Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы - Айзек Азимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тема, объединяющая четыре пьесы (начиная с «Ричарда II»), достигает своего апогея. Если над Плантагенетами продолжает тяготеть проклятие, которое последовало за убийством Томаса Глостера (см. в гл. 6: «…Герцог Норфольк), то армия Генриха будет уничтожена, сам он погибнет, и это станет последним ударом. В Англии снова вспыхнет гражданская война. Воспользовавшись хаосом, французы, стремящиеся отомстить, вторгнутся в страну и завоюют ее — иными словами, сделают то, что сейчас пытается сделать сам Генрих.
Но даже если армия Генриха одержит победу, будет ли это означать, что смерть Томаса Глостера наконец искуплена и Англия прощена?
Торжественное перезахоронение останков Ричарда, оплакивание его праха, покаяние и (как подробно описывает Генрих) благотворительные мероприятия в его честь могли быть проявлением искреннего сожаления; есть все причины предполагать, что Генрих любил Ричарда II скорбел о его судьбе. Возможно, он пытался таким образом умилостивить Небеса. Кроме того, это было разумной политикой. Публичное покаяние могло убедить английский народ, боявшийся, что Генриха накажет Бог, и помешать воинственным баронам воспользоваться отсутствием короля и, используя в своих целях призрак Ричарда, поднять новый мятеж.
«…Тысяч шестьдесят»Наступил рассвет. Войска заняли позиции. Шансы неравны. Уэстморленд говорит о французах:
Их будет тысяч шестьдесят бойцов.
Акт IV, сцена 3, строка 3А Эксетер отвечает:
Да, по пяти на одного — и свежих.
Акт IV, сцена 3, строка 4Иными словами, двенадцати тысячам англичан, измученных тяжелым маршем, противостоят шестьдесят тысяч отдохнувших французов. Возможно, эти данные преувеличены (в некоторых английских источниках соотношение вообще оценивается как десять к одному), но, по самой минимальной оценке, у французов было тройное превосходство, что тоже немало.
«…Мой Солсбери!»На сцене впервые появляется некий английский лорд. Он произносит смелую речь и уходит к своему отряду, после чего Бедфорд говорит:
Прощай, мой Солсбери! Желаю счастья.
Акт IV, сцена 3, строка 11Речь идет о Томасе Монтекьюте, четвертом графе Солсбери. Он сын того самого Джона Солсбери, который пытался собрать в Уэльсе армию для Ричарда II (см. в гл. 6: «Милорд, мы ожидали десять суток…») и был до конца предан своему королю.
Солсбери — старший был видным лоллардом (см. в гл. 7: «Ну, Хэл…») и в 1400 г. погиб, растерзанный толпой католиков. Теперь Солсбери-младший преданно служит сыну человека, с которым воевал его отец, и королю, уничтожившему лоллардизм. Назовем это патриотизмом.
«…День святого Криспиана»Входит король и успевает услышать слова Уэстморленда, жалеющего, что часть армии осталась в Англии; ее присутствие позволило бы немного улучшить соотношение сил. После этого Генрих произносит прекрасный монолог, доказывая, что солдат должно быть не больше, а меньше. Если их ждет поражение, то потеря не нанесет Англии особого вреда, а если они победят при значительном меньшинстве, то тем больше славы выпадет на долю их страны. Он говорит:
Но, если грех великий — жаждать славы,
Я самый грешный из людей на свете.
Акт IV, сцена 3, строки 28–29Тут Генрих играет роль Хотспера (см. в гл. 7: «Для стяжанья славы…»), но делает это с большей осмотрительностью и терпением.
Король продолжает:
Сегодня День святого Криспиана…
Акт IV, сцена 3, строка 40Согласно легенде, возникшей не позднее VIII в. н. э., в Риме жили два брата-христианина, Криспин и Криспиан. Во время преследований христиан при римском императоре Диоклетиане братья бежали в Суассон на территории Галлии (ныне Франции) и зарабатывали себе на жизнь шитьем обуви. Но в 286 г. их схватили и обезглавили; видимо, это случилось 25 октября, потому что именно в этот день отмечают их память. Отсюда следует, что битва при Азенкуре состоялась 25 октября 1415 г.
«О горсточке счастливцев…»Далее Генрих предсказывает, что все участники этой битвы будут с гордостью вспоминать о ней до конца своих дней, и заканчивает монолог проникновенными словами:
С ним сохранится память и о нас —
О нас, о горсточке счастливцев, братьев.
