Избранное. Том первый - Зот Корнилович Тоболкин

– Балует Отлас! Щадит старика.

– Как не щадить. Человек начальный.

– Я бы не пощадил. Потому что начальный.

– И я бы, – поддержал сзади Лука.

– А я бы и драться с им оробел, – прогудел им в ответ Потап.

– На то он и Отлас, – не то с завистью, не то с осуждением кинул Любим.

А Володей сник, теперь не вертелся юлой, не егозил, как прежде, а медленно отступал, вяло отбивая неточные удары воеводы.

– Скис, парень? – для порядка спросил воевода. И тут же сабля его, вместе с уставшей рукой, словно кувалдой по ней ударили, откинулась назад, выронил бы, но удар был средним. «С ним шутки плохи!» – решил воевода и поднял левую руку. – Ладно, на том кончим. Боец ты отменный! Противу меня редко кто выстаивал...

Отлас едва заметно усмехнулся.

– Заходи в избу, – пригласил воевода, довольный, что обошлось без позора. – А тот, – он указал на Исая, – пущай ждёт в караульной.

Перед тем как войти, Володей кинул саблю вверх, не глядя, вытянул руку, поймал точно за рукоять, вызвав восхищённый ропот в толпе.

Все поняли, что шла игра в кошки-мышки.

Исай, волоча ноги, плёлся в караульную.

«Снова начнутся мытарства. Обманул чёртов купчина!» – думал он про Добрынина, с которым был сговор – крикнуть на Володея «слово и дело». «И тогда, – сулил Добрынин, – я тебя вызволю».

«Не вызволит. Пропала моя головушка!»

Меж тем вернулся смущённый Сенька. Казаки, наряженные с ним, втолкнули Клопа к воеводе.

– Нету там... никакой рухляди. Всё обыскали... – лепетал он. – Видно, перепрятали. А может, примстилось мне.

– Клеветник! Тать! – от воеводского удара Сенька выбил затылком дверь. – В кнуты! Чтоб неповадно было оговаривать!

«Ради богачества и кнуты стерплю», – утешал себя Сенька.

– Ну, сказывай, молодец удалый: где был? Что видел? Как службу справлял? – начал воевода, указав Отласу место.

Рассуждал сейчас спокойно и здраво. Думал: «Ежели и приложил руку к казённому добру, дак он не первый, не он последний... Другие больше крадут. Купец много чего наплёл, сам тоже не ангел. Макарова оттеснили в сторонку. Видно, в дурачки со мной играет. Вижу, Василий Иваныч! Всё вижу! И что на руку мне положить хошь, тоже чую».

– Бывал во многих местах: по Учуру, по Уде, по Ангуни... везде ясак брал, народы тамошние под государеву руку приваживал. Братан мой, Григорий, те края на харатью срисовывал. Вели послать за им, харатью покажет.

– Пошлю. Сказывай пока, – воевода стукнул кулаком в стену. В дверях внутренних неслышно возник дьяк. – Пошли за братом его старшим.

– Послал уж, – поклонился дьяк.

– Подслушиваешь? Бойся! – пригрозил воевода. В уме отметил: «И тут глаз за мною».

– Угодить хотел, воевода-батюшка! – нимало не смутившись, объяснил дьяк. – А чтоб угодить – ухо всегда навостре держать надобно.

– Тамошние народцы – не все, а многие, с даурами Албазии воевать надумали... Распылил я их, рассорил... Кого побил, кого под государеву руку привёл. Надолго ль – того не ведаю. Там глаз да глаз нужен. И – пятидесятник разумный, вроде Цыпандина или... – Володей чуть не брякнул: «Меня». Но, не моргнув глазом, лукаво ухмыльнулся, осторожно добавил: – Или – тебя, воевода.

«Лукав! Ишь как стелет! Ой, лукав! Да то ладно, когда в воинских чинах человек с разумом!» – оглаживая переносицу, думал Василий Добрынин, присутствовавший при их беседе.

Лицо его при этом было скорбно обиженно. Мол, ни за что ни про что казак накинулся на праведного человека.

– Те речи купцам оставь, – нахмурился воевода, однако нельзя сказать, чтоб лесть не затронула его. – Им патока в словах надобна. Мы с тобой – воины. Кроме что видел?

– Нашёл камень горючий... Горит жарче дров. Чёрен тот камень. Тунгусы руду в ём плавят. Не один я нашёл... Рудознатец есть, Мин. Он первый узнал тот камень. Потом и я... – приврал Володей, решив, что чести от этого не убавится.

– Где рудознатец?

– На улке ждёт. Гнева твоего боится.

– Виновен в чём?

– Дак человек малый виновен уж в том, что он мал, – уколол Володей.

– Не бруси! Сколь малых в великие вышли! Зови того рудознатца!

Володей, выходя на улицу, видел, как тянется к нему липким взглядом Добрынин сбоку, на того насмешливо поглядывает воевода.

Мин, изломанный, кособокий, кланялся без подобострастия, глядел без страха. Глаза спокойные, синие. Тот раз, нашумев в доме Отласов, боялся не за себя – за Володея.

Пошто не указал купцам, где горюч камень? – строго просил его воевода.