Европейская поэзия XVII века - Автор неизвестен

АНТУАН ДЕ СЕНТ-АМАН

Как я люблю уединенье!Как этот край, чей свят покой,Вдали от суеты мирскойМне по душе в моем смятенье!О, боже! Как я видеть радЛеса, что на заре ВселеннойНадели из листвы нарядИ красотой своей нетленной,Как и столетия назад,К себе приковывают взгляд.

Среди листвы зефир-повесаИграть без устали готов,И только высота стволовИзобличает возраст леса.Сюда со свитой поспешилУкрыться Пан в былые годы,Когда Юпитер порешилНа мир с небес обрушить воды,И, спрятавшись в ветвях густых,Пан ждал, чтобы потоп утих.

Как воскрешает филомелаБылые сны в душе моей,Когда она среди ветвейСвой голос пробует несмело!Как любо мне величье гор!Хотя к их безднам и обрывамВлекло недаром с давних порТех, кто был слишком несчастливымИ кто в отчаянье искалСо смертью встречи среди скал.

Как по душе мне буйство этоПотоков, падающих с горИ скачущих во весь опорВ долину, где бушует лето!Затем, как змеи в гуще трав,Они ползут, ища прохлады;Средь зарослей ручьями став,Они приютом для наядыСтановятся, и возведенТам для нее хрустальный трон.

Как радуют меня болотаС боярышником по краям!Растет ольха и верба там,И вечно длится их дремота.Приходят нимфы в те местаИ, прячась от жары, срываютТростник болотный: их устаЕго в свирель преображают;Страшась какой-нибудь беды,Глядят лягушки из воды.

Там водоплавающей птицеВольготно жить, поскольку ейДурных охотничьих затейНе надо никогда страшиться.Одна из птиц погожим днемВсё чистит перья, а другаяВ любовном трепете своемБьет крыльями, в воде играя;И всем им лоно этих водИ радость и приют дает.

Ни летом, ни порой холоднойТам не услышишь никогда,Как за кормой журчит вода,Как скачет конь близ глади водной.Там путник алчущий не пьетСтрую холодную с ладони,Там загнанных косуль не ждетСмерть после яростной погони,И рыб не тащит на песокСтальной предательский крючок.

Люблю смотреть на запустеньеСтаринных замков, чьих руинНе пощадил поток годинВ своем извечном исступленье.Там правят шабаш колдуны,Там злые духи обитаютИ, дикой резвости полны,Нас по ночам с пути сбивают;Найдя в расщелинах приют,Ужи и совы там живут.

Орлан во мраке смерть пророчит,Зловещий испуская крик,И домовой, проснувшись вмиг,В ответ и пляшет и хохочет.Скрипя, качается скелет,Свисая с балки прокопченной;Повесился во цвете летТам некогда один влюбленныйИз-за пастушки злой; онаБыла с ним слишком холодна.

В моем причудливом творенье,Я думаю, заметишь тыХотя бы отблеск красоты,Пленяющей воображенье.Порой смеясь, порой грустя,Как вдохновенье повелело,В согласье с тем, что вижу я,Слова из сердца рвутся смело,Свободы не лишив меж темТот дух, что остается нем.

Как я люблю уединенье!Искусство Аполлона тамЯ, предающийся мечтам,Сумел постичь в одно мгновенье.Еще из-за тебя люблюУединенье, ибо вижу,К нему, мой друг, любовь твою,За что его я ненавижу:Ему легко меня лишитьВозможности тебе служить.

Поближе к очагу присев на связку дров,Я с трубкою в руке задумался глубокоО горестях моих, о власти злого рока,О том, что чересчур со мною он суров.

Но теплится в душе надежда, и готовЯ верить, что судьба, по истеченье срока,Изменит жизнь мою, я вознесусь высокоИ в славе превзойду властителей миров.

Но стоит табаку в горсть пепла превратиться,Как мне с моих высот приходится спуститься,Сойдя в низину бед, чей мрак непобедим.

Нет! Что ни говори, различие большоеНикак нельзя найти меж трубкой и душою:Надежда иль табак, то и другое — дым.

Лежать в разгар зимы втроем в одной постели,Поставленной в чулан, где ни огня, ни свеч,И слышать злых котов готическую речь,И видеть их зрачков светящиеся щели;

Забыть, когда и где в последний раз мы ели,Для изголовия полено приберечь,Скрести под мышками, чтобы себя развлечь,Мечтать, гримасничать, болтать без всякой цели;

И шляпу до ушей, а не ночной колпакНатягивать, ворча, и думать, что никакНе может рваный плащ сравниться с одеялом;

Постичь трактирщика дурное естество,Когда отказывает он и в самом малом,—Вот до чего порой доводит мотовство.

Повсюду огненные атомы сверкают,Восточной роскоши печать лежит на всем:Искрится золотом зима и хрусталем,И космы белые ей ветры развевают.

Одежду хлопковую горы надевают,Дороги водные прозрачны подо льдом,Морозный воздух чист, царит покой кругом,И, видя это все, глаза мои сияют.