Тот, кто сегодня кровь со мной прольет,
Мне станет братом; как бы ни был низок,
Его облагородит этот день;
И проклянут свою судьбу дворяне,
Что в этот день не с нами, а в кровати:
Язык прикусят, лишь заговорит
Соратник наш в бою в Криспинов день.
Акт IV, сцена 3, строки 60–67Неужели Генрих действительно был настолько уверен, что в этом неравном бою англичане победят? Или этот монолог сочинил человек, заранее знавший результат сражения? Речь Генриха Шекспир не выдумал (просто гениально улучшил стиль); она изложена у Холиншеда. Однако Холиншед и сам писал о битве, уже зная, чем она закончилась.
С другой стороны, все указывает на то, то Генрих V действительно был талантливым полководцем. На рассвете он тщательно изучил поле боя, оценил силы французов и составил план сражения. Возможно, король действительно считал, что у него есть хорошие шансы на успех. Если так, то (как нам вскоре предстоит убедиться) он не ошибся.
«…Шкуру льва»Главный герольд Франции прибывает снова и предлагает англичанам сдаться. С точки зрения французов, только так Генрих сможет сохранить жизнь. Король спокойно, но гордо отвечает, что сначала нужно одержать победу, а уже потом решать, что делать с разбитыми англичанами. Он говорит:
Был человек: он продал шкуру льва
Еще живого — и убит был зверем.
Акт IV, сцена 3, строки 93–94Это цитата из Библии. Именно так израильский царь Ахав, очутившийся в подобной ситуации, ответил на требование сирийцев сдаться: «…скажите: пусть не хвалится подпоясывающийся, как распоясывающийся» (3 Цар., 20: И).
Далее Генрих говорит, что его убитые солдаты будут мстить французам и после смерти. Говоря о будущих трупах англичан, он пророчит:
…солнце их пригреет
И вознесет их доблесть к небесам,
Останки ж их отравят воздух ваш
И разнесут по Франции чуму.
Акт IV, сцена 3, строки 100–103Слышать такие ужасные слова от короля-рыцаря крайне неприятно; можно догадаться, что Шекспир вновь выражает свое отвращение к войне и ее ужасам.
«…Поручить передовой отряд»К королю устремляется герцог Йоркский и говорит:
О государь, молю вас
Мне поручить передовой отряд.
Акт IV, сцена 3, строки 130–131Это тот самый Омерль, друг покойного Ричарда II; пятнадцать лет назад он участвовал в заговоре против Генриха IV. Всего несколько месяцев назад его младший брат граф Кембридж устроил заговор против самого Генриха V и был за это повешен.
Возможно, герцог Йоркский делает этот благородный жест, стремясь искупить как собственные былые грехи, так и грехи брата и не попасть в опалу.
«…Обоих повесили»Битва начинается комической сценой между хвастуном Пистолем и испуганным французским пленником. Пистоль требует выкуп, но оба не знают языка друг друга, а потому ничего не понимают.
Мальчик (бывший паж Фальстафа) вынужден взять на себя роль переводчика. Конечно, в это время он уже не может быть мальчиком. Он стал пажом Фальстафа сразу после битвы при Шрусбери, которая состоялась в 1403 г., а сейчас идет 1415–й. Если мальчику, сопровождавшему Фальстафа в начале второй части «Генриха IV», тогда было восемь лет, то сейчас ему двадцать.
Однако Шекспира не интересует хронология; у него мальчик еще недостаточно вырос, чтобы принимать участие в боевых действиях. Здесь ему лет двенадцать-тринадцать.
Наконец француз понимает, что от него требуется, и уходит вместе с Пистолем. Оставшийся в одиночестве Мальчик презрительно говорит о Пистоле:
Бардольф и Ним были в десять раз храбрее этого рыкающего дьявола из старинной комедии, — которому, однако, всякий может обрезать когти деревянным кинжалом, — а все-таки их обоих повесили. Да и с ним, наверно, то же случится, если у него хватит храбрости что-нибудь стибрить.
Акт IV, сцена 4, строки 72–77Мы уже знаем, что Бардольфа повесили за кражу распятия, но впервые слышим, что Нима повесили тоже. Можно догадаться, что это было наказанием за дезертирство.
Затем Мальчик говорит, что его, как и остальных подростков, отрядили охранять обоз, потому что все взрослые мужчины отправлены в строй; англичан слишком мало, чтобы способные носить оружие занимались второстепенными делами.
