1941. Вяземская катастрофа - Лев Лопуховский

Фельдмаршал фон Бок, помня, что впереди еще маячит настоящая русская зима, подгоняет своих подчиненных. 21 октября он телеграфирует командующим 2-й танковой, 4-й и 9-й полевыми армиями:

«До наступления морозов не приходится рассчитывать на хорошую погоду.

В связи с этим я приказываю:

В тех районах, где в настоящее время продвижение танковых и моторизованных дивизий, вследствие плохого состояния дорог или нехватки горючего, невозможно, оставить с машинами только тот персонал, который необходим для ухода за ними и охраны.

Весь офицерский и рядовой состав свести в смешанные пехотные соединения и обеспечить эти соединения необходимым количеством артиллерии, тяжелого оружия, а также подразделениями снабжения и повозками на конной тяге.

Соединения, сформированные по этому принципу, немедленно направить на фронт для участия в боевых действиях…

В такой момент, когда дорог каждый час для развития нашего наступления, недопустимо, чтобы огромное количество хорошо обученных солдат и офицеров бездействовало за линией фронта»[348].

В связи с усилившейся распутицей действия соединений противника стали еще больше привязаны к относительно хорошим дорогам, которые и нужно было перекрывать в первую очередь. И наше командование, организуя оборону, учитывало проходимость дорог и прилегающей к ним местности. Выполнению задачи по замедлению темпов наступления вражеских войск и срыву их снабжения способствовало то, что соединения и части, отрезанные от своих войск, продолжали действовать в тылу противника, задерживая подход его резервов. Советское командование стало более реально подходить к оценке боевых возможностей своих войск. В отличие от Конева, который запрещал командармам даже думать об отходе, Жуков не боялся брать ответственность за трудные решения на себя. Так, 19 октября, учитывая создавшуюся обстановку, он представил Ставке план отхода войск Западного фронта с Можайской линии на рубеж, подготовленный по линии Клин, Истра, Жаворонки, Кр. Пахра, Серпухов, Алексин на случай невозможности сдерживания противника на занимаемом рубеже. Ставка в этот же день в 19.50 утвердила этот план, лишь оговорив, что начало отвода войск с Можайской линии обороны — с ее особого разрешения.

Немцы заметили изменения в тактике действий русских войск. Выдержка из оперсводки ОКХ № 129 от 22.10.1941:

«Высшее русское командование, учитывая слабость своих сил, видимо, отказалось от прежнего способа ведения активной обороны. Теперь оно придает большее значение тому, чтобы сохранить зимой свои общевойсковые соединения, на базе которых весною будет сформирована новая сухопутная армия. Может быть, Сталин как Верховный Главнокомандующий снял со своих постов инициаторов прежней тактики, а возможно и совсем их устранил. <…> О Тимошенко и Ворошилове уже более четырех недель нет никаких сведений»[349].

В результате октябрьских боев наступление немцев на Москву потерпело провал. Противник был вынужден приостановить наступление на линии Селижарово, Калинин, восточнее Волоколамска, по рекам Нара и Ока до Алексина. От центра Москвы до Волоколамска было около 110 км, до Наро-Фоминска — 80 км, до Серпухова — 100 км. На западном направлении на некоторое время наступило относительное затишье.

Согласно оценке орготдела Генштаба сухопутных сил от 6 ноября 1941 г., немецкие пехотные дивизии на Востоке имели 65 % своей начальной боеспособности, а танковые — примерно 35 %. К тому времени немцы уже безвозвратно потеряли более 2250 своих танков — свыше двух третей их первоначальной численности [34]. А зима приближалась. Бывший начальник штаба 4-й армии генерал Г. Блюментрит вспоминал, что они с «удивлением и разочарованием обнаружили в октябре и начале ноября, что разгромленные русские вовсе не перестали существовать как военная сила… Мы не верили, что обстановка могла так сильно измениться после наших решающих побед, когда столица, казалось, почти была в наших руках» [73].

Упорное сопротивление советских войск вызвало разногласия в среде высшего командования вермахта: одни считали необходимым закрепиться на достигнутых рубежах, чтобы потом продолжить операцию, другие требовали продолжать наступление.

