Условия человеческого существования - Дзюнпэй Гомикава

— Вы до армии чем занимались, господин солдат первого разряда?

— Господина солдата ты оставь, — засмеялся Тангэ. — Токарь я, на токарном станке работал. Ничего, ремесло свое знал неплохо.

— Разве металлистам не положена бронь?

— Попадаются, брат, такие металлисты, которых спихнуть в армию, пожалуй, даже спокойнее…

Кадзи понимающе кивнул.

— Вас, выходит, тоже сплавили в армию? Мне поначалу изрядно досталось.

— Да уж это как водится, — Тангэ беспечно рассмеялся.

И тогда Кадзи почувствовал, что избавился от томительного одиночества. В палате военного госпиталя случайно встретились и сидели теперь рядом на покрытой белой простыней койке двое мужчин, шагавших, как видно, сходными дорогами. Это ощущение воскресило в памяти Кадзи долгие месяцы, когда он был так ужасающе одинок. С того самого дня, когда в снег и метель покинул Лаохулин, он только и знал, что огрызался, как дикий, затравленный зверь, и, как зверь, был одинок.

Ему захотелось поделиться пережитым, рассказать этому человеку именно о днях, полных горечи и гнева. Интересно было узнать, как этот бывший металлист оценит его поступки, всю его жизнь, приведшую на эту койку в армейском госпитале. Он уже собирался начать, но его снова бросило в жар, лоб покрылся липкой испариной.

— Тебе лучше лежать, — посоветовал Тангэ.

— Да, пойду лягу.

Кадзи поднялся с койки.

— Солдат! — раздался пронзительный голос от дверей. — Да-да, ты самый. Кто разрешил вставать?

В дверях стояла старшая сестра отделения, за ней санитар и знакомая Кадзи веснушчатая сестра.

По званию старшая медсестра приравнивается к унтер-офицеру. Она это хорошо запомнила.

— Кто такой? — спросила она у сестры, кивнув на Кадзи.

— Рядовой первого разряда Кадзи. Доставлен в тяжелом состоянии.

Старшая медсестра прошествовала на середину палаты.

— Мидзугами, почему не инструктируете выздоравливающих? — прикрикнула она на санитара. — Без разрешения господина врача или старшей медсестры вставать с койки запрещено!

Ухватившись за спинку кровати, Кадзи растерянно уставился на сестру. Впервые в жизни на него кричала женщина.

— Учился ходить, сестрица!

Жиденькие брови старшей сестры дрогнули.

— «Госпожа старшая медсестра», — поправил санитар, уловив взгляд начальницы.

— Виноват! Госпожа старшая медсестра! — отчеканил Кадзи со смешанным чувством протеста и привычной солдатской покорности. — Тренировался в ходьбе, госпожа старшая медсестра!

Из группы больных за спиной старшей сестры послышался приглушенный смех. Смеялись над растерянным видом новичка, но она, неожиданно круто повернувшись, молча двинулась к одному из нарушителей и влепила увесистую пощечину.

Кадзи стоял с раскрытым ртом, не веря своим глазам. Рушится представление о женщине как о существе мягком и сдержанном.

Глаза старшей сестры метали молнии.

— Мидзугами, в этой палате полное отсутствие дисциплины! Почему не следите за порядком? Больные у вас разгуливают в неурочное время! Военный госпиталь не проспект! Форменная распущенность!

Вскинув голову, со строгим лицом, старшая сестра вышла из палаты. Санитар Мидзугами, толстый увалень из запасников, у дверей задержался и показал палате большой красный язык.

— Да что же это такое в самом деле! — застонал тот, что получил пощечину. — Будь она хоть чуточку посмазливее, тогда еще куда ни шло, но от такой стиральной доски получить по морде!

Кадзи взглянул на Тангэ.

— Разве нельзя вставать?

— Да все едино, что лежать, что стоять, этим от беды не спасешься. Попробуй-ка в следующий раз, попроси у нее урыльник — покраснеет от злости, что твой индюк!

Кадзи добрался до койки, лег, вытянулся. В госпитале тоже царил армейский порядок. Только вместо защитного цвета здесь белый — вот и вся разница.

Немного погодя вошла сестра Токунага, на этот раз одна. Раздала градусники, Кадзи последнему. Глаза у нее смеялись.

— Лежите? То-то. Вздумайте у меня пошевелиться — живо получите затрещину!

Он подумал, что ее голос напоминает по тембру голос Митико: не просто воспринимается на слух, а будто обволакивает тебя всего.

Дощатый пол в коридоре терапевтического отделения сиял ослепительной чистотой — ходячие больные каждое утро скребли его бутылочными осколками. Не было абсолютно никакой необходимости в таком усердии, на досках даже оставались царапины; это бессмысленное занятие было придумано, чтобы больные «не шатались без дела».

