Новеллы - Эрнст Гофман

— Ишь ты, какие нынче люди пошли, особливо если это коммерции советники, — очень спокойно ответил золотых дел мастер. — Как раз тех, кто желает им добра, кто от всего сердца открывает им объятия, как раз тех они гонят вон. Вы, любезный коммерции советник, бедный, несчастный, достойный всяческого сожаления человек; я пришел, нет, прибежал сюда темной ночью, чтобы посоветовать вам, как, если это еще не поздно, отвести смертельный удар, готовый вот-вот поразить вас, а вы…

— О господи! — воскликнул коммерции советник вне себя от страха. — О господи! Уж, конечно, кто-нибудь опять объявил себя банкротом в Гамбурге, Бремене или Лондоне, что грозит мне полным разорением; о я несчастный, пострадавший коммерции советник… только этого еще не хватало…

— Нет, — оборвал золотых дел мастер фосвинкелевское оханье, — нет, речь идет о другом. Итак, вы решительно отказываетесь выдать Альбертину за молодого Эдмунда Лезена?

— Глупые шутки шутить изволите! — огрызнулся коммерции советник. — Чтобы я отдал дочь за этого жалкого маляра!

— Однако он очень неплохо написал вас и Альбертину, — заметил золотых дел мастер.

— Вот это недурно придумано, купить мою дочь за две цветные картинки. Я вернул ему оба портрета.

— Если вы откажете Эдмунду, он отомстит, — не унимался Леонгард.

— Хотел бы я знать, — возразил коммерции советник, — какую месть замышляет этот жалкий щенок против коммерции советника Мельхиора Фосвинкеля.

— Сию минуту удовлетворю ваше любопытство, мой неустрашимый господин коммерции советник, — ответил золотых дел мастер. — В данную минуту Эдмунд как раз занят тем, что приводит в подобающий вид вашу любезную физиономию. Веселое улыбающееся лицо он превратит в хмурое и мрачное, со сдвинутыми бровями, уныло глядящими глазами, горько опущенными углами рта. Он подчеркнет морщины на лбу и щеках, не преминет при помощи соответствующей краски обозначить седину, которую скрывала пудра. Радостную новость о лотерейном выигрыше он заменит в письме, полученном вами вчера, в высшей степени огорчительным известием о банкротстве банкирского дома Кэмпбелл и К° в Лондоне, а на конверте выведет: «Неудавшемуся господину муниципальному советнику», — ведь ему известно, что вы полгода тому назад домогались пройти в муниципальные советники; из разорванного жилетного кармана будут вываливаться дукаты, талеры и ассигнации, символизируя убыток, который вы потерпели. В таком виде портрет будет вывешен у торговца картинами, что около здания банка на Егерштрассе.

— Проклятый негодяй! Это ему не удастся! — завопил коммерции советник. — Я обращусь к полиции, к правосудию!

— Достаточно, чтобы за четверть часа эту картину посмотрели пятьдесят человек, — спокойно сказал золотых дел мастер, — и весть о ней разнесется по всему городу, да еще со всякими добавлениями, на которые не поскупятся досужие остряки. Все те глупости, все нелепости, что рассказывались и сейчас еще рассказываются о вас, будут расцвечены новыми яркими красками, и, кого бы вы ни повстречали, всякий расхохочется вам в лицо, а что хуже всего, непрестанные разговоры об ущербе, нанесенном вам банкротством Кэмпбелла, подорвут ваш кредит.

— О господи! — возопил коммерции советник. — О господи! Злодей, он должен отдать мне портрет, отдать завтра же, с самого утра.

— Ну, а если он даже это сделает, в чем я очень сомневаюсь, разве это вам поможет? — сказал ювелир. — Он выгравирует на меди вашу драгоценную особу в том виде, как я вам только что изложил, сделает сотни оттисков, сам раскрасит их con amore[269] и разошлет по всему свету: в Гамбург, Бремен, Любек, Штеттин, даже в Лондон…

— Довольно, довольно, — прервал Леонгарда коммерции советник. — Ступайте к этому злодею, предложите ему пятьдесят, нет… сто талеров, и пусть он откажется от затеи с моим портретом…

— Ха-ха-ха! — расхохотался золотых дел мастер. — Вы забываете, что Лезен в деньгах не нуждается: у него богатые родители, он внучатый племянник мадемуазель Лезен, проживающей на Брейтштрассе, а она уже давно отказала ему все свое состояние, а это не менее восьмидесяти тысяч талеров чистоганом.

— Что, что вы говорите, — пролепетал коммерции советник, побледнев от неожиданности, — восемьдесят тысяч… Послушайте, господин Леонгард, мне сдается, что моя дочурка по уши влюбилась в молодого Лезена, а я человек добрый… мягкосердечный отец… я не могу… не могу устоять против просьб… да и молодой человек мне нравится. Он замечательный художник… А что до искусства, так я, знаете, без памяти люблю живопись… У милого доброго Лезена столько качеств… восемьдесят тысяч… Так вот, знаете что, Леонгард, по доброте, исключительно по доброте сердца отдаю я этому милому юноше свою дочь!

