Воспоминания жены советского разведчика - Галина Александровна Курьянова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В основной своей массе американцы все толстые и даже ожиревшие. Ведь недаром именно из Америки пошла мода на различные для похудения. средства
На площади, не помню какой, но, видимо она не являлась исключением, мы поразились обилию старух, именно старух, а не стариков. Ухоженные, невозмутимые, они либо неторопливо гуляли в одиночку, парами, с собачками, либо сидели на раскладных стульчиках или немногочисленных удобных лавочках и усиленно ловили ультрафиолет. Сами старушки контрастны: или совсем сухопарые (таких меньше), либо совсем расплывшиеся. Волосы голубые, сиреневатые до глубокого фиолетового оттенка, розоватые или, в крайнем случае, белые – все с аккуратными укладками. В 1972 г. преобладали парики, которые тоже нужно укладывать, а не нахлобучивать как шапку-ушанку. Реснички, бровки (имеются ли они в наличии или нет) подкрашены, в крайнем случае, четко проведены в морщинках гримировальным карандашом по лбу, веки – тоже в цветных комочках. Одеты совсем не по старушечьи, не в темненькое, немаркенькое как у нас. Нет. Открытые платья-декольте ярких расцветок и пастельных тонов, брючки, шортики, полукофточки – современные топики. Представляете милый животик старушки, выглядывающий из-под топика? Зрелище не для слабонервных… Легкие туфельки на небольших каблучках или сандалеты, очень удобные. У старых леди на сухих подагрических или венозных ногах очень «элегантно» смотрятся шортики, бриджики или обтягивающие эластичные брючки. Некоторые детали туалета иногда могут выглядеть неуместно и даже неэстетично, но удивительно поражает общее впечатление умиротворенности, спокойствия и… безразличия. Степенные или, наоборот, экзальтированные как истинные американцы, они обладают одной общей чертой – уверенностью в себе и завтрашнем дне. Это и есть атмосфера благополучия и достойной старости. Недаром больше всего туристов пожилого возраста относится именно к американским гражданам. «Мы славно потрудились и славно отдохнем!»
Негритянское население ведет себя крайне раскованно и даже нагло. Величать себя неграми они запретили (не понимаю, что здесь зазорного! Черная раса, белая, желтая, красная… Ну и что?), велят называть себя афроамериканцами и ничуть не испытывают никаких душевных мук типа дискриминации. Наоборот, такое впечатление, что дискриминируется белое население, т.е. апартеид наоборот.
Я обратила внимание, что если по улице стремительно идет цветной (по-моему, это нелепое название «цветной»! В крапинку-ромбик-полосочку что ли? Ну, просто черный! Нет! Цветной!), то сторонится или просто шарахается в сторону белый. Если не уступишь дорогу, то тебя снесут как бульдозером. И не вздумай возмущаться – в лучшем случае обвинят в расизме, в худшем – тут же соберется толпа лиц негритянской национальности и тогда уж, мама дорогая! Они тебе припомнят рабство, суд Линча, угнетение – мало не покажется!
Так мне навстречу целеустремленно двигалась, как парусный фрегат в бурю, толстая негритянка в просторных одеждах, повторяющих цвета американского флага. Я благоразумно, чисто интуитивно, потеснилась в сторону и правильно сделала, потому что за спиной охнула женщина, которая вовремя не свернула с пути и, которой то ли основательно отдавили ногу, то ли двинули под микитки. А сейчас, обратите внимание, в американских кинофильмах все чаще и чаще стали появляться герои – сообразительные и находчивые цветные боссы: начальники полиции, губернаторы, конгрессмены, даже президенты и туповатые белые подчиненные, которых надо еще учить и учить.
Так что с чувством достоинства у афроамериканцев не слабо: «угнетенная нация» заряжена на идею выжить. И выживут. Еще нас переживут, Господи помилуй, спаси и сохрани! Пусть все расы живут, лишь бы не выясняли драками, какая из них умнее и лучше!
Как обычно, детям купили игрушки и обновы. Аленке уже не помню что, наверное, что-нибудь практичное для школы и жизни у тети «в Терьме», на два года без родителей – нужно ничего не упустить, не забыть. Люке решили купить мягкую игрушку-лягушку, хотя лично она присмотрела пушистую коалу, очаровательного австралийского медвежонка.
Чисто из прагматических соображений я решила, что игрушка, как обычно, скоро надоест, а мягкая лягушка будет еще служить подушечкой на диване, т.е. обыкновенное функциональное использование вещей как в Японии. Но не тут-то было. Мы не в Японии. И Люка не японский воспитанный и спокойный ребенок. Она тут же начала канючить: «Хочу каалу, хочу каалу, купите каалу!” В то же время, прижимая к себе и лягушечку, что не давало возможности обмена, а на это предупредительные американские продавцы, готовые что угодно «впендюрить» покупателю, были благожелательно настроены хоть сию минуту. «Хочу калу»”, – плаксиво тянула она, однако предусмотрительно вцепилась и в лягушенцию. Выводим из универмага – уже слезы градом, глаза зажмурены, рот раззявлен: “Хочу каалу-у-у-у!”
Ах, ах, ах, ребенок нервничает! Папа, именно наш строгий железобетонный папа, возвращается в магазин и покупает коалу-у-у-у. Вот такие пироги… Зато лететь в самолете с новыми игрушками было гораздо проще. Ими играла не только четырехлетняя Люка, но будущая пятиклассница Алена.
Несмотря на все предупреждения об осмотрительности и осторожности в Нью-Йорке, он мне показался спокойным и ухоженным городом.
Затурканные правилами, ограничениями, запретами, каким-то постоянным гипотетическим долгом перед партией и правительством, советские люди сначала видели внешнюю сторону поведения и общения западных людей: свободное озвучивание своего мнения (пусть оно никого и не всколыхнет), достойная оплата за труд, общительность и коммуникабельность (иногда навязчивая), желание помочь (но только не деньгами, это уж нет, извините, это – святое), магазины на любой вкус и кошелек. Потом понимали, особенно те, кто жил там подольше или постоянно, что никакого парадиза и манны небесной в западных городах и странах не имеется. Мы разговаривали с дипломатами и внешторговцами, которые побывали в Америке и Европе, да и сами уже худо-бедно пообтесались в западном мире.
Есть свобода жить и свобода умирать, есть такие же
