Неизвестный Сталин - Рой Медведев

Эти слова можно было рассматривать как предложение Японии об улучшении советско-японских отношений. Однако в Японии одержали верх другие течения и взгляды. Хотя нормальные дипломатические отношения и были восстановлены между нашими странами как раз в 1925 году, но экономические связи почти не развивались, и торговый договор не был подписан. В японских правящих кругах возобладало стремление к расширению экспансии в восточной и юго-восточной Азии.

Еще в конце 1920-х годов Сталин стал утверждать, что отныне в лагере империализма главным противоречием является не противоречие между победителями и побежденными, а противоречие между США и Великобританией. «Куда бы ни сунулась Америка, — говорил Сталин, — эта страна гигантски растущего капитализма, в Китай ли, в Африку ли, в Южную Америку, — везде она натыкается на громадные препятствия в виде заранее укрепленных позиций Англии»[309].

Этот вывод был явно неточным, так как для многих наблюдателей было очевидно, что в Азиатско-Тихоокеанском регионе уже в конце 1920-х годов главными стали противоречия между США и Японией. Японская экспансия в Восточной Азии становилась угрозой и для СССР. Еще весной 1929 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло секретное постановление «О Японии», в котором выражалось беспокойство по поводу частых нарушений советской морской границы японскими военными судами. Политбюро поручало наркомату военно-морского флота и ОГПУ принять конкретные меры по усилению охраны Тихоокеанского побережья СССР. В этом же постановлении говорилось о привлечении к разного рода экономическим проектам на Дальнем Востоке «американского капитала». А Японии, наоборот, «предоставление новых концессий прекратить»[310].

Сталин о Японии в 1930–1936 годах

В 1930 году Советский Союз и Япония обменялись рядом дипломатических нот по поводу разного рода инцидентов в финансовых и политических сферах и нарушениях в работе КВЖД. Япония предъявила СССР претензии насчет деятельности Коминтерна и КПЯ, которые Советское правительство решительно отклонило, заявив, что «оно не может нести ответственности за деятельность находящейся на его территории международной организации совершенно частного характера и что поэтому оно лишено возможности оказывать какое-либо воздействие на деятельность этой организации и ее местных секций». В этой же ноте можно было прочесть, что Советское правительство «констатирует с удовлетворением, что истекшее пятилетие советско-японских отношений характеризовалось вполне благоприятным и здоровым прогрессом этих отношений как в политической, так и в экономической областях»[311]. При этом Советское правительство высказывало надежду, что отношения между СССР и Японией будут и далее улучшаться и становиться все более дружественными. Этим надеждам, однако, не суждено было сбыться.

В сентябре 1931 года Япония, использовав в качестве повода инциденты на Южно-Маньчжурской железной дороге, неожиданно начала наступление в Северном Китае и в период с 18 по 30 сентября оккупировала большую часть Маньчжурии, заняв своими войсками все города севернее Мукдена, а также город Цицикар. Проигнорировав обращение Лиги Наций, Япония заявила в марте 1932 года о создании в Маньчжурии независимого государства Маньчжоу-Го. Под японский контроль перешла территория площадью в 1,3 млн кв. километров и с населением около 40 миллионов человек. При этом японская армия на большом протяжении вышла на советскую границу.

Такое развитие событий было неожиданным и неприятным для Сталина. В сентябре 1931 года он находился на отдыхе в Сочи. О событиях в Маньчжурии его информировали с помощью шифрограмм из Москвы В. М. Молотов и Л. М. Каганович. В своих ответах Сталин призывал Политбюро к осторожности. Так, например, в ночной шифрограмме 23 сентября 1931 года Сталин писал: «Наше военное вмешательство, конечно, исключено, дипломатическое же вмешательство сейчас нецелесообразно, так как оно может лишь объединить империалистов, тогда как нам выгодно, чтобы они рассорились… В печати надо вести себя так, чтобы не было никаких сомнений в том, что мы всей душой против интервенции. Пусть „Правда“ ругает вовсю японских оккупантов, Лигу Наций как орудие войны, а не мира, Америку как сторонницу дележа Китая. Пусть кричит „Правда“ вовсю, что империалистические пацифисты Европы, Америки и Азии делят и порабощают Китай, „Известия“ должны вести ту же линию, но в умеренном и архиосторожном тоне. Умеренный тон для „Известий“ абсолютно необходим. Следовало бы навострить коминтерновскую печать и вообще Коминтерн. Этого будет пока достаточно. Сталин»[312].

