Опасные пути - Георг Хилтль

Упрямец все еще не поворачивался. Монахиня ушла.

Тогда Мария поставила тарелку к себе на колени и внимательно осмотрелась кругом. Все были заняты своим делом, фигура маркизы закрывала тарелку, и ее движения не могли быть заметны другим. Она поспешно вынула из-за пояса бутылочку и капнула несколько капель в суп.

— Что, черная грешница ушла? — спросил Шалалиль.

— Да, Вы ее огорчили своим упрямством, — сказала Мария. Эти монахини очень добры, только под конец надоедают.

— Она заплакала…

— Неужели? — спросил добродушный Шалалиль, — как мне жаль ее!.. — Он немного повернулся. — Надо будет попросить у нее прощения, я не хотел обидеть ее.

— Лучше скушайте поскорее суп, тогда Вы и помиритесь.

Шалалиль сел на кровати и, немного поворчав, проговорил:

— Давайте сюда!

Маркиза подала ему тарелку, и он поспешно стал глотать ненавистный суп. В это время маркиза переменила банки от желе. Она вынула из корзины ту, в которой было отравленное желе, и спрятала ее в карман. Желе из стакана, находившегося в корзине, она незаметно вытрясла в носовой платок.

— Корзина и банки могут остаться тут, — пробормотала она, — все равно ничего не узнают.

Затем она обернулась к Шалалилю, который только что с большим неудовольствием съел последнюю ложку супа.

— Фу, — проворчал он, — съел всю тарелку.

Маркиза хотела заговорить с больным, но его глаза вдруг широко открылись, руки судорожно сжались и он глухо проговорил:

— Мне кажется, я умираю.

Маркиза подошла к постели и смело посмотрела в лицо несчастного, искаженное страхом и болью. Больной замолк и совершенно неподвижно сидел в постели; ужасные капли, казалось, сразу обратили его в мумию.

— Посмотрите, сестрица, — обратилась Мария к возвращавшейся монахине, — наш больной все еще упрямится, он хоть и съел суп, но сидит надувшись и ничего не говорит.

Монахиня пристально посмотрела на больного, напоминавшего собой статую, и прошептала:

— Как он бледен!.. Что с ним случилось? Вы замечаете, как изменилось его лицо?

— Нет; Вы ошибаетесь, сестрица.

— Я позову врача.

В эту минуту Шалалиль сделал движение, пробормотал несколько непонятных слов и лег.

— Видите, он хочет спать, — сказала Мария и отошла от постели вместе с монахиней.

Прежде чем выйти из зала, маркиза отважилась еще раз посмотреть на Бенуа; он лежал тихо и совершенно неподвижно; сквозь раздвинутые занавеси она видела его бледное, как бы окаменевшее лицо, услышала его хриплое дыхание. Это вполне совпадало с описанием действия яда, сделанного ей Сэн-Круа; так же хрипел умирая ее отец. Ужасная женщина совершенно спокойно и внимательно наблюдала за своей жертвой.

— Годэн делает успехи, — прошептала она, — уже заметна разница; судороги не сводят больше пальцев, нет беспокойства и холодного пота. Они умрут, и причина их смерти останется невыясненной.

Маркиза, провожаемая монахинями, покинула зал. Привратник взял корзину.

— Я пришлю завтра за ней, — сказала маркиза, — можете взять это вино; на днях я пришлю для больных еще несколько бутылок.

В коридоре маркиза успела незаметно вынуть из корзины отравленную бутылку.

У ворот больницы ее ждал слуга с фонарем и алебардой, в сопровождении которого она отправилась домой.

— Действие капель стало заметно через пять минут после приема, — сказала маркиза Годэну на другой день. — У второго действие проявилось несколько позднее.

— Я не ошибся, — произнес Сэн-Круа, — они проживут пять дней.

— Разве ты не можешь найти средство, которое уничтожало бы сразу?

— Это — высшая ступень науки. Мои средства действуют верно и не оставляют никаких следов. Не все ли равно, проживут ли наши жертвы несколькими часами больше или меньше?..

— Это необходимо. Если все будут умирать одинаковой смертью, то может возникнуть подозрение. Один должен умирать медленно, другого смерть должна застигнуть врасплох, третий может впасть в идиотизм; надо изобрести средство для братьев, которое быстро извело бы их.

— Не мешай мне в моих занятиях! — воскликнул Сэн-Круа, — я не имею возможности пользоваться указаниями учителя и должен добиваться всего собственными силами. Я надеюсь найти самые сильные яды, но пока довольствуйся тем, что есть. Наблюдай за событиями в больнице; уверяю тебя, что ничего не откроется.

— Но братья! Братья!

— Если опыты в госпитале будут удачными, можно будет заняться братьями.

Мария опять отправилась в больницу. Бенуа и Шалалиль были еще живы, но чрезвычайно изменились; они изумительно похудели, от них остались одни кости, обтянутые кожей.

Маркиза хотела проделать еще несколько опытов и потихоньку давала выздоравливающим, у которых был самый лучший аппетит, желе, варенья, печенье и т. п.

— Я испытала твои капли на четырнадцати больных, — сказала она Годэну, — они умрут почти одновременно, и мы будем иметь возможность сравнить действие ядов на различных людях. Экзили никогда не имел такого обширного поля для наблюдений.

Сэн-Круа закрыл лицо руками.

Однако маркиза отняла их и, поцеловав его в губы, добавила:

— Найди еще более сильно действующие вещества; мы должны иметь возможность убивать одним дуновением, как сказано в книге; смелый, Годэн, ты должен превзойти своего учителя!

Сэн-Круа снова занялся своими ретортами; он перегонял различные вещества, взвешивал их, размышлял и соображал.

Между тем по городу ходили ужасные слухи о том, что в больнице Отель-Дье от неизвестной причины умерло четырнадцать больных, бывших уже на пути к выздоровлению. Никто из врачей, несмотря на все старания, не мог определить причину их смерти. Больные постепенно худели, слабели, высыхали и наконец умирали. При вскрытии в их органах находили сильнейшие изменения, но причина, вызвавшая их, все же оставалась неизвестной.

Маркиза тотчас же после первых случаев таинственной смерти поспешила в больницу и выказала самое живейшее участие и сожаление; она была так огорчена, что монахиням приходилось утешать ее. Она вела длинные переговоры с врачами о причинах смерти и самым подробным образом осведомлялась о симптомах; на все свои расспросы она получала неизменный ответ мужей науки:

— Мы не можем определить причину смерти, наша наука тут бессильна.

— Знаете, сестрица, — сказала маркиза при уходе сестре Бенинье, — у меня есть знакомый врач, который лечил моего покойного отца в Офмоне; это — очень знающий человек, хотя он и не имеет громкого имени. Мы с ним говорили об этих ужасных случаях; он высказал желание увидеть трупы умерших и думает, что ему удастся определить причину таинственной смерти.