Мне холод по душе, зиме всегда я рад;Ее сверкающий и девственный нарядСкрыть преступления земли на время может.

Не потому ли Зевс так благосклонен к ней?Не потому ль щадит он ясность этих днейИ в гневе никогда их громом не тревожит?

Полно, други, рифмы плесть!Поумней забавы есть.Вакх зовет нас благодатныйК жизни более приятной.Бросим к дьяволу союзДевяти курносых музС Фебом, дядькой их суровым,Скрипачом пустоголовым.Что нам в их кистях, в смычке,Что в священном ручейке,В поэтическом паренье,Этом диком исступленье?А Пегас? Ей-ей, Лаваль,Он лишь лошадь, и едва льУ того ума палата,Кем скотина чтится свято.

Виден ливень из окна;Пусть же льется дождь винаВ наши глотки неустанно:Эта влага нам желанна.Скорби и заботы прочь!Проведем шумнее ночь,Чтоб алеющей АврорыНа хмельных упали взоры.Не проспим и полчаса,—Спать успеем, Буасса;Смерть своей рукой постылойВсех уложит нас в могилу,И тогда в глубокий сонБудет каждый погружен.Нынче насладиться надоДивным соком винограда.С одобрением глядимНа Фаре: он полон им.

Будь к нам благ, о Вакх пригожий!На моей ты видишь рожеБлагородный образ твой,Мазан винною струей.Этим образом священным,Скипетром твоим нетленным —Тирсом, что всегда подъят,—Воплем яростных менад,Роскошью хмельного бреда,Вечною твоей победойНад ордою злых забот,Милой вольностью остротЗа наполненною чашей,Верною любовью нашейК многошумным кабакам,Радостью, царящей там,Песнопеньем пьяных оргий,Выражающим восторги

Слуг твоих, о господин,Искрометным цветом вин,Гулом масленой недели,Запахом твоей купели,Звоном кубков на столе,Пьяным старцем на осле,Благостью твоих мистерий,Где для всех открыты двери,Соком виноградных лоз,Ароматом свежих роз,Бешеных сатиров пляской,Этой вкусною колбаской,Пряно пахнущим жарким,Над которым вьется дым,Воскурением табачнымИ приютом этим злачным,Прелестью хмельных утех,Возносящих к небу смех,Окорока дивным жиром,Старым и червивым сыром,Наших чоканий чредой,Презирающей покой,Мной вкушаемой маслиной,Этой коркой апельсинаИ — уж коль на то пошло —Рожей пьяного ШиллоВсе тебя мы заклинаем:Будет пусть неисчерпаемКубок наш, — мы все хотимБратством стать, о Вакх, твоим.

Заворожен тоской и ленью, сердцу милой,Лежу в постели я, как заяц без костей,Глубоким спящий сном в паштете для гостей,Иль словно Дон-Кихот с его мечтой унылой.

Шуми в Италии война с двойною силой,В борьбе за власть пфальцграф пади иль одолей,Слагаю светлый гимн я праздности своей,Чьей ласкою душа объята, как могилой.

Мое безделие настолько сладко мне,Что думаю: всех благ достигну я во сне —Недаром от него я раздобрел немало.

Так ненавижу труд, что просто мочи нетНа краткий миг с руки откинуть одеяло,Чтоб этот записать, о Бодуэн, сонет.

Когда до берега дельфин домчал поэта,Счастливый Арион принес богам обеты —И видит: стаи рыб, мелькая там и тут,За голосом его божественным плывут.Они из ясных вод взлетают ввысь мгновенно,Но, чтоб избегнуть мук гармонии блаженной,В глухую глубину они уходят вдруг,И по воде скользит за кругом зыбкий круг,Возникнув, ширится, чтобы пропасть, блистая,И вновь перед певцом синеет гладь морская.

Терзаем день и ночь злосчастною судьбойИ позабыв давно услады и покой,Я, весь дрожа, вхожу в мир сказок и видений,Где шабаш ведьм, где стон, как в огненной гееннеБлуждаю я в аду, всхожу на небосвод;Тень предка моего передо мной встает;Вот шагом медленным, глядя во тьму печально,Навек закутанный в свой саван погребальный,Он легким призраком проходит в тишине,И бледен я лежу, и стынет кровь во мне;От страха мой колпак вздымается невольно,И что-то тяжкое сжимает сердце больно.Хочу я закричать, но издаю лишь стон:Рукой холодной рот мне зажимает он;И нудно в воздухе пророчит помертвеломНесчастья страшные, и, медленно шепчаСлова зловещие над неподвижным телом,Он слабо моего касается плеча.Бродячие огни я вижу непрестанно;В ушах немолчный шум, и вновь в сетях обманаМильоны смутных чувств — плод призрачной игры…Когда пьянят наш мозг туманные пары,Тогда фантазии витают надо мною,Преображая все в безумие ночное.

ШАРЛЬ ВИОН Д'АЛИБРЕ