Перейти к обороне, хотя бы и временно? Это означало дать Советскому Союзу передышку, который, используя свои неисчислимые (по сравнению с Германией) человеческие и материальные ресурсы и увеличившуюся помощь союзников, за зиму значительно укрепит свои силы. Этот вариант всерьез даже не рассматривался. Тем более что гитлеровские войска не были готовы к действиям в зимних условиях. «Из всех высших войсковых командиров только командующий группой армий „Центр“ решительно высказался за продолжение наступления на Москву: он надеялся сломить последнее сопротивление русских. Главное командование сухопутных сил также не хотело отказываться от последней попытки довести операцию до конца» [73].

По поводу конкретных наступательных планов также возникли разногласия. Гитлер, по-прежнему считавший, что у группы армий «Центр» достаточно сил, чтобы захватить Москву, не согласился с предложенным планом, и поставил задачу фон Боку на окружение и захват Москвы до наступления зимы. Командующий группой армий «Центр» 30 октября подписал приказ на продолжение наступления, замысел которого заключался в том, чтобы двумя подвижными группировками нанести удары по флангам Западного фронта, обойти Москву с севера и юга и замкнуть кольцо окружения восточнее нее. 2-я танковая армия должна была охватить Москву с юга и юго-востока, 3-я и 4-я танковые группы — с севера и северо-востока, 4-я полевая армия — вести фронтальное наступление. Фланги ударных группировок должны были обеспечивать: 2-я полевая армия — с юга, 9-я — с севера. Крайний срок готовности к началу наступления — 15 ноября. К этому времени фон Бок рассчитывал провести необходимую перегруппировку войск, решить проблемы с их снабжением, чтобы, используя наступившие морозы, совершить последний бросок к Москве.

С 15 ноября противник возобновил наступление.

В ходе боев на втором этапе оборонительной операции уже на ближайших подступах к столице не раз возникали критические моменты. После прорыва немцев на стыке 30-й армии (с 17 ноября она была возвращена в состав Западного фронта) с 16-й противнику удалось захватить переправы в районе Волжского водохранилища. По словам Жукова, в это время ему позвонил И.В. Сталин и спросил:

«— Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю вас это с болью в душе. Говорите честно, как коммунист.

— Москву, безусловно, удержим. Но нужно еще не менее двух армий и хотя бы двести танков.

— Это неплохо, что у вас такая уверенность, — сказал И.В. Сталин. — Позвоните в Генштаб и договоритесь, куда сосредоточить две резервные армии, которые вы просите. Они будут готовы в конце ноября, но танков пока мы дать не сможем» [64]. Позднее Г. К. Жуков на вопрос писателя Константина Симонова, была ли уверенность, что Москву не сдадут, ответил: «Полной уверенности не было».

Характерный эпизод. На наро-фоминском направлении в результате прорыва 1 декабря к Апрелевке немцы оказались всего в 11–13 км от штаба Западного фронта в Перхушково (8 км западнее Одинцово). Встал вопрос о переносе командного пункта фронта в другое место. В частных разговорах Жуков упоминал о возникшей угрозе его штабу. Однако в мемуарах об этом не было сказано ни слова. Но шаги в отношении перемещения командного пункта на восток, не без ведома Жукова, предпринимались. Это подтверждают и Штеменко, и Василевский.

А.Е. Голованов, находившийся в один из этих тревожных дней в кабинете Сталина, стал свидетелем знаменательного разговора:

«Шло обсуждение дальнейшего боевого применения дивизии. Раздался телефонный звонок. Сталин, не торопясь, подошел к аппарату и поднял трубку. При разговоре он никогда не держал трубку близко к уху, а держал ее на расстоянии, так как громкость звука в аппарате была усиленная. Находящийся неподалеку человек свободно слышал разговор. Звонил корпусной комиссар Степанов — член Военного совета ВВС. Он доложил Сталину, что находится в Перхушково (здесь, немного западнее Москвы, находился штаб Западного фронта).

— Ну, как у вас там дела? — спросил Сталин.

— Командование ставит вопрос, что штаб фронта очень близок от переднего края обороны. Нужно штаб фронта вывести на восток за Москву, а КП организовать на восточной окраине Москвы!

Воцарилось довольно длительное молчание…

— Товарищ Степанов, спросите товарищей — лопаты у них есть? — спросил спокойно Сталин.

— Сейчас… — вновь последовала долгая пауза. — А какие лопаты, товарищ Сталин?

— Все равно какие.

— Сейчас… — Довольно быстро Степанов доложил: — Лопаты, товарищ Сталин, есть!