Геологическая поэма - Владимир Митыпов

— Да. И самый большой. Пятнадцать саней, не менее. Мы с самого начала допустили ошибку — все ждали, что вот-вот наши аэросани посрамят эти туземные нарты, а дни меж тем уходили.

Вейкен кивнул:

— Да, это опасно — иметь в запасе якобы спасительный шанс: у человека пропадает потребность использовать до конца уже имеющийся, а в результате оказывается, что в нем-то и было единственное спасение. — Вейкен помолчал и буднично добавил — Я готов идти на Щит.

— Нет, дорогой Карл, пойду я сам. А вас попрошу остаться здесь за руководителя.

— Нужно ли это? — после некоторого раздумья отозвался Вейкен.

— Полагаете, я уже стар для такого путешествия?

— Я совсем не это имел в виду! Здесь у нас много работы, и она, по сути, только началась. Ваше присутствие просто необходимо. А там, на «Айсмитте», Георги, теперь к нему присоединится Зорге. Оба они достаточно опытные работники…

— Нет-нет, я вовсе не думаю, что им нужна моя подсказка. Но…

Он растерянно замолчал. Вейкен ждал, глядя на него.

— Пожалуй, я засиделся, не находите? Эта поездка пойдет мне только на пользу… По пути проведу комплекс наблюдений, два-три дня поработаю на «Айсмитте». Поверьте, я слишком долго мечтал об этой станции, чтобы не взглянуть на нее собственными глазами. И в конце концов, у нас есть аэросани! Они ведь могут прийти на помощь, если вдруг… — Командор опять запнулся и после недолгой паузы спросил — Я говорю неубедительно, да?

Вейкен красноречиво безмолвствовал.

— Боже мой, Карл, но это же так понятно! — почти умоляюще воскликнул Вегенер. — Я посылаю двух молодых людей прожить полгода в центре Щита, и я, черт побери, должен быть уверен, что они останутся живы! Иначе… иначе мне не стоило браться за все это.

— Хорошо, — промолвил наконец Вейкен. — Но кто же пойдет с вами?

— Только гренландцы, — отвечал Вегенер и пояснил: — Вигфус и его земляки на днях отплывают домой, они свое дело сделали. У Лиссея не проходит ишиас. Кто еще — Курт Гердемертен? Но ведь надо кого-то и с вами оставить. Остальные сейчас все на Щите…

Он умолчал о Гольцапфеле, и тому были причины. Вегенер, поскольку он в последние годы жил и работал в Австрии, принявшей его, кстати, очень радушно, считал себя обязанным быть особенно внимательным к австрийскому метеорологу. Однако многое в Гольцапфеле вызывало в нем досаду, а порой даже неприязнь, особенно его презрительное отношение к гренландцам. Вегенеру не суждено было узнать, что пройдет не столь уж много времени, и «милейший Руперт» вполне закономерным образом примкнет к мюнхенским пивным громилам, отправившимся на завоевание мира.

Вейкен тоже не стал упоминать про австрийца — вероятно, догадывался, почему Вегенер не желает брать его с собой на Ледниковый щит.

— Нет, налагак [53], мы не пойдем дальше.

Дитлиф Фредриксен сказал это спокойно, в обычной для гренландских охотников неторопливой, почти торжественной манере. Вегенер понял, что таково окончательное решение.

Переговоры, затрудненные взаимным недопониманием, перемежаемые усталыми перекурами, питьем горячего кофе, длились уже целый день. В рассчитанной на двоих палатке, едва втиснувшись, сидели кроме хозяев четверо гренландцев в своих широких оленьих анораках, собачьих штанах, теплых камиках, со своими нещадно дымящими трубками. Было непривычно тепло, душно, накурено до сизой мглы.

Следуя здешним обычаям, Вегенер отозвался не сразу. Он медленно и невозмутимо раскурил свою погасшую трубку, задумался. В дневнике, который он держал раскрытым на коленях, стояли число — шестое октября, и расстояние от базы — сто пятьдесят один километр. Уже полмесяца шли они по Щиту, а до «Айсмитте» еще двести сорок девять километров.

