Система научно-богословской аттестации в России в XIX – начале XX в. - Наталья Сухова

Упомянутое выше изменение в порядке утверждения магистерских диссертаций, проведенное в мае 1862 г., несколько скорректировало смысл прохождения работы через последнюю инстанцию. Так как по новому порядку Синод не получал самих магистерских сочинений, а только три отзыва о каждом, у членов Синода не было возможности даже заглянуть в само сочинение и оценить его уровень. Можно было ориентироваться только на сами отзывы, поэтому внимание обращалось преимущественно на противоречия в замечаниях и оценках рецензентов. Если таковые бывали, то Синод откладывал утверждение и просил Конференцию прислать само сочинение. В таком случае либо, как и раньше, диссертацию читал дополнительный рецензент от Синода, либо диссертация посылалась на дополнительный отзыв в конференцию другой академии. Так, например, было с магистерской диссертацией выпускника МДА 1866 г. (XXV курс) Александра Кудрявцева – сильного студента, второго по разрядному списку курса[1174]. Тема его выпускного сочинения формулировалась витиевато, хотя подразумевала вполне определенную проблему: «Рассмотрение Евангелия от Иоанна может ли подтвердить свидетельство древности, что Иоанн писал свое Евангелие, уже имея в виду другие Евагнгелия». Преподаватель специалист архимандрит Михаил (Лузин) и читавший сочинение член Конференции протоиерей Филарет Сергиевский дали противоречащие друг другу отзывы. При рассмотрении этого сочинения в Конференции МДА мнения разошлись, но Конференция приняла положительное решение о присуждении магистерской степени. Однако Синод отложил утверждение этого решения и указом от 31 января 1869 г. потребовал само сочинение Кудрявцева, передав его на рассмотрение в новый духовно-учебный орган – Учебный комитет. Учебный комитет, рассмотрев сочинение, нашел его недостаточным для получения степени магистра и предложил доработать оное. Но дело кончилось благополучно: А. Н. Кудрявцев переработал сочинение, представил его в Синод и был удостоен искомой степени магистра[1175].

Но изменение в порядке магистерской аттестации 1862 г. некоторыми архиереями оценивалось отрицательно. В уже упомянутом отзыве епископа Смоленского Антония (Амфитеатрова) этот способ утверждения в степенях раскритикован еще более жестко. Во-первых, как считал преосвященный автор, «чрез сие парализована та энергия, с какою в духовных академиях обычно занимались курсовыми сочинениями на ученые степени»: студенты не занимаются этим с должным усердием, а академическое начальство не обращает на это внимание, какого стоит это важное дело. Во-вторых, Синод лишился возможности знать, на каком уровне, «в каком духе и направлении» преподаются науки в академиях, какие выходят из них воспитанники. А поэтому Синод не может теперь замечать наиболее талантливых и образованных выпускников, чтобы при необходимости назначить их на соответствующее служение в Церкви. При этом епископ Антоний вовсе не считает, что Конференции не могут верно оценить уровень работ, ибо «нет ничего естественнее» для Конференций, чем такие ученые труды. Но их решение, по мнению архиерея, не должно признаваться «не требующим проверки». Что же касается дополнительных отзывов от других Конференций, то преосвященный Антоний считал это нарушением нормального хода вещей. Во-первых, решения одного ученого учреждения «не могут быть судимы и перерешаемы» другим учреждением, «равным ему». Во-вторых, конференции таким образом ставятся во «взаимные неблагоприятные между собой отношения», а это парализует общую работу, вместо того чтобы помогать ей. Наконец, если Синод получит противоречащие решения двух Конференций, возникнет новое затруднение: какому отдать предпочтение? Поверка мнений Конференций может поручаться только «высшей инстанции» и «большему авторитету». Преосвященный видел единственный выход: у Синода должен быть особый ученый орган, обладающий должной научной компетентностью и подкрепленный статусом и авторитетом Синода[1176].

Уклонение от духовно-учебной службы некоторых выпускников академий повлекло еще одно решение Святейшего Синода: связать утверждение в ученых степенях с обязательной службой выпускников. Указом Синода от 7 сентября 1864 г. было определено утверждать в ученых степенях не ранее как через четыре месяца после начала деятельности на месте назначения, но старшинство в степенях вести со дня присуждения их Конференциями.

