Условия человеческого существования - Дзюнпэй Гомикава

Но Хасидани уже смекнул, что здесь должно было произойти.

Ёсида поспешил смыться, захватив на работу лишь двоих — Сасу и Канасуги. Как только за ними захлопнулась дверь, Хасидани подошел к Кадзи.

— Только попробуй что-нибудь выкинуть до моего возвращения! Если уж ты непременно хочешь помериться с ним силой, — продолжал он, — сделаешь это вот здесь, на моих глазах, когда я вернусь.

Кадзи пристально посмотрел на Хасидани. Противник — ефрейтор, судья в схватке — унтер-офицер, оба старше его по чину. Итак, исход предрешен. Кадзи усмехнулся — не над предложением Хасидани, а над собой. Раз промедлил, значит, никогда не решится… Он может лишь хорохориться да подзуживать себя. Где ему решиться!

— Понял? — переспросил Хасидани.

— Так точно.

Он понял одно: даже если Хасидани разрешит драться, Хино никогда этого не допустит. Кадзи почувствовал, что окончательно теряет почву под ногами.

Командуя новобранцами в каптерке и вспоминая побелевшее лицо Кадзи, Ёсида все больше распалялся. Самым нестерпимым для него было то, что падает его престиж. Личной злобы Ёсида не питал ни к кому, он просто школил новобранцев так, как школили в свое время его. А этот Кадзи непростительно задавался. Повысили — вот и думает, что ему все можно. Ёсиде нечего его бояться, пусть сам поостережется. Спать спокойно не можешь, если он поблизости, вот до чего дошло!

В эту ночь Кадзи, измотанный бесконечными дежурствами, спал как сурок. Среди ночи он внезапно почувствовал, что задыхается. Что-то мешало дышать. Он рванулся, отгоняя от себя кошмары. Рот и нос закрывала маска из сильно намоченной туалетной бумаги. Он сорвал ее, вздохнул полной грудью, приподнялся на койке. Кадзи бросил взгляд в сторону Ёсиды. Спит, а может, притворяется, что спит. Скатав бумагу, Кадзи швырнул комок в Ёсиду. Тот никак не реагировал. Кадзи лег. Впервые представил себе, как убивает Ёсиду. Обида за Охару, отвращение к армейским порядкам — все теперь вылилось в лютую, беспредельную ненависть к Ёсиде.

Синдзе заступил в ночной караул вместе с Баннаем. Баннай был инициатором расправы, учиненной над ним в День армии. Синдзе не забыл об этом. Баннай тоже помнил, хотя и не придавал случаю особого значения. Возможно, он считал, что расправа — дело прошлое и, раз случай его свел с Синдзе на посту, нужно это прошлое похоронить. Как бы то ни было, он заговаривал с Синдзе и вообще вел себя мирно, хотя во всех его словах и сквозило чувство превосходства.

Они шли по тропинке на сторожевой пост Б. Стояла лунная весенняя ночь. Баннай просто извел Синдзе своими разговорами. Говорил он больше о женщинах, бахвалился многочисленными победами, пространно рассказывал о том, как то одна, то другая ползала на коленях, умоляя его связать с ней жизнь. Можно было подумать, что Баннай только и делал, что радовал прекрасную половину рода человеческого. Рассеянно слушая его, Синдзе размышлял, может ли русский солдат оказаться таким вот пустым бездельником и вралем. Он вспомнил слова Кадзи о прекрасном цветнике по ту сторону границы и невольно задумался, чем объясняется красноречие таких вот, как Баннай, которых хлебом не корми, только дай потрепаться о своих похождениях. Верно, только одним — бесконечной скудостью их духовной жизни! А Баннай все тянул свое.

— Знаешь, Синдзе, о чем я мечтаю? Вот уволюсь из армии, найму десяток баб и открою здесь заведение. Дело будет! Простачки думают, что здесь одни болота — дескать, не заработаешь. Как бы не так! Еще как развернусь, небу жарко станет! За пятьсот иен можно купить? Даже дешевле станет, если набирать из глухих деревушек. Интересно, разрешение надо, чтоб открыть дело?

— Не знаю.

Про себя Синдзе усмехнулся мечте бывшего скотобойца возвыситься до хозяина борделя. Мечта была, конечно, смехотворной, но Баннай делал ставку на голод здоровых молодых людей, изнывающих в армии от многолетнего воздержания. Неизвестно, сколько еще продлится игра в жмурки с границей. Ведь Баннаю никто не внушал мысль о неизбежном поражении Японии. Откуда ему было знать, что японцы ежедневно пядь за пядью отдают противнику свои острова, приближаясь к развязке.

Разглагольствования Банная были прерваны взметнувшейся в небо ракетой. Откуда она взлетела, на глаз было трудно определить. Баннай весь напрягся и, толкнув Синдзе локтем, прошептал:

— Близко?

— Не очень.

— Нет, близко.

