Черная вдова - Анатолий Безуглов

- Когда? - спросил следователь.

- Недели три назад, - подумав, ответила вахтерша. - Может, чуть раньше...

"Значит, числа двадцать пятого - двадцать седьмого октября", прикинул Чикуров и поинтересовался:

- А что он сказал насчет Сторожук, где она?

- Сказал, что Орыся в спецкомандировке... Да, - вдруг что-то вспомнила тетя Фаня. - Перед самым приездом профессора его очень настойчиво спрашивал один мужчина.

- Какой мужчина? - насторожился Чикуров.

- Я его раньше не видела. Выше среднего роста, лет под пятьдесят. Лицо интеллигентное. Несколько раз приходил, спрашивал Валерия Платоновича. Видимо, очень уж ему нужен был профессор. В тот день, когда Валерий Платонович вернулся с курорта, этот человек ждал его на улице. На дворе холодина, и я пригласила мужчину в подъезд. Буквально через полчаса подъехал Валерий Платонович. Но знаете, - тетя Фаня зачем-то понизила голос, - по-моему, профессору была не очень приятна эта встреча.

- Да? - заинтересовался следователь. - А почему вы так считаете?

- Валерий Платонович как-то растерялся, засуетился и, кажется, даже побледнел. Они поднялись на лифте, а приблизительно через час тот человек ушел. А профессора я увидела лишь через день. Почему-то в темных очках, и полоска пластыря на лбу. Он хотел прошмыгнуть мимо меня, но я спросила, что с ним такое? Валерий Платонович смутился, сказал, что поскользнулся на улице, упал. Я посочувствовала, но даю голову на отрез: он говорил неправду.

- Как это так?

- А вот так! Профессор не выходил из дому с того самого момента, как поднялся к себе с тем самым мужчиной!

- А вы не могли ошибиться?

- Я? Ошибиться? - Тетя Фаня посмотрела на следователя так, словно он подверг сомнению само ее существование. - Я дежурила эти двое суток. За себя и за Лидию Егоровну. А мимо меня и муха не пролетит незамеченной!

После описанных событий, по мнению верного стража кооператива, у Валерия Платоновича что-то произошло. Машина больше за ним не приезжала, сам он ходил озабоченный. А последние дней пять Скворцов-Шанявский и вовсе не появлялся.

- Уехал, что ли?

- Если он уезжал из Москвы, то всегда предупреждал: отлучаюсь, мол, в командировку. Или там на курорт.

- А может, вообще с квартиры съехал?

- Ну уж в таком случае наверняка бы сказал. Съехать не попрощавшись нет! Не такой Валерий Платонович человек, - решительно мотнула головой бдительная вахтерша. - Да и корреспонденция к нему идет и идет. Письма, газеты, журналы. Почтальонша жаловалась, что почтовый ящик забит до отказа, не вынимали давно.

- А что, если Скворцов-Шанявский болен и поэтому не выходит из квартиры? - высказал еще одно предположение следователь.

- Нету его дома, потому что второго дня им интересовался молодой человек.

- Какой молодой человек?

- Нерусский. Смуглый, чернявый. По-моему, из Средней Азии. Поднялся на лифте и очень скоро спустился. Все выпытывал, в Москве ли Валерий Платонович. Я сказала, что уже несколько дней, как его не видно. Молодой человек, по-моему, не поверил. И вообще был очень злой.

Поблагодарив вахтершу, Чикуров отпустил ее.

"Куда мог запропаститься профессор? - размышлял следователь. - Почему он врал тете Фане, что упал на улице? И что это за настойчивые посетители? Для чего сказал неправду, что Ореста Сторожук в спецкомандировке? Казалось бы, солидный человек..."

Игорь Андреевич потянулся к телефону, чтобы позвонить в райсобес и справиться, действительно ли у Скворцова-Шанявского персональная пенсия союзного значения, но вспомнил, что в Тушино он прописан временно и, значит, наводить справки надо по месту его постоянного жительства.

"Ладно, сначала забегу в ЖСК", - решил Чикуров.

Они отправились вместе с Зиятдиновым. Дом, наверное, был построен по индивидуальному проекту. Очень солидный, из красного кирпича, огромные окна, лоджии. Стоянка забита автомобилями, среди которых много "Волг", а также "Лад" и "Москвичей" новейших моделей.

Поднялись на шестой этаж. Чистота. На просторной лестничной площадке горшки с вьющимися растениями. Дверь в сорок третью квартиру была обита красной искусственной кожей. Из соседней квартиры доносилась громкая музыка - вездесущий рок-н-ролл.

Следователь нажал кнопку звонка, но, прозвенел тот или нет, слышно не было. Подождав с минуту, Игорь Андреевич снова позвонил. Эффект тот же.

- Ох, эти "металлисты"! - недобро покосился на соседнюю дверь Зиятдинов.

- Может, звонок не работает?

Участковый инспектор прижался ухом к двери, нажал кнопку.

