Джузеппе Бальзамо (Записки врача) - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Напрасный труд, — заметил Людовик XV. — Этот сплетник всех поставит в затруднительное положение, если возвратится в Париж. Пускай отправляется к своему другу — моему кузену Фридриху Второму. С нас довольно и господина Руссо. А вы возьмите эти стихи, графиня, и подумайте над ними на досуге.
Графиня взяла листок, свернула его в трубочку и положила рядом со своей тарелкой.
Король не спускал с нее глаз.
— Сир! — заговорила Шон. — Не хотите ли глоток токайского?
— Оно из погребов самого его величества императора Австрийского, — сообщила графиня, — можете мне поверить, сир.
— Из погребов императора… — проговорил король. — Стоящие винные погреба есть только у меня.
— А я получаю вино и от вашего эконома.
— Как? Вам удалось его обольстить?
— Нет, я приказала…
— Прекрасный ответ, графиня. Король сказал глупость.
— Однако, господин Франция…
— Господин Франция, по крайней мере, в одном прав: он любит вас всей душой.
— Ах, сир, ну почему вы, и в самом деле, не господин Франция?
— Графиня, не надо политики!
— Не желает ли король кофе? — спросила Шон.
— Конечно.
— Его величество будет подогревать кофе сам, как обычно? — спросила графиня.
— Да, если хозяйка замка ничего не будет иметь против.
Графиня встала.
— Почему вы встали?
— Я хочу за вами поухаживать, сир.
— Лучшее, что я могу сделать, — это не мешать вам, графиня, — отвечал король, развалившись на стуле после сытного ужина, который привел его в состояние душевного равновесия.
Графиня внесла серебряную жаровню, на которой стоял небольшой кофейник с кипящим мокко. Она поставила перед королем чашку с блюдцем из позолоченного серебра и графинчик богемского стекла. Рядом с блюдцем она положила свернутый в трубочку лист бумаги.
С напряженным вниманием, с каким обыкновенно король это проделывал, он отмерил сахар, кофе и аккуратно налил спирту так, чтобы он плавал на поверхности. Потом взял бумажную трубочку, подержал ее над свечой, поджег содержимое чашки и бросил бумажный фитиль на жаровню — там фитиль и догорел.
Через пять минут король, как истинный гурман, уже наслаждался кофе.
Графиня дождалась, пока он выпьет все до последней капли.
— Ах, сир, — вскричала она, — вы подожгли кофе стихами господина де Вольтера! Это принесет несчастье Шуазёлям.
— Я ошибался, — со смехом отвечал король, — вы не фея, вы демон.
Графиня встала.
— Сир! — проговорила она. — Не желает ли ваше величество взглянуть, вернулся ли господин комендант?
— А! Замор! А зачем?
— Чтобы вернуться сегодня в Марли, сир.
— Да, верно, — согласился король, делая над собой усилие, чтобы выйти из блаженного состояния, в котором он пребывал, — пойдемте посмотрим, графиня, пойдемте.
Графиня Дюбарри подала знак Шон, и та исчезла.
Король опять было взялся за расследование, но совсем в другом расположении духа, чем вначале. Философы отмечали, что взгляд человека на мир — мрачный или сквозь розовые очки — зависит почти всецело от состояния его желудка.
А у королей точно такой же желудок, как у простых смертных, хотя, как правило, похуже, чем у подданных, но он совершенно одинаково способен приводить весь организм в состояние блаженства или, напротив, уныния. Вот почему король был после ужина в прекрасном расположении духа, если такое состояние вообще возможно у королей.
Не прошли они по коридору и десяти шагов, как новый аромат настиг короля.
Распахнулась дверь в прелестную спаленку, стены которой были обтянуты белым атласом с рисунком из цветов, казавшихся живыми. Комната была таинственно освещена, взгляд привлекал к себе альков, к которому вот уже два часа заманивала короля юная обольстительница.
— Сир! Мне кажется, Замор еще не появлялся, — заметила она. — Мы по-прежнему заключены в замке, нам остается бежать через окно.
— При помощи простынь? — спросил король.
— Ваше величество! — улыбнулась графиня-обольстительница. — Разве им нельзя найти лучшее применение?
Король со смехом заключил ее в свои объятия, графиня уронила белую розу, и цветок покатился по полу, роняя лепестки.
XXXIV
ВОЛЬТЕР И РУССО
Мы уже говорили, что спальня замка Люсьенн как с архитектурной точки зрения, так и по своему убранству представляла настоящее чудо.
Расположенная в восточной части замка, она была так надежно защищена позолоченными ставнями и шелковыми занавесями, что дневной свет проникал в нее, лишь когда, подобно придворному, получал право присутствовать на большом и малом утреннем выходе короля.
Летом невидимые отдушины освежали здесь очищенный воздух, будто бы навеянный тысячью вееров.
Когда король вышел из голубой спальни, было десять часов.
На этот раз королевские экипажи уже с девяти часов стояли наготове у парадного подъезда.
Замор, скрестив на груди руки, отдавал — или делал вид, что отдает? — распоряжения.
Король выглянул из окна и увидел приготовления к отъезду.
— Что это значит, графиня? — спросил он. — Разве мы не будем завтракать? Видно, вы собираетесь выпроводить меня голодным.
— Господь с вами, сир, — ответила графиня, — но мне казалось, что у вашего величества назначена встреча в Марли с господином де Сартином.
— Черт побери! — сказал король. — Я думаю, можно было бы сказать Сартину, чтобы он приехал ко мне сюда. Это так близко!
— Ваше величество окажет мне честь, вспомнив, что не ему первому пришла в голову эта мысль.
— К тому же сегодня слишком прекрасное утро для работы. Давайте завтракать.
— Сир, вам нужно будет подписать для меня бумаги.
— По поводу графини де Беарн?
— Совершенно верно. И потом, необходимо назначить день.
— Какой день?
— И час.
— Какой час?
— День и час моего представления ко двору.
— Ну что ж, — сказал король, — вы действительно заслужили быть представленной ко двору, графиня. Назначьте день сами.
— Ближайший, сир.
— Значит, у вас все готово?
— Да.
— Вы научились делать все три реверанса?
— Еще бы: я упражняюсь вот уже целый год.
— А платье?
— Его можно сшить за два дня.
— У вас есть «крестная»?
— Через час она будет здесь.
— В таком случае, графиня, предлагаю вам договор.
— Какой?
— Вы больше не будете напоминать мне об этой истории виконта Жана с бароном де Таверне?
— Значит, мы приносим в жертву бедного виконта?