Ему вдруг подумалось, что для него этот путь с самого начала сделался как бы неодолимым соскальзыванием со снежного склона. Цепь обстоятельств выстраивалась так, что возможности для выбора практически не было. В первый же день, едва отойдя от базы, они повстречали группу, ушедшую в конце прошлого месяца с третьим санным поездом. Это были Вёлкен, Юлг и семь гренландцев. Вместе с ними шел Лёве, которого на «Айсмитте» сменил Зорге. Все они выглядели неплохо, хотя сделали в общей сложности восемьсот километров за двадцать два дня. Погода благоприятствовала им во время пути туда, однако при возвращении начала заметно ухудшаться. Туман и мягкий сырой снег, видимо, и дальше будут делать дорогу все более тяжелой. И Вегенер, и возвращавшиеся равно недоумевали: где же знаменитый гренландский антициклон — эта, как всем известно, безраздельно царящая в центре Щита обширная область высокого давления и ясной морозной погоды? Гигантский ледяной остров, «кухня погоды» Северного полушария планеты, в глубинах своих оказывался более загадочным, чем при взгляде с побережья. Зимние наблюдения в центре Щита приобретали особую важность… В переданном Вегенеру письме от обитателей «Айсмитте» снова говорилось о недостающем, в том числе о зимнем доме, но наиболее опасной представлялась им нехватка керосина, по существу единственного на Щите топлива. Ничего панического в письме не было, но в конце Георги и Зорге предупреждали, что, если до двадцатого октября требуемое не будет доставлено, они покинут «Айсмитте» и на лыжах, с ручными санями пойдут обратно. И вот это, соотнесенное с отсутствием до сих пор аэросаней, всерьез обеспокоило руководителя экспедиции. Четыре дня назад Вёлкен со спутниками встретил аэросани на двухсотом километре.

Переночевавшие в этом месте водители были настроены бодро и собирались ехать дальше, уверенные, что к вечеру достигнут «Айсмитте». На том и расстались. Если бы все шло по плану, то они на обратном пути должны были обогнать ехавшего на собаках Вёлкена и давно уже быть на базе. Но их не было. Вегенер ни с кем не делился опасениями, но про себя вполне допускал, что столь нужный керосин, зимний дом и прочие материалы до сих пор на «Айсмитте» не доставлены. Следовательно, значение четвертого санного поезда теперь неизмеримо вырастало. Возник, можно сказать, роковой срок: 20 октября. Пришлось упряжки развернуть назад, пересмотреть груз, учитывая указанное в письме, и на следующий день вторично выйти в дорогу. Но эта задержка, досадная, как всякая задержка, одарила Вегенера еще одним спутником — им стал Франц Лёве, настоявший на этом, вопреки, казалось бы, здравому смыслу и сильнейшему противодействию как самого Вегенера, так и всех остальных. Смыв с себя дорожную грязь и основательно подкрепившись кофе, Лёве на ночном совещании в палатке командора лихо отмел все возражения. Да, он только что вернулся с «Айсмитте», однако находится в отличной форме и в двух своих маршрутах по Щиту показал себя недурным ходоком, умело управляется с собаками и прекрасно изучил путь до «Айсмитте». К тому ж разве сам Вегенер, будучи примерно в его возрасте, не пересек Гренландию, пройдя более полутора тысяч километров и не имея при этом ни собачьих упряжек, ни продовольственных складов по пути… В общем, дело кончилось тем, что Лёве добился своего и стал четырнадцатым в этой поездке, заменив внезапно захворавшего гренландца Ойле.

Аэросани обнаружились на пятидесятом километре. Измученные водители потерянно мыкались возле безжизненных, насквозь промороженных машин, когда на них в снежном полумраке буквально наехала головная упряжка поезда. Вегенер выслушал водителей со стоическим спокойствием. История была проста до нелепости. Покинув базу, аэросани за день дошли до двухсотого километра, но на следующее утро их задержал туман. При сильно ограниченной видимости водители резонно опасались сбиться с провешенной черными флажками трассы и бесследно исчезнуть в этой не имеющей ориентиров мертвенно-белой стране. Потом, уничтожая всякое понятие о времени и сторонах света, пошел мягкий глухой снег. Он неторопливо, казалось, зарядив на годы и годы, погребал машины, словно приобщал их к великой белизне Щита. Водителям все более становилось не по себе. Едва дождавшись прояснения, они поспешно откопали аэросани, но тут обнаружилось, что те не могут сдвинуться с места — лыжи из хваленого хиккори прочно примерзли к поверхности купола. Когда же их после долгой и мучительной возни все-таки удалось оторвать от заледенелого фирна, аэросани не в силах были продолжать путь уже по другой причине — не тянули двигатели. Вероятно, сказались одновременно и высота над уровнем моря — две с половиной тысячи метров, и возрастающая к центру Щита крутизна ледяного купола. Безрезультатно промаявшись весь день, водители решили оставить груз и поспешить обратно. Пустые машины пошли легко, но через сто пятьдесят километров, уже под вечер, вышел из строя «Подорожник». Снова ночевка, снова зловеще вкрадчивый снег, могильная тишина и ощущение безнадежной затерянности… но внезапно в белой мгле, лишенной признаков времени, заскулили невидимые собаки, и хриплый голос Дитлифа Фредриксена прокричал кому-то: «Кернорток! (Там что-то чернеется!)»…