Неизвестный Сталин - Рой Медведев

Переговоры между Россией и Японией происходили летом 1905 года при посредничестве США. Эти переговоры завершил Портсмутский мирный договор, подписанный 23 августа (5 сентября) 1905 года. Россия признала Корею сферой влияния Японии, уступила Японии Южный Сахалин и свои права на Порт-Артур и Дальний. К Японии перешла и Южно-Маньчжурская железная дорога. И Япония, и Россия обязались одновременно эвакуировать свои войска из Маньчжурии.

Ленин не комментировал этот договор, но его мнение было известно лидерам большевиков: Россия поторопилась заключить мир на самых унизительных условиях, чтобы освободить свои войска, полицейские силы и казачество для борьбы с набиравшим силу революционным движением. Об этом же писал в одной из листовок и Сталин: «Испуганное призраком революции царское правительство поторопилось заключить мир с „внешним врагом“, с Японией, чтобы собраться с силами и основательно расправиться с „внутренним врагом“»[303].

В период между 1905 и 1917 годами Ленин писал и говорил о Японии очень мало, а Сталин не говорил и не писал о ней вообще. Только в апреле 1918 года, когда Ленин говорил об угрозах молодой Советской республике, он упомянул и об угрозе с Востока, которая исходит от Японии.

Сталин о Японии в 1920-е годы

Известно, что Япония приняла участие в интервенции и оккупации на Дальнем Востоке еще в 1918 году. Но Советская власть здесь потерпела поражение еще в начале лета того же года, а к осени 1918 года почти вся восточная часть России оказалась под властью адмирала А. В. Колчака. Сталин был занят в эти месяцы на других фронтах Гражданской войны. Как народный комиссар по делам национальностей он много писал и говорил в первые годы Советской власти о Востоке. Но его призыв «Не забывайте Востока!» относился тогда к Китаю, Персии, Индии, российскому Туркестану, Турции, но не к Японии, которую никто не относил в то время к числу стран, в которых развивалась революционная ситуация, или к числу стран, которые большевики считали «слабыми звеньями в цепи империализма».

Японские представители не принимали участия в создании Коминтерна, и их не было на первом, учредительном Конгрессе Коминтерна в 1919 году. Социалистическое движение в Японии развивалось в глубоком подполье и в условиях террора властей. Небольшие кружки японских социалистов были созданы среди японской эмиграции в США и Западной Европе. Но в России японской эмиграции не было. На Втором Конгрессе Коминтерна в 1920 году был представлен анонимный доклад «Общее положение в Японии», в котором утверждалось, что в Японии нет возможности проводить социалистическую агитацию и проповедовать революционные идеи. «Японский народ, — говорилось в этом докладе, — насквозь пропитался ядом империалистической пропаганды и вполне готов поддерживать завоевательные стремления своего правительства по отношению к Китаю и Сибири. Японцы являются поэтому капиталистической и империалистической нацией первого ранга»[304].

Из японских социалистов в России знали еще до Октябрьской революции только Сен Катаяму, одного из основателей японской социал-демократии. В августе 1904 года он принимал участие в Амстердамском конгрессе II Интернационала и обменялся здесь символическим рукопожатием с Георгием Плехановым — в знак солидарности и протеста против русско-японской войны. В 1917 году Сен Катаяма находился в США в эмиграции, он принял участие в создании коммунистической партии США и образовал в ней небольшую японскую социалистическую группу. Неудивительно, что именно Сен Катаяма был избран на III Конгрессе Коминтерна в исполнительный Комитет (ИККИ). Это было сделано по предложению созданного в 1921 году Дальневосточного секретариата ИККИ.

Сен Катаяма приехал в Москву в декабре 1921 года из США как представитель от Японской коммунистической группы. Здесь он впервые встретился и со Сталиным. Как можно судить по опубликованным в 2001 году архивным документам Коминтерна, эта встреча произошла во время Первого съезда революционных организаций Дальнего Востока, который был проведен с 21 января по 2 февраля 1922 года в Москве и Петрограде. Для ведения этого съезда Политбюро ЦК РКП(б) назначило комиссию в составе И. В. Сталина, Н. И. Бухарина и Г. Е. Зиновьева. Судя по опубликованным документам, все трое членов комиссии активно участвовали в работе съезда и в подготовке его решений. Из этих же документов видно, что для японских участников съезда наиболее авторитетными фигурами в РКП(б) были в то время Зиновьев и Бухарин, а для российских участников — Сен Катаяма[305].

