Ходок VIIl - Александр Тув

Эргюст же, как умный и ответственный руководитель, развития событий по такому сценарию категорически не хотел. Не желал он брать на себя единоличную ответственность – ведь в случае выбора неправильного решения под угрозой оказывалось существование не только Серого Цеха, а всего «Союза». Поэтому и решил, что вместо обычного завершения такого рода совещаний, когда он, выслушав всех, объявлял окончательное решение, на сей раз просто озвучит волю большинства.

Эргюст хмуро посмотрел на Пипо, вцепившегося в свою кружку двумя руками и вперившего в нее взор. Складывалось впечатление, что Пипо ждал какого-то знака от Богини Судьбы и твердо рассчитывал, что подаст она его именно в сосуде с элем. Однако, никакого знамения не было и молчание затягивалось. Начальник Серого Цеха не хотел никого торопить, но время поджимало – чем быстрее они примут решение, неважно какое, но примут, тем больше времени останется на его реализацию. Хотя… чего себя обманывать… Старик почти не сомневался, какое решение примут его бригадиры. Свое он уже принял. Однако, запущенную процедуру надо было довести до конца. Эргюст хотел было уже поторопить бригадира двенадцатой пятерки, когда тот, не поднимая глаз и не глядя по сторонам, заговорил:

– Я думаю… надо заплатить… северным демонам… – Пипо сделал паузу, – если деньги найдем… А если нет… – он обреченно махнул рукой и присосался к своей кружке.

«И все же интересно, – отстраненно подумал Эргюст, – найдется хоть один, кто скажет, что надо воевать? А если найдется, то по-глупости, или это будет политика? Кто-нибудь рискнет сыграть по крупному?.. Думаю, что никто, но… Времена смутные – все может быть…»

Он перевел взгляд с Пипо на Амбала, сидящего с кислым видом. Чувствовалось, что тому не хочется открывать рот, но почувствовав на себе взгляд руководителя, бригадир одиннадцатой пятерки хмуро выдавил:

– Платить…

Следующим должен был говорить Мельник и Старик, к большому своему сожалению, был уверен в его ответе. К сожалению, не потому, что считал его точку зрения неправильной, вовсе даже – наоборот, а потому, что Мельник смотрел в глаза этому северному грату. Как только Эргюст услышал об этом, он тут же мысленно вычеркнул бригадира десятой пятерки из списка действующих боевиков. Справедливо, или нет, но он твердо решил, что Мельник теперь подобен бойцовой собаке, которую растерзал, но не до конца, соперник на арене. Физически такой пес может восстановиться, но его боевой дух, который и делал его бойцовым псом, потерян безвозвратно.

Правда, с другой стороны, в сложившихся обстоятельствах вообще было непонятно, кому можно доверять, а кому нет. Кто еще хищник, а кто уже травоядный. А если хищник, то будет ли он слушаться дрессировщика, или попытается вцепиться своему повелителю в горло? На кого можно опереться в случае форс-мажора, а кто подтолкнет, если споткнешься. Все это было неясно. Времена настали смутные, и абстрактные рассуждения Пипо о верности присяге только усиливали природную подозрительность начальника Серого Цеха.

«Сомневаюсь, что Мельник захочет иметь такого врага, особенно рассмотрев его вблизи, – хмуро предположил Эргюст. – Я и сам не хочу, – мрачно усмехнулся Старик, – хоть и не смотрел ему в глаза. И все же…» – Несмотря на то, что начальник Серого Цеха был реалистом, что сам уже мысленно переломил шпагу через колено, что уже положил ключи от города на золотой поднос и был готов к безоговорочной капитуляции, ему все же хотелось, причем абсолютно трансцендентно и алогично, чтобы хоть кто-то из его бригадиров взбрыкнул, доказал что у него есть яйца и проголосовал за войну! Эргюст ни на мгновение не допускал возможность такой войны, понимая всю ее гибельность для Цеха, но все равно в глубине души хотел, чтобы кто-то из его людей плюнул на рационализм и сказал, «что лучше умереть стоя, чем жить на коленях!» – Мельник смелый человек. Был… – поправил себя начальник Серого Цеха. – Однако… Чудеса иногда бывают. Все же, Мельник единственный, кто хоть что-то сделал для похорон. Послушаем, что он скажет. Может и сейчас он меня удивит?»

– Надо платить… – глядя в пол, высказал свое мнение бригадир десятой пятерки.

Никто из оставшихся военачальников оригинальничать не стал и выставлять свою кандидатуру на вакантный пост предводителя партии войны поостерегся. И это было к лучшему, ибо в сложившихся обстоятельствах только разброда и шатаний не хватало для того, чтобы ситуация из отчаянной превратилась в катастрофическую. Однако, как старом анекдоте про серебряные ложечки, осадочек остался. Как ни крути, а хотелось Эргюсту, тайно, подспудно, но хотелось, чтобы все-таки нашелся безрассудный храбрец в его команде. Чтобы поднял горящий взор и сказал: «Да вы что, мужики!?!? Бабы мы что ли, чтобы терпеть такое!?!?! Навалимся толпой, да и замочим гадов!!!», или как-то по другому призвал к восстанию угнетенного пролетариата, но чтобы не было полного пораженческого единодушия. Однако, чего не было, того не было – все были умные и шансы прикидывать умели.

И тут перед начальником Серого Цеха во весь рост встала следующая дилемма: высказывать свою позицию, или нет. В связи с тем, что все бригадиры единогласно высказались за капитуляцию, он, по законам Цеха, обязан был подчинится такому безоговорочному решению большинства. Как говорится – демократия в действии, хе-хе-хе…

Так вот, если он промолчит, то когда-нибудь, в будущем, если оно, конечно, у него будет, Эргюст сможет… не сказать конечно же – нет-нет, а тонко намекнуть, что он был против такого решения. Что он хотел сражаться до победного конца и лишь забота о людях заставила его, скрипя зубами или скрепя сердце – грат его знает чем, подчиниться воле общего собрания колхозников. Разумеется, если ситуация будет требовать такого намека. На первый взгляд казалось бы, что промолчать сейчас – наилучшее решение.

Но… – опять это пресловутый союз. Не в смысле названия организации бакарской организованной преступности, а в смысле части речи русского языка. Но, ведь и соратнички, грат их дери, все прекрасно понимают. Понимают, что празднуют труса, а если их начальник промолчит, то он как бы и не трус совсем, а так… – присоединился, вынуждено. Все в дерьме, а он в белом… ну, или в сером, на худой конец. А такое не забывается. Могут, при случае, и припомнить. А времена настали смутные, дышло личной истории могло качнуться в любую сторону, к успеху, или к фиаско, а то и вообще – развернуться назад, грат его знает куда. Надо было принимать решение и делать это быстро.

– Я тоже считаю, что откупиться от Лордов – единственно правильное решение, – негромко заговорил Эргюст. И глядя на немного, но просветлевшие, лица своих бригадиров, мысленно поздравил себя, что тоже принял единственно правильное решение – времена настали трудные и надо быть ближе к людям. Не надо противопоставлять себя коллективу. – Теперь будем решать технические вопросы, – деловым тоном продолжил Старик, – и первый из них… – он остановил свой взгляд на Апельсине, и тот моментально и грустно откликнулся: