Операция «Светлана» - Михаил Постол

Даже в темноте было видно, какой широкой улыбкой расцвело добродушное лицо Димки.

22. ТАМ ТОЖЕ ДЕТИ

«Но, пан граф, согласитесь, техника убийства в Катыни — чисто немецкая». Скавронский шевельнулся в кресле, будто собираясь встать. Но только переложил руки на животе: «Пан говорит о немецкой технике истребления?» — «Да. Впрочем, вам фамилия Кристман знакома? Он сейчас возглавляет гестапо в Клагенфурте. А до этого — начальник зондеркоманды СС 10-а. В прошлом году в Краснодаре прошел судебный процесс. Вот там и заговорили об этой банде убийц. После процесса мы проследили путь «команды». В прошлом году она уже бесчинствовала в. Белоруссии. Потом ее следы ушли сюда, в Польшу. Хотите услышать, чем они занимались? В августе сорок второго уничтожили триста больных Краснодарской психбольницы». — «Психов?» — «Людей, пан граф! В октябре в душегубках. Вы знаете, что такое душегубки? Газенваген, автомобили смерти! Герметические кузова. Людей набивали туда, как селедок в бочку. Кузов закрывали, и машина трогалась. На определенном участке пути шофер включал рычаг, который подавал выхлопные газы в кузов…» — «Проше пана, давайте перейдем к другому разговору». — «Еще несколько слов. Так вот, в октябре сорок второго по приказу Кристмана в таких душегубках было уничтожено двести четырнадцать детей из детского дома в городе Ейске. А перед этим — сорок два больных ребенка в станице Усть-Лабинской. Они лежали на излечении в местной детской больнице. Когда немцы отступали из Краснодара, по приказу этого самого «доктора» Кристмана зондеркоманда заживо сожгла более трехсот арестованных. Прошлым летом, уже в Белоруссии, команда Кристмана уничтожила деревню Костюковичи. Сто пятьдесят ее жителей живыми бросили в колодцы. Там были женщины, дети да старики. Деревню сожгли. Дотла! Возможно, — продолжал Терлыч, — чужая боль не болит. И Краснодар далеко от Беловежа. Но Белосток-то рядом! Хорунжий Братковский рассказывал, как в июле сорок первого там были вывезены в лес и расстреляны две тысячи мирных жителей. Не солдат, не офицеров! Опять-таки женщины, дети, старики! Польша на себе испытала эту самую немецкую технику уничтожения. Сотни тысяч сограждан пана графа истреблены таким же способом, что и в Катыни. Печать Запада рассказывала про Освенцим, этот круг ада на польской земле. А Биркенау? Мы еще не знаем всей правды. Но когда освободят Освенцим и Биркенау… Кстати, разведчики Польши добыли копию приказа, который Гитлер в июне сорок второго направил в Варшаву Франку. Шефы пана графа не знакомили его с содержанием этого приказа? Фюрер Германии обязывал своего наместника в генерал-губернаторстве, речь шла о Польше, обеспечить проведение в течение ближайших восьми лет таких мер, которые привели бы к физическому уничтожению всех поляков. Пан граф, несомненно, знает, как весной прошлого года гестапо ликвидировало Варшавское гетто. Разве не та же техника, что и в Катыни?»

Алексей, склонив голову, пристально смотрел на хозяина. Он снова пришел к графу, чтобы обсудить некоторые вопросы операции. Разумеется, те из них, какие счел возможным доверить Скавронскому. Разговор с далеко не лояльно настроенным польским магнатом начался нелегко. Граф упорно возвращался к «обидам», что, как он заявлял, русские нанесли полякам. И скоро перешел к Катыни. Хотя рассказ Братковского внес сомнения в его мысли о событиях под Смоленском, он все еще не хотел полностью отказаться от версии, подсказанной из Лондона и основанной на фальшивке Геббельса. Она была ему ближе и понятней, чем то, что он узнал от Казимира. И граф обрушил ее на гостя из России.

«Но я не знаю, какой техники истребления придерживаются Советы», — насмешливо заявил он. «Скажите, пан граф, как вы считаете, была у нас в сороковом году, в мирные тогда еще дни, необходимость убивать поляков?» — «Мне трудно судить о таких вопросах», — уклонился от ответа пан Юзеф. Терлыч кивнул согласно головой: понятно. А знает ли шановный пан, что пятнадцатого января этого года большая группа западных корреспондентов посетила Катынь? С корреспондентами была Кэтлин Гарриман, дочь американского посла в Москве. Она опубликовала в «Вашингтон пост» статью о том, что там увидела. Известно ли пану графу, что поляки в Катыни убиты немецкими пулями? О, генерал Андерс говорил об этом. А еще он говорил, что Германия в свое время продала государствам Прибалтики большое количество патронов с такими пулями.

«И русские захватили их, когда летом сорокового оккупировали Прибалтику!» — поспешил перехватить нить разговора воспрянувший духом хозяин. — «Прошу пана, — улыбнулся Терлыч. — Я не буду дискутировать об «оккупации». У меня иное мнение. И иные сведения. Хочу сослаться на ваши собственные слова. Советские войска вошли в Прибалтику летом сорокового. Так? Еще раз повторяю, летом сорокового! Но Геббельс в своей фальшивке заявляет, что польские офицеры расстреляны в Катынском лесу русскими в марте сорокового. Убиты немецкими пулями, захваченными в Прибалтике. А в Прибалтику мы пришли через три месяца после марта, пан граф! Как все это свести в одно?»

Скавронский побагровел: «Пан майор — остроумный человек!» — «Благодарю пана графа. Но тут дело не в остроумии. А в неуклюжей попытке больших и малых Геббельсов свалить свои преступления на других. Ведь согласитесь, концы с концами не сходятся: март сорокового — немецкие пули — лето сорокового». — «Но швабы говорят о советских пулях!» — граф, видимо, не желал сдаваться. — «Тогда непонятно заявление генерала Андерса о немецких пулях! И, кроме того, есть свидетельства западных корреспондентов. Они присутствовали при эксгумации в январе сорок четвертого и видели немецкие пули. Это факт или нет?» — «Возможно», — буркнул граф. Он чувствовал, что почва под его убеждениями колеблется, но продолжал упорствовать. И начал просто злиться на настырного гостя.

А тот продолжал приводить все новые и новые аргументы: предположим, что пули действительно обнаружили советские. В первые дни войны немцы захватили много нашего оружия. Могли они его использовать в Катыни? Это предположение? Но и версия Андерса — предположение, причем менее достоверное. И еще одно. Катынский лес был любимым местом отдыха жителей Смоленска. До июля сорок первого, когда пришли немцы, там не запрещали устраивать гулянки, лес не был окружен проволокой. Не станет же пан граф утверждать, что пикники в лесу устраивали прямо на свежих могилах. Когда их вскрыли в январе, там находили письма, написанные в сорок первом, газеты сорок первого года. Как у людей убитых в марте сорокового, могли оказаться письма и газеты сорок первого года? Это уже мистика.

Скавронский продолжал упорствовать: «Их можно было подложить». — «Могилы вскрывались в присутствии комиссии. И надо подумать еще вот над чем. Немцы захватили Смоленск в июле сорок первого. А о расстреле польских офицеров заговорили только через два года. Почему? В сорок первом, когда они, так сказать, побеждали, им было не до неизвестных могил в лесах, не до создания комиссий. А в сорок третьем, когда им после Сталинграда пришлось пятиться, отдавать назад захваченные земли, они вдруг воспылали интересом к раскопкам и комиссиям. Зачем? Не для того ли, чтобы замести следы? Да и корреспонденты убедились в достоверности русской версии. А теперь хотелось бы возвратиться к разговору о тех детях. У пана графа есть внуки?» — «Да, пан майор! У одного сына три малыша, у другого — две девочки. Они, слава Езусу, в Канаде». — «В том лагере тоже малыши. Мы постараемся не затруднять вас. Тайники замка понадобятся на день — не больше». — «Я дал слово чести, пан майор!»

23. ДНЯ ДВА ЕЩЕ НАДО

На этот раз Братковский не сопровождал Терлыча к графу. Пока Алексей беседовал с хозяином замка, он встретился на обратном пути с Зосей у часовни, что стояла на развилке лесных дорог, недалеко от графского парка. Казимир был встревожен. В первую же минуту встречи он спросил командира, не поведал ли граф, что гестапо ищет какую-то радиостанцию. Зося слышала разговор графа с англичанином, Торпом. Швабы засекли передачи радиостанции. Торп интересовался, работала ли в эти дни радиостанция графа. В те дни передач не было. Торп высказал предположение, что возможно появление русской радиостанции. Так вроде бы считает фон Кугель. «Фон Кугель? Штандартенфюрер? — изумился Терлыч. — Это плохо, товарищ Братковский!» — «Граф интересовался, откуда Торп знает, что думает фон Кугель, — отозвался Казимир, разделявший тревогу командира. — Торп ответил, что Интеллидженс сервис вездесуща и всевидяща». — «Боюсь, что мы наткнулись на «двойников», Казимир. Только кто из них: немец или… Кстати, о нас граф ничего не сказал Торпу?»

При имени девушки в голосе Казимира прозвучала музыка. Он спрашивал Зосю, граф о нас ничего Торпу не говорил. «Скавронский держит слово», — одобрительно подумал Терлыч.