Советский Союз в 1931–1932 годах не был готов к какому-либо противостоянию с Японией на Дальнем Востоке. Это вынудило Советское правительство ускорить переговоры по поводу продажи КВЖД. Предполагалось сначала продать железную дорогу властям Маньчжоу-Го, но пришлось в конечном счете продать КВЖД Японии. Расширение японской агрессии в Китае крайне обеспокоило США. В 1932 году японские войска предприняли первую попытку захватить самый крупный китайский город-порт — Шанхай. Эта попытка была отбита китайской армией при поддержке населения города. Нет никаких сомнений в том, что именно обострение противоречий между Японией и США в Азиатско-Тихоокеанском регионе побудило Соединенные Штаты начать переговоры с Советским Союзом об установлении дипломатических отношений, которых между нашими странами не было уже более пятнадцати лет.

На заседаниях Политбюро не велось протокола, вернее, здесь не было принято вести стенографических записей. Из кратких записей и из повестки дня этих заседаний видно, что Сталин довольно часто выступал здесь по проблемам внешней политики, в том числе и по проблемам Дальнего Востока. Более подробно о позиции Сталина мы можем судить по тем письмам Генсека членам Политбюро, которые он отправлял во время своего отпуска. В 1932 году Сталин уехал на отдых в Сочи в июне. В одном из писем Кагановичу он писал: «Мы не должны признать де-юре маньчжурское государство. Настаивая на признании с нашей стороны, японцы рассчитывают поссорить нас с Китаем и Маньчжурией: если признаем Маньчжурию — рассоримся с Китаем, если откажемся признать — рассоримся с маньчжурским правительством. Так рассуждают японцы своим неглубоким, хотя и хитрым умом… Чтобы успокоить японцев и маньчжуров, надо заявить им одновременно, что мы в принципе не отвергали никогда и не отвергаем признание де-юре, но что практически такие вопросы не решаются одним ударом и нуждаются в изучении»[313].

О переговорах с США Сталин в эти же дни писал Молотову:

«Здравствуй, Вячеслав! Письмо от 13 июня получил. 1) САСШ — дело сложное. Поскольку они пытаются вовлечь нас лаской в войну с Японией, мы можем послать их к матери. Поскольку же нефтяники САСШ согласны дать нам 100 миллионов рублей в кредит, не требуя от нас политических компенсаций, — было бы глупо не брать от них денег»[314].

В 1932 году Советский Союз установил дипломатические отношения с китайским правительством, возглавляемым Чан Кайши и находившимся тогда в Нанкине. Однако СССР отклонил предложение китайского правительстве о заключении между Китаем и СССР пакта о ненападении. Наоборот, СССР начал в это же время переговоры с Японией, предлагая ей заключить пакт о ненападении. Однако Япония фактически отклонила это предложение. У Сталина в конце 1920-х годов и в 1931–1932 годах были иллюзии насчет возможности наладить какое-то мирное сотрудничество с Японией, используя японо-американские противоречия и противоречия между Японией и такими «старыми» империалистическими странами, как Великобритания и Франция. В Европе Сталин рассчитывал на какое-то сотрудничество с Германией.

Этим иллюзиям пришел конец в 1933 году, когда в Германии победил Гитлер, а в Японии стал усиливаться милитаризм и экспансионизм. В октябре 1933 года по предложению Сталина и Я. Гамарника Политбюро приняло решение о строительстве для Дальнего Востока 100 торпедных катеров. Тогда же Сталин отправил Кагановичу, который в отсутствии Генсека вел заседания Политбюро, весьма резкое и новое по интонациям письмо: «По-моему, пора начать, — писал Сталин, — широкую, осмысленную (не крикливую) подготовку и обработку общественного мнения СССР и всех других стран насчет Японии и вообще против милитаристов Японии. Надо развернуть это дело в „Правде“; отчасти в „Известиях“. Надо использовать также ГИЗ и другие издательства для издания соответствующих книг, брошюр. Надо знакомить людей не только с отрицательными, но и с положительными сторонами быта, жизни, условий в Японии. Понятно, что выпукло надо выставить отрицательные, империалистические захватнически-милитаристские стороны… И вообще, надо начать длительную, солидную (не крикливую) подготовку читателя против мерзавцев из Японии. Имейте это в виду и двигайте дело»[315].