Условия человеческого существования - Дзюнпэй Гомикава

— Синдзе, что стоишь как пень? Бери его! — приказал Баннай, толкнув к нему китайца. — Потащим эту скотину на пост.

Растерянный Синдзе робко пробормотал, что, если этот человек не виновен, они могут нарваться на неприятность. Он так и сказал: «Вдруг он не виновен?»

— А кто за это поручится? Идиот несчастный! Не виновен, так сделаю его виновным!

— Это же безобразие! — не выдержал Синдзе.

Но Баннай будто не слышал. Он схватил китайца за шиворот и ногой подтолкнул к двери.

— Разговорчики! Тащи его на улицу!

А сам начал переворачивать все в хижине вверх дном. Когда ему снова попалась на глаза жена арестованного, ничком на полу молившая о пощаде, Баннай ударил ее ногой в живот. Женщина застонала, и тогда, охваченный яростью садиста, он ударил еще раз.

В темных сенях Синдзе, прислонившись к двери, смотрел на арестованного. Совершенно ясно, что никакой это не преступник. Но вся беда в том, что не только Баннаю, но и унтеру Исигуро, и даже капитану Кудо на все это наплевать. Им бы только состряпать дело. Баннай с Исигуро будут отмечены за бдительность, а командир роты получит повышение, о котором только и мечтал… Если б не предательское хлюпанье болота, караульные ушли бы ни с чем. Спасти его он не сможет. Он может дать ему бежать, неожиданно пришло Синдзе в голову. Во всяком случае, он постарается; не удастся — вина не его.

Синдзе отвернулся и заглянул в хижину. Баннай, спиной к двери, рылся в сундуках. Это было короткое мгновенье. Успеет бежать — хорошо, нет — что ж поделаешь… Большее, брат, не в моих возможностях. Не кликать же мне беду на себя…

…Скрип резко распахнувшейся двери нарушил раздумья Синдзе. Баннай пролетел мимо него с криком: «Стой!»

Еще бы одна секунда, и тень растаяла во мраке.

Винтовка Банная выплюнула огонь и уложила беглеца на землю.

— Дал бежать! — услышал Синдзе за своей спиной злобный окрик.

В следующее мгновение сильный удар свалил его с ног.

Гауптвахта находилась в расположении сторожевой роты.

«Неделя строгого карцера», — сказал Хино. Если б тот китаец и вправду посылал сигнальные ракеты и Синдзе умышленно дал ему бежать, он бы, конечно, и этим не отделался, а предстал бы перед военно-полевым судом.

Избив Синдзе, Хино сказал:

— Я как раз думал, что тебе давно пора дать понюхать карцера.

Роте, замаравшей себя случаем самоубийства, только не доставало иметь подсудимого. О каком повышении мог тогда мечтать капитан Кудо? Посовещавшись с подпоручиком, Кудо квалифицировал поступок Синдзе как халатность и ограничился гауптвахтой.

Весть о «доблестном расстреле преступника» быстро распространилась по роте, и теперь производство Банная в унтер-офицеры было вопросом решенным. Ёсида, который начал службу одновременно с Баннаем и считал себя не менее достойным для внеочередного повышения, решил попристрастнее разобраться во всей этой истории.

Был еще один человек, который хотел докопаться до истины, — Кадзи. Его откомандировали в штаб полка для отбора солдат на предстоящие соревнования, но по неизвестным причинам соревнования отложили, и Кадзи вернулся в роту. Тут он сразу же узнал, что Синдзе пятый день сидит на гауптвахте. Прослышав о назревающей стычке между Кадзи и Есидой, Хино отослал Кадзи сначала в штаб полка, а по возвращении тут же назначил в караул. Впервые за свою армейскую жизнь Кадзи обрадовался наряду — он мог навещать Синдзе на гауптвахте.

От удара Банная при каждом вздохе ныла грудь. Тупая боль в суставах от побоев Хино тоже еще не прошла. В сумрачной клетушке Синдзе целыми днями думал только об одном: пора пришла, он должен решиться… Кадзи считает, что побег — трусость, пусть так, но это единственная возможная для Синдзе форма протеста. Нечего медлить. Армия и так съела лучшие годы жизни.

Он вспомнил болото, в которое той ночью чуть было не угодил. Если идти осторожно, можно и пробраться. Выйдет с гауптвахты, отдохнет и отправится. Прежде всего хоть немного окрепнуть.

Прислушался. Раздалась команда смены караула. Протрубил горн. Через минуту к решетке подошли начальники сменных караулов и один передал другому гауптвахту.

А вскоре после этого из примыкавшей к карцеру караульной раздался громкий голос:

— …говорят, на Сайпане высадились американцы.

— Если уж Сайпан отдадут, считай дело конченным, — заметил кто-то другой.

