Система научно-богословской аттестации в России в XIX – начале XX в. - Наталья Сухова

Второй рецензент – экстраординарный профессор по кафедре библейской истории А. П. Смирнов – дал положительный отзыв. Отмечая отдельные недостатки сочинения, он не сомневался, что его ученые достоинства дают право на степень доктора богословия[1068]. Председатель Совета – ректор академии архимандрит Антоний (Храповицкий) – высказал свое мнение не только о самой диссертации, но и об отрицательном отзыве А. А. Жданова. Он отметил ряд несоответствий в этом отзыве, фрагментарность высказанных претензий и общее мнение о соответствии представленного сочинения искомой степени доктора бого словия[1069]. Совет МДА, ознакомившись с диссертацией и отзывами, путем голосования большинством принял решение об удостоении М. Д. Муретова степени доктора богословия. Синод послал диссертацию на дополнительный отзыв в Совет КазДА[1070]. Профессором по кафедре еврейского языка и библейской археологии КазДА С. А. Терновским был дан положительный отзыв на диссертацию, и Совет КазДА единогласно признал М. Д. Муретова достойным ученой степени доктора богословия[1071]. Отзыв Совета КазДА был представлен в Синод, и М. Д. Муретов был утвержден в ученой степени доктора богословия[1072].

Но ситуация с диссертаций М. Д. Муретова 1892 г. поставила два вопроса, связанных непосредственно с системой аттестации: 1) что делать Совету в случае противоположных мнений рецензентов; 2) как поступать Синоду в случае, если к поступающему делу о присуждении докторской диссертации прилагаются отзывы рецензентов с противоположными мнениями?

Но разумеется, наряду с такими специфическими случаями основная часть подаваемых работ шла обычным путем, и рецензентами с большей или меньшей глубиной и подробностью, но корректно и адекватно оценивались достоинства работы. Рецензии магистерских и докторских диссертаций этих лет – конца XIX – начала XX в. – представляют немалый интерес. Какие же достоинства, по мнению рецензентов, давали право на степень магистра? Прежде всего сочинение на ученую степень магистра должно было быть не учебным, а научным исследованием, то есть основываться на критически проверенных результатах науки и делать в них некоторый «прирост» или «вклад». Главное, что отмечали авторы практически всех рецензий, – работал ли автор с источниками или судил о предмете исследования исключительно по книгам, относящимся к его области. Разумеется, владение историографией как отечественной, так и иностранной, умение критически использовать достижения предшественников ценилось и ставилось в непременную обязанность. Однако это не должно было составлять главный смысл диссертации на ученую степень: она должна быть самостоятельным исследованием. Оценивалась логика исследования, умение владеть материалом и управлять мыслью, выбирать нужное, а не поражать обилием фактов и цитат, отделять существенное для проблемы исследования – то есть истинно научный подход, а не эрудиция. Очень важна была объективность суждений, то есть умение отрешиться, с одной стороны, от влияния ученых авторитетов, с другой – от личных вкусов, убеждений, априорных теорий, могущих склонить исследователя в известную сторону ранее беспристрастного изучения предмета. Научно-богословское исследование в данном случае определяло особенно сложное положение для автора, ибо, с одной стороны, предъявляло к нему требование исследовать истину, а не исповедовать веру, с другой стороны, твердо знать, что правильное исследование истины всегда приведет к ней же. Разумеется, преимуществом признавались тщательность и доскональность разработки предмета, использование всех доступных достижений науки, причем не только богословской, а всего того, что может помочь в поиске истины в предмете исследования. Рецензенты строго проверяли, использовал ли автор в своем богословском исследовании весь необходимый критический, исторический, филологический аппарат, сумел ли он овладеть материалом и осмыслить его, проложив верный путь среди обилия фактов. Выносилось суждение об адекватности использования известных методов и умение разрабатывать на их базе свои – специальные для конкретного исследования. Немалое место занимало в рецензиях обсуждение точности терминологического аппарата, используемого автором, четкости формулировок[1073].