Кадзи быстро поправлялся. На вторую неделю и он орудовал осколком бутылки. Вначале было тяжело, ноги еще не повиновались, но что ни говори, жизнь в госпитале все-таки во всех отношениях легче строевой подготовки.

Кадзи мечтал затянуть свое пребывание здесь. Насколько удастся, пусть хоть на один день. Борьба окончилась в ту ночь пожара в степи. Больше он не станет бунтовать и сопротивляться. Он с ужасающей ясностью понял, как бессмысленно протестовать в одиночку. Ему казалось, что больше у него уже никогда не хватит душевной энергии для борьбы. Может быть, потому, что слабость все еще сковывала тело. Все равно. Отныне он накрепко замкнется в себе, как ракушка за плотно сомкнутыми створками. И еще его неотступно терзало раскаяние: как мог он так самонадеянно осуждать Синдзе? Да, внешне Синдзе был покорным, зато потом отважился на побег!

Кадзи ловил себя на том, что живет не планами на будущее, а воспоминаниями.

Странно: хотя ему вовсе не хочется возвращаться, но вспоминаются почему-то только эти казармы среди болотистой низины. Наверно, оттого, что из госпиталя ему предстоит попасть не домой, где его ждет Митико, а туда, в эти казармы. Все другие пути для него закрыты, и сознание уже смирилось с этим.

— Слышь, говорят, Тодзе подал в отставку!

Кадзи не сразу понял, что это шепчет Тангэ.

— В отставку? Из-за провала на Марианских островах?

— Наверно… — Тангэ пожал плечами.

— Ловко! Уж не воображает ли он, что, смотавшись с поста премьера, сможет снять с себя и ответственность за все? Министров можно менять сколько угодно, а вот как изменить ход войны?

Тангэ криво усмехнулся.

— Умедзу получил повышение — теперь он начальник генерального штаба. А у нас теперь новый командующий — Отодзо Ямада.

Не все ли равно, кто будет ими командовать? Солдаты — пушечное мясо, их должность останется неизменной. Что им до Отодзо Ямады?

— Значит, начальником генерального штаба стал теперь человек, хорошо знакомый с обстановкой в Маньчжурии… Что, они собираются проявить большую активность в отношении СССР?

— Вряд ли, — покачал головой Тангэ. — Скорее наоборот.

— Так что же, считаешь, что мы будем придерживаться оборонительной тактики в расчете на длительную войну?

Тангэ огляделся.

— Я в канцелярии спер газету. Покушение на Гитлера было, бросили бомбу, да не попали.

Кадзи не мог скрыть изумления, хотя уже секунду спустя подумал, что и в этом событии не было в сущности ничего невероятного. Диктаторов в конце концов неминуемо ожидает гибель. Кто он, этот Брут, не сумевший осуществить задуманное?

— Промахнулись!

— Жаль!

Их взгляды встретились.

— Что делать, на этот раз сорвалось. Зато теперь ясно, что и в Европе и в Азии державам оси приходит конец…

Да, приближается последний час. Япония предоставила Германию самой себе. Впрочем, там еще раньше убедились, что Японии не под силу начать войну против СССР. И вот теперь и немцы и японцы катятся к гибели. Скоро кончится война. Это радовало. А с другой стороны, инстинктивно тревожило. Что потом — вот чего никто не мог предугадать.

— Ты правильно сказал, что наши будут теперь держаться обороны, — продолжал Тангэ. — На границе с СССР наши будут действовать по принципу: «как бы чего не вышло».

— Хорошо, если так… — отозвался Кадзи.

Если японская армия перестанет провоцировать пограничные инциденты, опасность уменьшится наполовину. Возможно, он судит предвзято, просто потому, что ему хочется, чтобы было именно так, но трудно предположить, чтобы Советская Армия, ведущая кровопролитные бои на Западном фронте, начала сейчас военные действия на маньчжурской границе. Правда, здесь есть и другая сторона. Он хочет сказать — тем больше шансов, что части, расположенные на границе, где все спокойно, перебросят в район Тихого океана. Эта угроза возникла не сегодня…

Он-то попал в госпиталь. Пока он здесь, все в порядке. Только в госпитале солдат может чувствовать себя в относительной безопасности.

Скоблить бутылочными осколками пол, выполнять любые приказания — все, что угодно, со всем усердием, на какое способен!..

Кадзи отер пот со лба и принялся за новую половицу.

Закончив, Кадзи вышел в сад. В палате лето не чувствовалось. А здесь июньское солнце палило уже нещадно. Дул горячий, влажный ветер. У Кадзи перехватило дыхание, закружилась голова. Чтобы не упасть, он прислонился к дереву.