- Вроде работает, - сказал он неуверенно.

И на всякий случай попробовал достучаться кулаком.

Однако после первого же удара дверь подалась внутрь. Зиятдинов и Чикуров переглянулись.

- Смотри-ка, не заперто, - удивился лейтенант.

Он толкнул дверь сильнее. Игорь Андреевич заглянул в полумрак квартиры и невольно отшатнулся.

Запах! Густой, смрадный, он вытекал из теплого жилища.

Превозмогая отвращение, Игорь Андреевич шагнул через порог. Зиятдинов, который тоже все понял, двинулся следом, зачем-то положив руку на кобуру пистолета.

Когда глаза обвыклись, следователь понял, что они находятся в просторном холле Чикуров открыл одну из дверей - пустая кухня. Другая дверь вела в большую комнату. В ней тоже никого не было. Холл переходил в коридорчик, заворачивающий коленом. В него смотрелись четыре двери. Комната. Еще одна, поменьше. И в них никого. Затем туалет. Дальше была, по всей видимости, ванная. Внизу под дверью светилась полоска.

Игорь Андреевич приоткрыл дверь.

Почему-то прежде всего бросился в глаза ряд красивых флаконов, стоящих на стеклянной полке возле зеркала во всю стену и освещенных ярким светильником.

А в ванне лежал человек.

Видны были лишь часть груди, плечи, шея и голова. Все остальное скрывала темно-бурая жидкость.

Заходить в ванную комнату следователь не стал.

- Товарищ лейтенант, срочно организуйте понятых, - скомандовал он, пожалев, что не сделал это раньше, до входа в квартиру.

- Слушаюсь! - по-военному ответил Зиятдинов и поспешил из квартиры.

Игорь Андреевич включил свет в холле. На журнальном столике стоял телефонный аппарат. Следователь набрал номер райуправления внутренних дел...

И закрутилась привычная для Чикурова машина. Подъехали работники милиции, судмедэксперт. Но им пришлось ждать, потому что участковый инспектор все уговаривал соседей быть понятыми: людей пугал покойник. С трудом согласились наконец женщина-врач и пожилой пенсионер.

Начали с фотографирования и осмотра трупа. У Скворцова-Шанявского (его сразу узнали понятые) были перерезаны вены на левой руке, что, по предварительному заключению судмедэксперта, явилось причиной смерти. Было обнаружено и орудие предполагаемого самоубийства - лезвие от безопасной бритвы "Жиллет".

Помимо резаной раны на запястье, у покойного на теле были замечены кровоподтеки в области груди, а также ссадины и царапины на обеих руках. На вопрос Чикурова, когда наступила смерть, судмедэксперт ответил, что не меньше чем четыре-пять дней назад.

"Ровно столько, по словам тети Фани, и не видели профессора", подумал следователь.

Он разрешил увезти труп в морг и приступил к осмотру квартиры. Обстановка была исключительно импортная и, скорее всего, куплена хозяином, то есть Митрошиным.

Скворцов-Шанявский, видать, был аккуратист. Все прибрано, все на своих местах. Посуда на кухне перемыта, продукты - фрукты, овощи, орехи, соки и прочее, говорящее о вегетарианском питании, - в идеальном порядке сложены в холодильнике. Дорогие костюмы, туфли, шерстяные вещи и другая одежда висели в спальне в шкафу. А на вешалке в холле находились пальто, дубленка и шапка-ушанка из темно-коричневой норки.

Если даже это было и убийство, чего пока нельзя было исключать, то, во всяком случае, не с целью ограбления.

Последним следователь осмотрел кабинет. На письменном столе бросились в глаза две бумажки. Одна - записка, адресованная покойному. "Валерий Платонович! Очень жаль, что не застал вас дома. Настоятельно прошу позвонить мне сразу, как только прочтете эту записку". Дальше указывался номер телефона, по которому следовало звонить, подпись - "А.Иркабаев" и число - 13 ноября.

"Пять дней назад, - отметил про себя Чикуров. - А послание-то какое! Ни тебе здравствуй, ни тебе до свидания... Интересно, кто этот Иркабаев?"

Другая бумажка была прижата к столешнице друзой горного хрусталя. Чикуров взял ее в руки.

"У меня два пути. Первый - смерть. Второй - тоже смерть и истязания. Я выбираю первый. Прости меня, господи!"

Дрожащие, пляшущие буквы, строки в конце сползают вниз.

Предсмертная записка.

Следователь показал ее понятым, занес это в протокол.

Помимо этих двух бумажек, на столе лежала стопка газетных вырезок. Чикуров пробежал их глазами. Вырезки были из газет, издающихся в разных городах: Новосибирск, Омск, Воркута, Архангельск, Тамбов... И тематика материалов, затронутая в них, касалась исключительно овощей, фруктов, находящихся (или отсутствующих) в продаже, об опыте хранения сельхозпродукции, о работе потребкооперации в этом направлении, и так далее, и тому подобное.