История римских императоров - Теодор Моммзен

Соответственно осуществление правосудия в римских общинах было главным средством централизации. Основным правилом римского права было то, что правосудие могло вершиться только в пределах города, поэтому городским стенам как границе местности придавалось такое большое значение. В civitates (племенных округах) магистраты, видимо, могли кочевать с места на место и везде вершить правосудие.

Это глубокое различие никогда полностью не стиралось, это основание ни разу не было поколеблено. Сообщается, например, что Каракалла предоставил римское гражданское право всем без исключения имперским подданным.470 Над значением этого мероприятия долго ломали голову: оно было существенно фискального характера и не отменило латинское, иностранное и собственное гражданское право. Его целью было прежде всего взимание налога с наследства, который был тягостной привилегией (privilegium odiosum) римского гражданина. Персональное представление гражданского права ряду частных лиц не имело никакого влияния на правовые категории.471Таким образом Gallia Lugdunensis, видимо, была присоединена к римскому государству; однако глубинное различие было не только не устранено, а напротив, скорее акцентировано. Римские императоры определенно преследовали цель романизировать и эту часть Империи, но далеко не такую глобальную, как в случае романизации Испании или Паннонии.

[MH. II174] В таком же смысле следует понимать то, что было сказано ранее об исчислении расстояний в левгах: левга472 появляется в Tres Galliae только при Севере, но вряд ли именно им она была введена. Возможно, Август позволил Tres Galliae использовать левгу для окрестных дорог; при Севере это распространилось и на имперские дороги. Примечательно, что в Noviodunum (Нион), расположенном на Женевском озере (рядом с Лионом), единственной римской колонии в этих землях, основанной Цезарем (Colonia Iulia Equestris), лишь там еще в III в. исчисления производились в милях: как римской колонии ей это предписывалось имперской властью.

Язык кельтов преодолел римское господство: этот факт абсолютно непостижим, но в его пользу свидетельствуют самые лучшие авторитетные источники. Вероятно, свидетельство Иеронима,473 который утверждает, что малоазиатские галаты говорили на языке Трира, считают неверным, но я, собственно, не могу согласиться с весомостью доводов, отрицающих этот факт. Однако нам нечего сказать против утверждения Ульпиана, жившего в третьем столетии, который сообщает в «Дигестах»,474 что фидеикомиссы в противоположность легатам475 могли быть оглашены на любом другом языке, распространенном в Римской империи, например на пуническом или галльском языке, в то время как легаты должны были составляться на латинском языке476 [MH. II175]: он самым определенным образом говорит, что в его время пунический и галльский языки еще находились в употреблении. Это тем менее удивительно, если вспомнить, что в Бретани по сегодняшний день говорят на кельтском. Однако исследователи сомневаются, является ли этот язык пережитком изначального, родного для этой области языка, или же он не более чем последствие реэмиграции из Британии; тем не менее его стоит считать, скорее, пережитком времен римского господства, факт реэмиграции не доказан и очень спорен.477 Зато нам известно, что еще в эпоху Цезаря именно эти области были менее всего затронуты завоеваниями, но зато они находились в постоянном живом контакте с британскими островами, этим оплотом кельтского культа друидов, так что такая долгая жизнь кельтского языка очень объяснима: эта стойкость — факт. Конечно, кельтский язык мог сохраниться в очень зависимых слоях общества и при соответствующих условиях. За исключением Страбона,478 мы не располагаем никаким непосредственным свидетельством о распространении романского языка, но оно было в природе вещей: деловое общение, безусловно, осуществлялось на латинском языке; все civitates должны были вести свои деловые бумаги и свои счета на латинском языке; мы не можем [MH. II176], правда, доказать это a posteriori; но это само собой разумеется a priori. В противном случае контроль и отчет со стороны римских государственных служащих были бы невозможны. Об этом уже говорилось в другой связи.479

Надписи на кельтском языке на памятниках — редкость, возможно, все кельтские надписи480, написанные греческими буквами, относятся ко времени, предшествующему принципату. Это свидетельствует об исключительно частном характере употребления кельтского языка. Естественно, не было никакого принуждения к использованию языка: не запрещалось устанавливать надгробия с надписью на кельтском языке или на нем же посвящать рождественский подарок какому-нибудь кельтскому божеству. Но люди этого не делали, как этого не делают сегодня люди из тех областей Германии, где все слои общества говорят, скажем, на нижненемецких диалектах, но на надгробиях надписей на этих диалектах не делают.