— Гм, — гмыкнул золотых дел мастер. — Однако я должен рассказать вам нечто весьма любопытное. Я только что из Тиргартена. У самого пруда я наткнулся на вашего старого друга и школьного товарища, правителя канцелярии Тусмана, который, после того как Альбертина его отвергла, впал в безумное отчаяние и уже собирался прыгнуть в воду. С большим трудом удалось мне удержать его от осуществления этого ужасного замысла, убедив, что вы, добрый друг мой, коммерции советник, без сомнения сдержите данное вами слово и отеческими увещеваниями убедите Альбертину не отказывать ему в своей руке. Если этого не случится, если вы отдадите руку Альбертины молодому Лезену, можете не сомневаться, что ваш дорогой правитель канцелярии утопится в пруду. Подумайте, какие толки вызовет ужасное самоубийство такого почтенного человека! Всякий назовет вас, только вас, убийцей Тусмана и при встрече с вами с презрением отвернется. Никто уже не пригласит вас к обеду, а если вы пойдете в кофейню, чтобы узнать, что нового на свете, вас вытолкают за дверь, спустят с лестницы! Мало того: вашего друга очень ценит его начальство, слава о нем как о дельном чиновнике проникла во все канцелярии. И если вы доведете несчастного Тусмана до самоубийства вашими колебаниями, непостоянством и фальшью, то уж, поверьте мне, ни один тайный советник посольства, ни один тайный обер-финансдиректор не откроет вам двери своего дома, а уж о настоящих тайных советниках и говорить нечего. Ни одно ведомство, до которого у вас будет нужда, не займется вашими делами. Заурядные коммерции советники будут поносить вас, экспедиторы преследовать смертоносным оружием, а канцелярские рассыльные при встрече с вами глубже надвинут шляпу. Вы лишитесь чина коммерции советника, на вас посыплются удар за ударом, вы утратите кредит, потеряете состояние, дела пойдут все хуже и хуже, вас ждут общее презрение, нищета и беды…

— Замолчите! — крикнул коммерции советник. — Не истязайте меня! Кто бы мог подумать, что правитель, в его лета, окажется таким влюбчивым павианом! Однако вы правы. Будь что будет, но я обязан сдержать данное правителю слово, не то мне грозит полное разорение. Да, решено. Правитель канцелярии получит в жены Альбертину.

— Вы забыли о сватовстве барона Дюммерля, — сказал золотых дел мастер. — Вы забыли ужасное проклятие старого Манассии! В нем, в случае отказа его племяннику, вы наживете опасного врага. Манассия будет пакостить вам во всех ваших начинаниях. Он ни перед чем не постоит, только бы подорвать ваш кредит, он воспользуется всяким удобным случаем, чтобы повредить вам, не успокоится, пока не доведет вас до позора и поношения, пока Далее, которого он своим проклятием навязал вам на шею, не посетит ваш дом. Короче говоря, кому бы из трех искателей вы ни отдали Альбертину, все равно вы неминуемо попадете в беду, вот потому-то я и назвал вас давеча бедным, заслуживающим всяческого сожаления человеком.

Коммерции советник как безумный заметался по комнате, все время повторяя:

— Я пропал, я несчастный человек, я разорившийся дотла коммерции советник. Не было печали, так вот, нате же, теперь с дочкой никак не соображу. Черт бы их всех побрал: и Лезена, и барона, да и моего милого правителя в придачу.

— Ну, ну, есть еще средство выручить вас из всех затруднений, — заговорил золотых дел мастер.

— Какое же? — спросил коммерции советник, сразу остановившись и тупо глядя на Леонгарда. — Какое? Я на все согласен.

— Видели вы на сцене «Венецианского купца»? — спросил золотых дел мастер.

— Это та пьеса, где господин Девриент[270] играет кровожадного еврея по имени Шейлок, которого потянуло на свежее купеческое мясо[271],— ответил коммерции советник. — Ну, конечно, видел. Шутки сейчас неуместны…

— Если вы знаете «Венецианского купца», — продолжал золотых дел мастер, — то, вероятно, помните, что там есть некая богатая девица по имени Порция, отец которой завещал ее в жены тому, кто выиграет ее в своеобразной лотерее: женихи должны по собственному выбору открыть один из предложенных им трех ларцов. Порция станет женою того, у кого в ларце окажется ее портрет. Вот и вы, коммерции советник, поступите так же, пусть воля живого отца уподобится воле покойного. Скажите трем искателям Альбертининой руки, что вы полагаетесь на случай, ибо вам все трое равно по вкусу. Женихам будут предложены на выбор три ларчика, и Альбертина станет невестой того, кому достанется ее портрет.