Относительно докторских исследований ситуация была и проще, и сложнее. Проще, ибо труды, подаваемые на докторские степени, чаще всего были фундаментальными исследованиями, ибо их авторы уже были проверены магистерской диссертацией, со всеми рецензиями, доработками и обсуждениями. Поэтому в них встречалось гораздо меньше несоответствий научным требованиям. Слабые работы, которые в принципе не могли претендовать на вклад в науку и духовное просвещение, на соискание докторской степени подавались довольно редко. Однако требования, предъявляемые к докторской диссертации, были несравненно выше, чем к магистерской, хотя на практике это не всегда выполнялось. Докторская работа должна была не только представлять конкретное научно-богословское исследование, но делать фундамен тальный вклад в ту или иную область богословия, не только проводить анализ конкретного источника или группы документов, но базироваться на изучении целых комплексов источников, учитывать широкий контекст – как богословский, так и общенаучный, делать вклад в методологию богословских исследований. Кроме того, докторская диссертация должна была открывать перспективы для новых исследований – в этом должно проявляться ее научное «учительство», предводительство молодыми исследователями[1074].

Иногда «фундаментальность» докторских диссертаций понималась как включение в итоговый труд всех предыдущих научных исследований, идей и достижений автора. Такой вариант некоторым авторам и рецензентам казался альтернативой научной новизны. Это, например, в 1903 г. отмечал профессор МДА А. И. Введенский в отзыве на докторскую диссертацию по основному богословию профессора богословия Харьковского университета протоиерея Тимофея Буткевича, выпускника (1880) и магистра (1885) МДА[1075]. Хотя, как утверждал А. И. Введенский, «специалисту, который годами просиживает над вопросами, входящими в область обсуждаемой… книги», исследование протоиерея Т. Буткевича не даст «чего-либо существенно нового», оно является достойным докторской степени по «полноте и правильности научного освещения» целой области основного богословия – сущности и происхождения религии. Критическое обозрение и систематизация неправильных мнений по теме диссертации свидетельствуют о той зрелости ученого, которая и может быть аттестована докторской степенью[1076].

Разумеется, не все магистерские и докторские диссертации, подаваемые в Советы, удовлетворяли этим критериям. Тогда рецензенты, как правило очень подробно, указывали недостатки работ, высказывали личное мнение о важности этих недостатков и соответствии или несоответствии самой работы искомой степени. Чаще всего Совет доверял назначенным рецензентам. В случае несоответствия диссертации требуемому уровню Совет либо просто констатировал прекращение дела, либо рекомендовал доработать и представить исправленный вариант.

Иногда молодых богословов подводила уверенность в том, что, познакомившись с историко-критическими и филолого-критическими методами на примере западных богословских исследований, они с успехом могут применять их самостоятельно. Так, в 1902 г. Совет МДА признал неудовлетворительным для степени магистра богословия сочинение кандидата МДА (1896) и преподавателя Полтавского ЕЖУ Афанасия Грановского «Книга Премудрости Соломоновой, как памятник греческого языка своего времени». Рецензенты – и. д. доцента по кафедре еврейского языка и библейской археологии Е. А. Воронцов и экстраординарный профессор по кафедре Священного Писания Ветхого Завета В. Н. Мышцын – выделили главное препятствие: работа представляет собой узкофилологическое исследование и не может претендовать на присуждение богословской ученой степени. Собственно богословская – «библиологическая» – часть представляет лишь краткие и известные исагогические сведения о книге Премудрости Соломоновой, изложенные по чужим исследованиям. Оригинальная же часть работы посвящена филологическим проблемам: этимологическому, синтаксическому, стилистическому, терминологическому анализу текста. Однако специальной филологической подготовки автор не имел – его «филологическая опытность» ограничивалась несколькими филологическими трудами и немногими комментариями – поэтому и с точки зрения филологии работа не смогла стать научным исследованием. Автор выделил такой узкоспециальный предмет, о каковом, по мнению рецензентов, и западная библиология не имела серьезных монографий, и это дерзновение при отсутствии специального образования было обречено на провал[1077].