Змей на лезвии - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спешно послали за Дагни. Прибежав вслед за нею в грид, Правена из уголка с любопытством наблюдала за долгим обрядом встречи: каждому из гостей Дагни и Анунд подносили по лепешке с куском козьего сыра, подавали чашу пива, и хотя от лепешки меряне откусывали только раз (чашу выпивали до дна), на угощение всякого по отдельности требовалось немало времени. При этом обменивались приветствиями по-мерянски. Сначала Правена дивилась про себя, как хорошо Анунд и его сестра знают язык и обычаи мери, а потом вспомнила: это их обычаи, ведь они родились здесь. И их мать, Арнэйд, и дед по матери, Даг, тоже родились здесь, в их жилах течет кровь мерянских бабок и прабабок. Помня язык, обычаи и предания северных предков, мерянские русы поколение за поколением все глубже пускали корни в эту землю…
Судя по всему, гости были важные и их посещение для Анунда много значило. Но вот наконец все расселись и приступили к делу. Говорить начал Енгур – самый старый из кугыжей, седой, с согнутой спиной, а глубокие глаза его из-за морщин казались щелочками.
– С друзьями своими посоветовавшись, мы, серебряное олово растопивши, тот ленгеж[52] наполнивши, большой непочатый хлеб взявши, ссучивши большую серебряную свечу, взяли большой дым[53], да большого с серебряными рогами быка поймавши, с друзьями своими пошли в рощу богов, – с важностью рассказывал он, а его товарищи кивали. – По прибытии в рощу поставили большие лавки, на лавки положивши непочатый хлеб, поставивши полный ленгеж пива, зажегши большую серебряную свечу, большой кол воткнувши, большой котел повесили. По установке всего полного, непочатого, с друзьями своими посоветовавшись, с серебряными рогами большого быка поймавши, в рощу привели…
Анунд величаво кивал, выражая одобрение. Кугыжи так подробно рассказывали ему обо всех своих действиях, чтобы он знал – все было сделано нужным порядком, без отступлений, и полученный итог заслуживает уважения и доверия.
– Большой белый платок расстеливши, – рассказав о принесении жертвы, Енгур перешел прямо к делу, – сорок один серебряный камень разложили по девяти гнездам: «дорога», «голова», «совет», «женщина», «сердце», «мужчина», «помеха», «нога», «дом», – стали мы задавать вопросы Мужед Кувы-Кугыжу[54]. Спрашивали мы – будет ли нам добро от того ребенка, что стал главным паном[55] в Рушмаа[56]? Четное число серебряных камней выпало нам. Спросили мы: будет ли нам зло от того ребенка? Нечетное число серебряных камней выпало нам. Спросили мы: о Поро Кугу Юмо, о Мужед Кувы-Кугыж, можно ли избежать несчастья? Нечетное число камней выпало нам…
Как положено, гадатели делали расклад трижды, и каждый раз получали одно и то же: новый князь русов принесет Мерямаа новую неволю.
– Трижды вопрошали мы Мужед Кувы-Кугыжа, – заговорил другой старейшина, Кынакай, когда Енгур утомился. – Способа избежать беды искали мы, с друзьями совет держали. И вот что решили мы…
– Родич твой дальний, что приехал из Рушмаа с друзьями своими, должен остаться в Арки-Вареже заложником, чтобы избежать беды могли мы, – объявил еще один старейшина, Орташ. – Великие добрые боги к нам в дом его привели. Он родич тому новому пану. Пусть живет у нас, пока не поклянется тот новый пан не чинить вреда и обиды Мерямаа, не посягать на волю нашу, не требовать дани и жить в дружбе с Мерямаа.
Правена, уже давно соскучившись, перестала слушать длинные речи – все равно она не понимала ни слова. Смысл их стал ей ясен только вечером, когда кугыжи ушли, а Анунд, поразмыслив, передал услышанное Беру.
– Но постой… – Бер в изумлении отложил нож, которым резал мясо. – Пока не поклянется… для этого ему сначала нужно вырасти. Кто же берет клятвы с ребенка, который едва свое имя в силах выговорить! До тех пор пройдет лет десять, не меньше! Не хотят же твои кумыжи… твои хёвдинги, чтобы я сидел здесь десять лет!
– Они именно этого и хотят, – с сочувственным видом кивнул Анунд.
– Но как это возможно? Десять лет ты будешь ни за что держать меня в плену? – От возмущения Бер даже встал.
– Зачем называть это пленом? Ты поживешь у меня в гостях…
– Десять лет? Да обо мне все в Хольмгарде забудут, будут считать, что я умер, и от такого заложника вам не будет никакого толку!
– Успокойся, я все обдумал. – Анунд протянул к нему открытую ладонь. – Нужно, чтобы из Хольмгарда ко мне прислали посольство и оно подтвердило и на Роге Фрейра принесло клятву, что новый конунг не будет посягать на нашу волю и требовать дани. Пока этого не сделано, я не могу тебя отпустить, даже если сам захочу. Мне приходится считаться с кугыжами, за ними стоит вся Мерямаа. Ты должен это понимать.
– Это я понимаю, – с досадой ответил Бер, знавший, как важно для владык Хольмгарда иметь мир и согласие со словенскими старейшинами. – Но кто сможет дать такую клятву? От чего имени? От имени двухлетнего дитяти?
– Мы же говорили с тобой – в чьих руках будет власть?
– Откуда мне знать! Сванхейд…
– Пусть Сванхейд даст клятву от своего имени. И от всех тех старейшин, кто имеет в Хольмгарде вес. И когда это произойдет, ты получишь свободу, и мои кугыжи останутся довольны.
– Да Ящер им в брюхо, троллевым выродкам!
Бер довольно редко так злился, чтобы браниться, но сейчас все известные ему слова из дружинного обихода казались недостаточно сильными.
Ради такого важного случая Анунд разрешил вновь позвать в город Алдана: не в силах собраться с мыслями, от старшего товарища Бер ждал толкового совета. Услышав, чего хотят старики – их торжественное шествие в город спутники Бера сами наблюдали вчера, – Алдан тоже помянул ётунову мать.
– И что – ты собираешься послать такое посольство? – спросил Алдан у конунга.
– Я? – Анунд удивился. – Я никого не буду посылать. Чтобы моих людей там взяли…
– И лишили свободы, как ты – меня, – с ядовитой горечью подхватил Бер.
– Кугу Юмо, так все и будет! Ваши люди возьмут в заложники моих людей. Нет, пусть Сванхейд пришлет посольство сама.
– Но как она узнает, что это нужно сделать? Погадает на больших серебряных камнях?
– Мы передадим