Такая исключительная редкость кельтских приватных надписей, сделанных латинскими буквами, тем более бросается в глаза, если с ней сравнить то, как часто встречаются частные надписи481 в Паннонии или в области Эбро. Подобные надписи встречаются везде вплоть до самых отдаленных долин; в Лугдуне, напротив, [MH. II177] они редки и написаны на «кухонной» латыни. Отсутствие полноценных латинских надписей еще более доказуемо, чем присутствие кельтских. Так что кельтский язык использовался в частном общении, и это было обусловлено и поддерживалось благодаря отношениям с кельтской Британией; но официально эти контакты не поощрялись.

Однако как случилось, что после краха Римской империи именно в этой области появился романский язык? Это очень интересный вопрос, к ответу на который можно добавить следующее: служебное, официальное использование латыни было определяющим и решающим, и вторгшиеся германцы благодаря этой коммуникативной способности латинского языка слились в одну общую народность с переселившимися римлянами и переселившимися кельтами. По той же причине в Галлии франки говорили482 на латыни, по этой причине и вандалы в Африке, и готы в Италии делали и должны были делать то же самое. Высокое и хорошо сформированное государственное и общинное управление, и прежде всего влияние христианства, которое на Западе было привязано исключительно к латыни, действовали понуждающе.

Со Священным Писанием Запад [MH. II178] был знаком только в латинском варианте текстов, и представители церкви наряду с религиозной миссией имели еще миссию языковую и государственную. Стоит вспомнить о том, что долгое время последним прибежищем римской христианской культуры была Ирландия, из которой опять же и происходили миссионеры. По этой причине кельтский язык опять же не мог стать преобладающим: в политическом отношении он уже давно был мертв. После подавления восстания Цивилиса не происходило больше никаких политических мятежей кельтов: с тех пор они находились в подчинении. Не стоит также забывать, что франки были не галлами, а германцами.

В высшей степени особым было положение главного города Лугдунской Галлии — Лугдуна, сегодняшнего Лиона.483 Отто Хиршфельд в своей брошюре «Лион в период римского господства», Вена 1878,484 представил последнее исследование, отличающееся самым хорошим вкусом по сравнению с другими исследованиями вопросов подобного рода. Лугдун был основан Мунацием Планком в 43 г. до н. э. в период большой гражданской войны. Город изначально находился в резком контрасте с областью, главным городом которой он должен был стать, и мы убедимся в том, что все сказанное о кельтских городах и об их организации не подходит для Лиона. Его положение было исключительно благоприятным: в слиянии рек Роны и Соны и в господствующей позиции по отношению ко всей приречной области город уже имел [MH. II179] все основания для роста и процветания. Город возник на месте древнего кельтского поселения. Его положение для использования в торговых и военных целях было невероятно удачным. Собственно, город в большей степени относился к Нарбонской провинции, чем к Лугдунской; это были старые земли аллоброгов, а для римской политики в отношении этой провинции в высшей степени характерно то, что главный город был построен не то чтобы вне, но вплотную к Нарбонской провинции. Лугдун с самого начала был не civitas, а колонией, и колонией единственной в Tres Calliae. Он не был таким главным городом, как скажем Tolosa: его население составляли в основном переселившиеся италики. Из-за этого еще Тацит485 выделяет его среди других галльских городов и называет Вьенну иноземным городом (civitas externa), а Лион, напротив, — римским (Romaпа). Переселенцы и местные жители наделялись гражданским правом не в одинаковой степени.