Процесс магистерского «остепенения» становился все более косным: так, в СПбДА из выпускников 1865 г. большая часть была утверждена в степенях только через три года, а некоторые уже при действии нового Устава. Но не следует в этом винить исключительно Синод: сами выпускники все более затягивали подачу сочинений. Так, из выпускников СПбДА 1867 г. ни один не подал сочинение вовремя[1177]. Подобная ситуация наблюдалась и в других академиях, и в 1868 г. Святейший Синод вменил в обязанность Конференциям: 1) внушить студентам выпускных курсов, что нарушение сроков, установленных для подачи выпускных сочинений, недопустимо; 2) назначить крайний срок подачи сочинений на ученые степени для всех выпускников прошлых лет[1178]. Однако увещания Конференций не имели успеха: шла разработка новой реформы духовных академий, общая нестабильность не могла способствовать восстановлению порядка. Последняя попытка Святейшего Синода призвать «неостепененных» бывших выпускников академий к ответственности символизировала конец предреформенной системы: указом от 18 сентября 1869 г. назначался последний срок подачи сочинений на ученые степени – 15 августа 1870 г. Не исполнившие этого указа должны были перемещаться из семинарий на учительские вакансии в училища, а при желании получить ученую степень после назначенного срока – подвергаться, помимо представления сочинения, новым и са мым строгим экзаменам по всем предметам академического курса. Однако мера не была эффективной, да и угроза исполнена не была.

Система научно-богословской аттестации в 1814 г. была завершена учреждением высшей – докторской – степени. Однако присуждение этой степени, которое, согласно Уставу 1814 г., должно было проводиться Конференциями духовных академий, в большей степени зависело не от самих Конференций, а от высшего духовно-учебного и научно-богословского органа, КДУ или Святейшего Синода. Лица, возведенные в степень доктора богословия в 1814 г. (см. 3.3), были одновременно и утверждены в этой степени, ибо все члены КДУ присутствовали в заседании и были избраны почетными членами Конференции СПбДА.

Но в дальнейшем представление докторских диссертаций было столь нечастым, что говорить об отработанной системе не только избрания, но и утверждения довольно сложно. Малое число докторов богословия приводило к тому, что ученые органы духовных академий – Конференции – практически не могли сами присуждать высшую богословскую степень (см. 3.3). Это делало невозможным исполнение правил Устава 1814 г., относящихся к возведению в докторскую степень. То есть высший духовно-учебный и научно-аттестационный орган – КДУ (до 1839 г.) или Святейший Синод (после 1839 г.) – становился, по сути, не только органом утверждения, но и органом присуждения докторских степеней. Поэтому не только в источниках личного происхождения, но и в официальных документах часто указывалось, что то или иное лицо «получило степень доктора богословия от Синода».

Выше было показано, каким образом Конференции, не имевшие в своем составе достаточного числа докторов богословия, могли выдвигать претендентов на соискание степени доктора богословия (см. 3.3). Важно еще раз подчеркнуть, что в большинстве случаев именно КДУ или Синод присуждали докторскую степень. Были и случаи обратного порядка: сам высший научно-аттестационный орган предлагал Конференции избрать то или иное лицо доктором богословия. Так, например, именно от КДУ в Конференцию СПбДА поступило в 1822 г. предложение избрать в докторскую степень ректора КДА архимандрита Моисея (Антипова-Платонова) и ректора МДА архимандрита Кирилла (Богословского-Платонова), магистров СПбДА I курса. Тогда Конференция СПбДА была «действующей» для избрания докторов – в ее составе было три доктора богословия: столичный митрополит Серафим (Глаголевский), ректор академии архимандрит Григорий (Постников) и протоиерей Герасим Павский. Возможно, КДУ в данном случае руководствовалась дополнительным побуждением – исполнением положения Устава духовных академий 1814 г. о желательности докторского достоинства для ректоров академий. Правда, непонятно, почему это не стало традицией, по крайней мере, для ректоров академий, имевших значительные научно-богословские успехи. Так, например, ректор МДА архимандрит Филарет (Гумилевский) (1835–1841) уже в годы своего ректорства имел немало научных заслуг, им было составлено и несколько новых лекционных курсов – не компилятивных, а самостоятельных, основанных на хорошей научной базе: по истории Церкви, в том числе русской, по Священному Писанию, по пастырскому и нравственному богословию, по догматическому богословию. В 1839 г. им был составлен конспект по патристике, которую он предлагал ввести в академиях в качестве самостоятельного предмета. В дальнейшем эти курсы легли в основу его фундаментальных трудов[1179], за один из которых – «Историческое учение об отцах Церкви» – он и был в 1859 г. удостоен степени доктора богословия.