Больше до ужина ничего не было слышно. Синдзе дремал. Очнулся от лязга замка.

— В уборную! — скомандовал начальник караула. Рядом стоял Кадзи.

В уборной Синдзе впервые за пять дней выкурил сигарету. Наслаждаясь куревом, наспех нацарапал несколько слов на клочке бумаги, подсунутом Кадзи.

«Ждать больше не буду, — прочел Кадзи. — Этот крестьянин не был виновен. Я даже не пытался его спасти, просто отвернулся, чтобы он бежал. И у меня одно спасение — побег. О высадке на Сайпан слышал. Конец, видно, близко, но ждать нет сил».

Разорвав записку на мелкие клочки, Кадзи бросил их в яму. Ему не хотелось возражать Синдзе. Окажись Кадзи в его положении, он наверняка думал бы точно так же. В одиночку человек мало на что способен. Если человека загонять, лишить самой возможности сопротивляться, единственное, что приходит ему в голову, — это побег.

Для капитана Кудо было гораздо выгоднее представить дело так, что китайская деревушка — гнездо диверсантов, а убитый — один из них. Для такой версии были все основания. И Кудо потратил неделю, чтобы сделать из этого предположения неопровержимый факт. Для «императорского офицера» он раздумывал даже слишком долго.

Словно в подтверждение его выводов ракеты больше не поднимались.

Во главе взвода солдат капитан Кудо собственноручно обшарил все хижины опальной деревни.

«Операция» совпала с известием о высадке американского десанта па Сайпане, что почти наверняка означало для солдат отправку на фронт, а поэтому обыск очень напоминал вооруженный грабеж.

Никаких вещественных доказательств в пользу версии Кудо операция не дала. Кудо все-таки доложил командиру батальона, что в результате подавления мятежной деревни сигнальные ракеты больше не появляются.

На следующий день Синдзе выпустили.

Глянув на него, как на последнего червя, Кудо бросил сопровождавшему арестанта Хасидани.

— Провести воспитательную беседу.

— Слушаюсь.

— Справишься?

Так точно.

Не отвечать же, что не уверен, Кудо повернулся к Синдзе:

— Если ты… еще раз замараешь честь солдата, поставлю к стенке.

Синдзе промолчал, только смерил потускневшим взором непроницаемое лицо Кудо.

Хасидани сразу же пошел к Хино.

— Господин подпоручик, не будет ли в ближайшее время отправки на спецобучение?

— Хочешь отделаться от брошенной мужем дочки? — рассмеялся Хино. — А может, выдашь любимую дочь?

Хино говорил о Кадзи.

Хасидани и вправду держался за него. Кадзи, конечно, сорвиголова, хлопотный парень, но больно уж исполнительный и толковый. С десятком таких солдат горы своротить можно.

Хино — другое дело. Подпоручику комендантской роты такие, как Кадзи, ни к чему, поменьше бы таких.

— Папаша Хасидани, ты холишь и лелеешь красивую и работящую дочку, но она подрастет и как пить дать опозорит тебя распутством, — проговорил Хино.

Хасидани вспомнил, как Кадзи явился к нему, требуя наказать Ёсиду. Он усмехнулся. Лицо Кадзи и впрямь горело тогда решимостью, будто у девушки, собравшейся бежать с возлюбленным.

— Замуж выдадим… — поддержал Хасидани шутку.

Хино кивнул. Кудо дрожит за свою шкуру, поэтому не станет возражать. А он уж постарается сплавить Кадзи…

Кадзи, сам того не желая, нарушил планы начальства: после очередного наряда он занемог. Ныли кости, казалось, разламывается тело. Последние дни его донимала жара. А тут еще постоянное недосыпание. Кадзи начинал сдавать. Он чувствовал, что вот-вот свалится.

Так и случилось. Теперь хотелось только одного: спать, спать. Хотя бы во сне не чувствовать запаха потного обмундирования, а вдохнуть тепло Митико. Еще и двух месяцев не прошло со дня их свидания, а казалось, он не видел Митико целую вечность. Радость, подаренная ею, была яркой, но трепетной, ускользала из памяти.

Три дня подряд его вопреки всем уставам гоняли в караул, Кадзи привык к этому, смирился. До сих пор за непрерывными нарядами таилось недоброжелательство Хино, но на этот раз причина крылась в нехватке солдат. После трех суток без сна Кадзи, сменившись, даже не заходя в баню, пошел прямо в казарму и засветло рухнул на койку.

Когда его разбудили, первое, что бросилось ему в глаза, было заходящее солнце, заполнившее казарму оранжевым светом.

— Степной пожар! — услышал он крик над головой.

Какой пожар?

«Наверно, я проспал сигнал тревоги, — подумал он, — вот напасть!»