Книга о Человеке - Кодзиро Сэридзава

Впрочем, в последнее время она перестала слово в слово придерживаться стенограммы. Переписывая, она проникала в духовную суть того, что хотел сказать пастор, и старалась выразить это в тексте проповеди. У нее было легкое перо, кроме того, ей нравилось писать, поэтому результат, даже учитывая, что это были проповеди А., получался превосходным.

Законченный текст проповеди она относила помощнице пастора — госпоже К. Та за неделю превращала его в изящную карманную книжечку, которую раздавала прихожанам с тем, чтобы они продавали ее, ходя по домам.

На книгах, фактически написанных Митико, в качестве автора неизменно значился профессор медицины пастор А., названия отличались благочестием: «Христианское учение, понятное японцам», или: «Так мне говорил Иисус», или: «Щедрое слово Божье». Книжки стоили тридцать сэнов за штуку, бойко раскупались, но она не имела к этому касательства. В результате за два года, в течение которых Митико занималась ими, слава пастора как автора знаменитой серии карманных книг затмила его звание профессора медицины, которым он так гордился. На проповедях А. всегда было много женщин, дело процветало. Проповеди пастора, впрочем, больше похожего на заурядного, вышедшего на пенсию чиновника, не слишком воспламеняли слушателей, но после, читая его проповеди в карманных книжках, они неизменно приходили в восторг. В чем же была причина? Никто не знал, что проповедует пастор, а пишет — Митико.

Расшифровывать стенограмму было делом обременительным, но не сложным. Митико не могла жаловаться, поскольку получала оплату в день работы. Стенографировать одного и того же человека, к тому же множество раз, не представляет трудности, но если он человек заурядный — невыносимо скучно.

Когда Митико только начала иметь дело со знаменитым пастором, профессором медицины, она питала большие надежды. Но уже после десяти проповедей надежды сменились отчаянием. Хоть этот человек и звался пастором, в нем ни на йоту не ощущалось духовности, он скорее напоминал чиновника на пенсии. Носил звание профессора медицины, но едва ли его занимали людские недуги.

Митико пыталась убедить себя, что для поденщика это не имеет ровно никакого значения. Ее задача — стенографировать то, что он говорит, и расшифровать запись. Один-два раза в месяц — это бы еще ничего, но в последнее время собрания верующих стали происходить два-три раза в неделю. Она просто не знала, что делать. При каждой встрече с пастором она убеждалась, насколько он несимпатичен, насколько однообразны проповеди, которые она стенографировала.

В это время Митико серьезно и мучительно размышляла над проблемами веры, над проблемой Бога и часто обращалась с вопросами к пастору, но его скучные проповеди не могли ее удовлетворить.

И вот как-то раз она не ограничилась расшифровкой стенограммы, а постаралась красивым стилем выразить свое понимание вопросов веры. Отдавая текст К., она беспокоилась, что услышит нарекания за свои «вольности», но та забрала его, как обычно, не говоря ни слова.

От читателей в редакцию пришло множество хвалебных отзывов. С тех пор Митико стала отдавать К. что-то вроде своего исповедания веры. Читатели восхищались глубиной веры пастора, не подозревая, что их похвалы относятся к Митико.

А Митико этому радовалась. Она была довольна уже тем, что смогла в тексте проповеди публично выразить свои мысли.

Разложив в кухне бумаги, она записывала не текст стенограммы, но свои собственные мысли, собственное исповедание веры, удовлетворяя свою тягу к творчеству. Как-то раз, закончив, она встала из-за стола и вдруг почувствовала необычайный восторг.

Восторг от того, что Бог пребывает здесь, рядом.

Никогда раньше она не думала о Боге так беззаботно. Эта мысль застала ее врасплох.

Бог пребывает здесь. Сила Великой Природы — Бог — есть повсюду. И здесь. Приглядись повнимательней.

Неужто и вправду?..

У нее открылись глаза:

«Я искала Бога. В самых неподходящих местах постоянно искала Бога.

Но Бог был здесь, обступал меня. И потому наполнял меня счастьем. А я-то не замечала…»

Охваченная вскипающей радостью, Митико была счастлива и преисполнена благодарности ко всем и ко всему.