Японская коммунистическая партия была провозглашена в Токио в июле 1922 года в подполье — на квартире у вернувшегося из Москвы Киёси Такасэ, где собрались на первый съезд КПЯ всего восемь человек. Второй съезд прошел также в подполье в феврале 1923 года. Трудности и репрессии привели вскоре к самороспуску КПЯ, против чего возражал и Сен Катаяма, и ИККИ. Однако восстановить японскую компартию удалось только в декабре 1926 года на III съезде КПЯ, который состоялся в одном из глухих горных районов префектуры Ямагато. В партии в это время было немногим менее 150 членов и кандидатов. Программа КПЯ была принята в 1928 году на основе «Тезисов ИККИ о Японии», принятых Президиумом ИККИ в 1927 году. Легенда о том, что именно Сталин написал летом 1927 года эти тезисы, не подтверждается опубликованными документами. Наиболее основательно работал над этими тезисами Н. Бухарин; в этой работе участвовала также О. В. Куусинен, Сен Катаяма, Ф. Раскольников, Ч. Джонсон, А. Нин, Д. Мэрфи[306]. Сталин пристально следил в это время за делами в Китае, но не в Японии.

Как Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) Сталин принимал участие в заседаниях Политбюро ЦК ВКП(б), на которых обсуждались тогда все главные вопросы внешней политики СССР. Однако в 1920-е годы здесь редко поднимались вопросы, связанные с советско-японскими отношениями. В основном это были проблемы рыболовства, нефтяных концессий на Сахалине, отношения Японии к событиям в Китае, разрешения группе японских офицеров получить в СССР военные знания и знания по языку — на основе взаимообмена. Из документов Политбюро видно, что отношения между СССР и Японией в 1920-е годы были ненапряженными, но весьма холодными.

Сталин очень редко высказывался в 1920-е годы о Японии, и его высказывания носили тогда слишком общий и абстрактный характер. Так, например, еще в июле 1925 года один из японских корреспондентов в Москве — господин Фусе передал Сталину несколько письменных вопросов. Сталин ответил также письменно. Эта переписка была опубликована в «Правде». «Это верно, — заявлял в своем ответе г. Фусе Сталин, — что японский народ является самым передовым из народов Востока, что он заинтересован в успехах освободительного движения угнетенных народов. Союз японского народа с народами Советского Союза был бы решающим шагом в деле освобождения народов Востока. Такой союз знаменовал бы собой начало конца великих колониальных империй, начало конца мирового империализма. Этот союз был бы непобедим. Но верно также и то, что государственный и социальный строй Японии толкает Японию и ее народ на путь империализма, делая его орудием не освобождения, а порабощения народов Востока… Как выйти из этого противоречия между интересами японского народа и государственным и социальным строем Японии? Выход один: изменить государственный и социальный строй Японии по образцу и подобию коренных интересов японского народа». Сталин напомнил, что Россия также была раньше «страшилищем народов Востока», а теперь они видят в ней своего друга. На вопрос о популярном в Японии лозунге «Азия для азиатов» Сталин ответил, что этот лозунг хорош, когда он ведет к борьбе против империализма. Но он никуда не годится, если он сеет недоверие к пролетариату, к рабочему классу Европы[307].

В декабре 1925 года в отчетном докладе XIV съезду ВКП(б) Сталин решил сказать «два слова о Японии». «На Западе, — заметил Сталин, — наши враги ждут, что подъем революционного движения в Китае породит вражду между Японией и СССР. Но Китайская революция — это великая сила, и кто с ней не будет считаться, тот наверняка проиграет». «Я полагаю, — сказал Сталин, — что Япония поймет, что с этой растущей силой национального движения в Китае, идущей вперед и сметающей все на своей дороге, она, Япония, также должна считаться… Наши интересы идут по линии сближения нашей страны с Японией»[308].

Эти слова можно было рассматривать как предложение Японии об улучшении советско-японских отношений. Однако в Японии одержали верх другие течения и взгляды. Хотя нормальные дипломатические отношения и были восстановлены между нашими странами как раз в 1925 году, но экономические связи почти не развивались, и торговый договор не был подписан. В японских правящих кругах возобладало стремление к расширению экспансии в восточной и юго-восточной Азии.