нее потребовали.

— Кажется, дьявола мы изгнали, — сказал молодой священнослужитель, — но нет гарантий, что он не вселится вновь. Впрочем, и эту проблему можно решить, если позволите.

— Как же?

— Нельзя оставлять куклу в живых. Надо ее убить.

— Убить?

— Если хотите, мы сделаем это за пять тысяч иен.

Задрожав от страха, она завернула куклу в платок и, даже не попрощавшись, выбежала из молельного дома. Вскочила в проезжавшее мимо такси с таким чувством, будто чудом спаслась. Приехав домой, дочь, не разворачивая, положила куклу на стол в гостиной, ушла в столовую и долго не могла успокоиться под впечатлением от жуткого города Токио…

Через некоторое время из гостиной послышался голос матери: «Ах, бедняжка!» Дочь поспешила к кукле.