Она еще не знала, что каждый человек, получив жизнь в дар от Великой Природы, живет, охраняемый Великой Природой, поэтому наше сердце, если оно не загрязнено «пылью», во всем преуспевает и наслаждается счастьем. Лучше всего прочего с сердца смывают «пыль» радость и благодарность. Нынешняя Митико, радуясь окружающему ее миру, жила с омытым сердцем, поэтому все исполнялось по ее желанию и она стала счастлива, только и всего…

Митико искренне поблагодарила каждую вещь в кухне, прежде она не обращала на них особого внимания, все вымыла, прибрала. Тем самым она надеялась поделиться своей радостью с привычной кухонной утварью…

Наконец она присела в тесной кухоньке и некоторое время сидела в покое. Убедившись, что и в таком месте, там, где она сейчас находилась. Бог Великой Природы не оставляет ее своим вниманием, она возблагодарила Бога за это утешение, за эту щедрость и еще глубже ощутила радость своей жизни.

Где бы я ни была, Бог меня хранит.

Стоило ей так подумать, как она уловила тихую мелодию. Шопен… Вслушалась.

Может быть, музыка — наивеличайший подарок, который Великая Природа дала людям. Благодаря музыке даже эта жалкая лачуга превратилась в райские кущи. Музыка — это благо.

Только сейчас я это поняла… — подумала Митико, наслаждаясь душевным покоем. Внезапно музыка стихла. Она поспешно прошла в комнату, где находился рояль.

Сын только что встал из-за него.

— Правда же, музыка — высшая драгоценность, которую Бог даровал людям, — внезапно сказала она сыну.

— Мама, что ты хочешь сказать?

— Музыка прекрасна — не будь музыки, как одиноки были бы люди!

— Само собой разумеется… Странно, однако, что ты сейчас это говоришь.

— Но я убедилась в этом только сегодня, только сейчас.

— Я всегда думал, что люди рождаются с этим убеждением. Я знаю, ты скажешь, что убедилась в этом благодаря тому, что стала поденщицей, прошу тебя, не надо…

— Я серьезно говорю… А ты, что ты думаешь о музыке?

— Если коротко, музыка — речь Бога.

— Минуту назад я почувствовала именно это и пришла, чтобы сказать тебе, но ты уже встал из-за рояля… Глупый разговор получается.

— Поскольку музыка — речь Бога, я вижу глубокий смысл в занятиях музыкой. Видишь ли, только это в религии меня и волнует.

— А я-то, уразумев, что музыка — речь Бога, обрадовалась и собиралась обсудить с тобой свое открытие, — засмеялась Митико.

— Если об этом, — засмеялся сын, — то не стоит и говорить. Поскольку мы живем вместе, я и так все чувствую. Лучше расскажи мне свою невообразимую историю. Ты ходишь в вечернюю семинарию, потому что искренне хочешь стать пастором?

— Не будь я искренней в своем желании, разве могла бы я заниматься, несмотря на свою усталость?

— Когда учеба закончится, ты станешь пастором?

— Если на то будет позволение начальства.

— В таком случае у тебя появится свой приход?

— Все зависит от начальства, не знаю.

— С точки зрения веры, надо иметь приход, пусть даже самый маленький?

— Да, я бы хотела… но смогу ли…

— Надо иметь хоть маленькую церковь… Если придет один, два верующих, я привезу этот рояль в церковь и сыграю божественную музыку.

— Не надо думать о таких пустяках… Ты должен закончить университет и аспирантуру, чтобы после расправить крылья и взлететь высоко, — сказала Митико.

На душе у нее было спокойно и ясно.

Через два дня Митико должна была стенографировать проповедь пастора у нас в доме. Я дважды в месяц устраивал собрание верующих у нас в столовой только потому, что она меня попросила. Я пошел на это, чтобы обеспечить ее работой. В то же время, поскольку Митико проявляла интерес к учению пастора, я втайне надеялся, что, посредством этих собраний, я и сам испытаю на себе религиозное влияние.

Однако не прошло и двух лет, как мои надежды рухнули, и стало ясно, что эти собрания только доставляют мне лишние хлопоты.

Как-то раз, когда Митико пришла с пастором в наш дом и столовая, как обычно, была переполнена, мы с женой, против обыкновения, присоединились к верующим.

Пастор сразу же приступил к проповеди, Митико занялась стенографированием, но… Неужто это и есть проповедь? — поразился я.

Вот что сказал пастор.

Здание X. в токийском районе Ёцуя благодаря своей высоте и современному архитектурному стилю стало новой столичной достопримечательностью, и на первом этаже именно этого здания располагается его, пастора А., церковь под названием «Церковь чистого счастья».