Джузеппе Бальзамо (Записки врача) - Александр Дюма

— Он шутит! — вскричала графиня.

— Чуть-чуть, поверьте мне!

— Где она остановилась, наша сивилла?

— Вы прекрасно знаете: в «Поющем петухе», на улице Сен-Жермен-де-Пре. Большой черный дом с огромным петухом, нарисованным на листе железа. Когда железо скрипит, петух поет.

— Это будет ужасная сцена!

— Я тоже так думаю. Но, по моему мнению, надо рискнуть. Вы мне позволите сопровождать вас?

— Ни в коем случае, вы все испортите.

— Вот что сказал мне наш поверенный, с которым я советовался, можете принять это к сведению: избить человека у него в доме — за это штраф и тюрьма, избить же его на улице…

— За это ничего не будет, — подхватила графиня. — Вы это знаете лучше, чем кто-либо.

На лице Жана появилась кривая усмешка.

— Долги, которые платят с опозданием, возвращаются с процентами, — сказал он. — Если я когда-нибудь вновь встречусь с этим человеком…

— Давайте говорить только об интересующей меня женщине, виконт.

— Я больше ничего не могу вам рассказать о ней: поезжайте!

Жан отступил, давая дорогу карете.

— Где вы будете меня ждать?

— На постоялом дворе. Я закажу бутылку испанского вина и, если вам понадобится поддержка, сразу же буду рядом с вами.

— Гони, кучер! — вскричала графиня.

— Улица Сен-Жермен-де-Пре, «Поющий петух»! — повторил виконт.

Карета помчалась по Елисейским полям.

Через четверть часа она остановилась на улице Аббасьяль у рынка Сент-Маргерит.

Здесь графиня Дюбарри вышла из кареты. Она боялась, что шум подъезжающего экипажа предупредит хитрую старуху, которая, конечно, настороже и, выглянув из-за занавески, сумеет избежать встречи.

Поэтому в сопровождении одного лишь лакея графиня быстро прошла по улице Аббасьяль, состоявшей всего из трех домов, с постоялым двором посредине.

Она скорее ворвалась, нежели вошла в растворенные ворота постоялого двора.

Никто не видел, как она вошла, но внизу у лестницы она встретила хозяйку.

— Где комната графини де Беарн? — спросила она.

— Госпожа де Беарн больна и никого не принимает.

— Я знаю, что она больна. Я приехала, чтобы узнать о ее здоровье.

Легкая, как птичка, она в один миг взлетела наверх по лестнице.

— К вам ломятся силой! — закричала хозяйка.

— Кто же это? — спросила старая сутяга из глубины своей комнаты.

— Я, — внезапно появляясь на пороге, ответила графиня; выражение ее лица соответствовало обстановке: вежливая улыбка и гримаса сочувствия.

— Это вы, госпожа графиня! — вскрикнула, побледнев от страха, любительница процессов.

— Да, дорогая, я здесь, чтобы выразить вам участие в вашей беде, о которой мне только что сообщили. Расскажите, пожалуйста, как это случилось.

— Я не смею, графиня, даже предложить вам сесть в такой трущобе.

— Я знаю, что в Турени у вас целый замок, и постоялый двор я прощаю.

Графиня села. Госпожа де Беарн поняла, что фаворитка пришла надолго.

— Вам, кажется, очень больно? — спросила г-жа Дюбарри.

— Адская боль.

— Болит правая нога? Ах, Боже мой, но как же так случилось, что вы обожгли ногу?

— Очень просто: я держала кофейник, ручка выскользнула у меня из рук, кипящая вода выплеснулась, и почти целый стакан вылился мне на ногу.

— Это ужасно!

Старуха вздохнула.

— О да, — подтвердила она, — ужасно. Но что поделаешь! Беда не приходит одна.

— Вы знаете, что король ждал вас утром?

— Вы вдвое увеличиваете мое отчаяние, сударыня.

— Его величество недоволен, графиня, тем, что вы так и не появились.

— Мои страдания служат мне оправданием, и я рассчитываю представить его величеству мои самые нижайшие извинения.

— Я говорю вам об этом вовсе не для того, чтобы хоть в малой мере вас огорчить, — сказала г-жа Дюбарри, видя, насколько изворотлива старуха, — я хотела лишь, чтобы вы поняли, как приятен был бы его величеству этот ваш шаг и как бы он был вам признателен за него.

— Вы видите, в каком я положении, графиня.

— Да, да, конечно. А хотите, я вам кое-что скажу?

— Конечно. Это большая честь для меня.

— Дело в том, что, по всей вероятности, ваше несчастье — следствие большого волнения.

— Не стану отрицать, — ответила старуха, поклонившись, — я была очень взволнована честью, которую вы мне оказали, так радушно приняв меня у себя.

— Я думаю, что дело не только в этом.

— Что же еще? Нет, насколько я знаю, больше ничего не произошло.

— Да нет же, вспомните, может быть, какая-нибудь неожиданная встреча…

— Неожиданная встреча…

— Да, когда вы от меня выходили.

— Я никого не встретила, я была в карете вашего брата.

— А перед тем, как сели в карету?

Старая графиня притворилась, будто пытается вспомнить.

— Когда вы спускались по ступенькам крыльца.

Госпожа де Беарн изобразила на своем лице еще большее внимание.

— Да, — сказала графиня Дюбарри с улыбкой, в которой сквозило нетерпение, — некто входил во двор, когда вы выходили из дома.

— К сожалению, графиня, не припомню.

— Это была женщина… Ну что? Теперь вспомнили?

— У меня такое плохое зрение, что, хотя вы всего в двух шагах от меня, я ничего не различаю. Так что судите сами…

«Н-да, крепкий орешек, — подумала графиня, — не стоит хитрить, она все равно выйдет победительницей».

— Ну что ж, — продолжала она вслух, — раз вы не видели этой дамы, я скажу вам, кто она.

— Дама, которая вошла, когда я выходила?

— Она самая. Это моя золовка, мадемуазель Дюбарри.

— Ах вот как! Прекрасно, графиня, прекрасно. Но раз я ее никогда не видела…

— Нет, видели.

— Я ее видела?

— Да, и даже разговаривали с ней.

— С мадемуазель Дюбарри?

— Да, с мадемуазель Дюбарри. Только тогда она назвалась мадемуазель Флажо.

— А! — воскликнула сутяжница с язвительностью, которую она не смогла скрыть. — Та мнимая мадемуазель Флажо, которая приехала ко мне и из-за которой я предприняла эту поездку, — ваша родственница?

— Да, графиня.

— Кто же ее ко мне послал?

— Я.

— Чтобы подшутить надо мной?

— Нет, чтобы оказать вам услугу, в то время как вы окажете услугу мне.

Старуха нахмурила густые седые брови.

— Я думаю, — сказала она, — что от моего приезда будет не много проку…

— Разве господин де Мопу плохо вас принял?

— Пустые обещания господина де Мопу…

— Мне кажется, я имела честь предложить вам нечто более ощутимое, чем пустые обещания.

— Графиня, человек предполагает, а Бог располагает.