Из владельца преуспевающего борделя Баннай мгновенно преобразился в храбреца Квантунской армии. Перед отправкой сюда, на сторожевой пост, Исигуро, видя недовольство Банная тем, что его обошли с повышением, сказал:

«На фронте довольно одной отваги, чтобы заделаться унтером, а здесь другое дело. Хочешь, я тебя кой-чему научу, Баннай? Вот вы, старослужащие, филоните на постах, только и тешитесь бородатыми анекдотами… А ведь и здесь можно отличиться!»

«Как это?» — недоверчиво поинтересовался Баннай.

«Ты знаешь, что у капитана ракетомания? Возьми и сыграй на этом».

Видя, как пренебрежительно скривился Баннай, Исигуро усмехнулся и сказал:

«Слышал, как одного пирамидоном от поноса вылечили? Так-то, брат! Все можно, только бы аптекой пахло».

Тогда Баннай пропустил мимо ушей слова Исигуро и только сейчас, когда в небо взвилась ракета, понял, что к чему.

— Пошли! — скомандовал он и даже потянул Синдзе за рукав.

Синдзе нехотя спустился с Баннаем в низину. Над болотом сияла луна. Топкая почва постепенно перешла в трясину.

Наконец они поняли: еще шаг вперед — и они увязнут в трясине.

Баннай первым остановился.

— Не видать.

— Ракету запускали не здесь.

— Думаешь?

Когда Баннай уже повернул назад, они оба враз услышали за собой приглушенное хлюпанье воды. Вскоре звук повторился. Почти прижимаясь к траве, Баннай пошел на звук. Синдзе последовал за ним.

— Стой! Кто тут? — неожиданно заорал Баннай.

Синдзе показалось, что он слышал короткий, захлебывающийся крик.

— Стой! Стрелять буду! — повторил Баннай.

Снова захлюпала вода, кто-то уходил от них. Потом все стихло. Тот, в низине, видимо, успел выкарабкаться на траву.

Луч карманного фонарика Банная плясал по траве. Синдзе обо что-то споткнулся и провалился в черную ледяную воду. На мгновение он онемел от страха, но ему удалось выбраться на тропинку. Оказалось, он запутался в небольшой самодельной сети. Видно, их ставили здесь китайцы из соседней деревни.

Баннай несся по тропинке за тенью, которая ему мерещилась впереди. Синдзе бросился за ним. Если не остановить Банная, он угодит в трясину. Подумав так, Синдзе отметил про себя, что болото, в которое он только что провалился, не такое уж страшное. По нему ничего не стоит пробраться к границе.

Баннай выстрелил. Второй раз прицелился, когда, выйдя на дорогу, уже отчетливо увидел тень, бежавшую к деревне. Но винтовка не кулак, он оба раза промазал.

— Да брось, он просто рыбу ловил. Там сеть, — показал Синдзе назад.

— Бежим! — Баннай даже не слышал Синдзе. — Бежим в деревню, он туда пошел!

У первых же домиков тень скрылась из виду.

— Это же просто рыбак. Рыбу ловил…

Баннай не слушал.

— Всего каких-нибудь двадцать домишек. За полчаса прочешем.

Затем, изменив тон, строго спросил:

— А преступник что, не может рыбу ловить?

Синдзе не знал, что ответить.

Баннай «прочесывал» деревню. Он торопился. Если за дверью мешкали, он тут же вышибал ее прикладом, если выказывали хоть малейшее недовольство, начинал работать кулаками.

В четвертой или пятой хижине Баннай обнаружил намокшие матерчатые туфли. Его лицо исказила злорадная усмешка.

Вся семья была в сборе. На земляном полу тряслись старик и старуха, молодая чета, ребятишки. Парень, впустивший солдат, вопросительно глянул на стариков. Баннай поддел мокрые туфли штыком и бросил их на середину комнаты. Старуха, шамкая беззубым ртом, посмотрела на мужчину лет тридцати — по-видимому, старшего сына — в противоположном углу. Баннай перехватил этот взгляд и, когда мужчина деланно улыбнулся, вывел его на середину.

Китайцы, видно, никак не могли понять, в чем дело. Трясясь от страха, они смотрели, как Баннай избивал его. Наконец парень, открывавший дверь, не выдержал и закричал: «Что все это значит?»

Баннай покосился на него, мрачно рассмеялся. В следующую минуту ударом приклада он сбил парня с ног.

— Я ничего не сделал, — доказывал первый. — Я ничего не знаю. Рыбу там ловил. Только и всего. Я там всегда ловлю. Правда, господин японский солдат.

— Правда, господин, сын не врет, — низко кланяясь, проговорил старик. — Мы совсем не знали, что там нельзя ловить рыбу. Пожалуйста, простите…

Старуха причитала.

Ни Баннай, ни Синдзе не поняли почти ни слова. Уверенности в том, что этот несчастный виновен, не было, но раз уж Баннай начал с мордобоя, нельзя было идти на попятный.