Окончательная реальность - Вильгельм Зон

– Хорошо, рейхсляйтер, – ответил Гейдрих после короткой театральной паузы, – однако не могу не поделиться сомнениями: если определенную национальную терпимость к латинянам Франции я понимаю, то в отношении славянского стада – простите меня – понять не могу.

– Вам придется понять мою «национальную терпимость» по отношению к «славянскому стаду», ибо именно мне предначертано вместе с фюрером осуществить глобальную перестройку мироустройства.

Гейдрих с трудом сдержал улыбку.

Покидая Розенберга, Гейдрих испытывал двойственное чувство. С одной стороны, он понимал, что ввязывается в опасную игру на стороне атлантистов – против Розенберга, против своего непосредственного шефа Гиммлера, а может быть, и против самого фюрера. С другой стороны, не сомневался – начинать войну в России, не разобравшись с Англией, – авантюра, граничащая с преступлением. Авантюра, которую не оправдает никакое евразийство, никакая Шамбала и прочая ересь, продвигаемая Хаусхофером.

Вызвав Шелленберга, Гейдрих убрал со стола бумаги, запер тяжелый, старинной работы сейф и сказал:

– Серьезные вопросы надо обсуждать во время хорошего обеда, Вальтер. Я велел заморозить нам бутылку старого рейнского. Вы не возражаете?

– Ну что вы, – ответил Шелленберг, улыбнувшись. Он открыл дверь, пропуская Гейдриха в зал, где шеф Имперского управления безопасности обедал с друзьями, когда не было времени ехать в ресторан.

– Как вам говядина? – спросил Гейдрих, закончив пережевывать пищу.

– Прекрасный вкус.

– Я попросил привезти эту вырезку из Брауншвейга – там особые травы, запах полей передается мясу. В Берлине такого мяса нет, и не может быть: заводские трубы разносят промышленный яд на многие десятки километров окрест столицы, отравляя поля, воздух и воду.

– Согласен, группенфюрер, мы слишком мало внимания уделяем экологии…

– Да, да, Вальтер, это очень верно, но я хотел поговорить о другом… Как поживает ваш Макс, Вальтер?

– А что ему сделается, всегда в порядке, – ответил Шелленберг.

– Думаю, стоит послать его в Загреб, дружище. Хорошо бы к концу сегодняшнего дня укомплектовать группу. В Загребе понадобятся сильные люди, которые смогут отстаивать нашу точку зрения, нашу, Вальтер, вы понимаете меня?

Вальтер Шелленберг отлично все понимал. Он был сообразительным парнем и прекрасно ориентировался в расстановке сил на самом верху властной пирамиды. Будучи в душе приверженцем евро-атлантических концепций Риббентропа, Шелленберг давно ориентировался исключительно на Гиммлера. Работая с ним и с определенным скепсисом относясь к его мистическим увлечениям, тем не менее, Шелленберг знал – с Гиммлером шутки плохи. Получив прямое указание Гейдриха работать на стороне атлантистов, обеспечивая подготовку вторжения Вермахта в Югославию, Шелленберг понял, что заигрался. Становиться на пути Гиммлера Вальтер не собирался, но и портить отношения с Гейдрихом смысла не было. Пораскинув мозгами, Шелленберг решил хеджировать риски.

«Итак, что же нам известно? – размышлял опытный разведчик. – Переворот в Югославии инспирирован людьми Канариса. Это однозначно смахивает на операцию прикрытия подготовки вторжения в Россию. При этом он, Шелленберг, руководитель политической разведки РСХА, не проинформирован о деталях действий Абвера. О чем это может говорить? Неужели Гиммлер не доверяет ему? Вполне возможно: имея у себя в заместителях такого человека, как Гейдрих, трудно верить кому бы то ни было. Кроме того, похоже, окончательное решение фюрером не принято. Идет решающая фаза борьбы между Розенбергом и Риббентропом, а арбитром, который положит финальное решение на стол Гитлеру, будет Гесс, пока симпатизирующий атлантистам. Таким образом, действовать надо осторожно. Помогая Риббентропу свалить Розенберга, провоцируя войну на Балканах, надо представлять мероприятия, проводимые сотрудниками VI отдела РСХА, как необходимые для подготовки вторжения в Россию. При таком подходе, чья бы точка зрения в верхах ни возобладала, он, Шелленберг, окажется полезным работником для команды победителей».

Вальтер по-кошачьи улыбнулся, потер пухлые руки, достал перо и написал на листе бумаги:

«Рейхсфюрер Гиммлер!

По сведениям из осведомленных источников, мне стало известно, что Москва горячо приветствовала свержение правительства Цветковича. Угроза установления коммунистического режима в Югославии представляется в связи с этим как никогда реальной. Данные моих агентов дают возможность предполагать, что в лице хорватского лидера Мачека мы имеем осторожного союзника. Вопрос заключается, однако, в том, какую форму примет его согласие оказывать помощь в противостоянии коммунистической угрозе. Я прошу санкцию на проведение мероприятий, противоборствующих возможному усилению коммунистов в стратегически важном районе, особенно в связи с неизбежностью грядущих событий на Востоке.

Отправляю Вам подробную запись беседы с Мачеком моего сотрудника, штандартенфюрера СС Веезенмайера. Рассчитываю, что Вы найдете возможность ознакомить с ней рейхсляйтера Розенберга и рейхсминистра Риббентропа.

Хайль Гитлер! Ваш Шелленберг».

Гиммлер встречался с Канарисом на своей вилле в Вандзее.

– Я предупреждал вас, Вильгельм, что нельзя изолировать Шелленберга от операции. Он верный и сильный человек, но, действуя вслепую, его сила может оказаться сродни силе слона в посудной лавке.

– Мы не можем рисковать, рейхсфюрер. На кону судьба крупнейшей войсковой операции современности, а в аппарате Шелленберга водятся крысы… Русские крысы, между прочим.

– Я в это не верю, – раздраженно отрезал Гиммлер.

– Верите или нет, а информация утекает. К тому же нет ничего страшного в несанкционированной активности нашего милого Вальтера. Напротив, это лишний кусочек смальты в богатую мозаику дезинформации, которую мы подготовили для Сталина. Пусть Шелленберг суетится, главное – держать его под контролем.

Тем же вечером фельдъегерь увез из Вандзее два пакета:

Канарис – Кейтелю.

«Фельдмаршал!

Рад сообщить Вам, что наша работа близка к завершению. Уверен, час настал. Необходимо немедленно предложить Гальдеру в кратчайшие сроки завершить разработку директивы по отвлекающему развертыванию войск фельдмаршала Листа вдоль восточных границ Югославии».

Гиммлер – Шелленбергу.

«Дорогой Вальтер!

Я всегда ценил Вашу способность ориентироваться в сложных ситуациях и принимать ответственные, самостоятельные решения.

Искренне Ваш, Генрих Гиммлер».

Получив депешу Гиммлера, Шелленберг долго чесал затылок. Через два часа он пригласил к себе Макса. Ему нравился этот хитрый пройдоха. Но что может быть приятней для настоящего профессионала, чем перехитрить самого хитрого хитреца…

– Послушайте, штандартенфюрер, – без обиняков начал Шелленберг, – вам предстоит поработать в Югославии, дружище. Славяне спят и видят, как бы пустить кровь друг дружке. Посол фон Хеерен получил соответствующие инструкции. Он великолепный дипломат и блистательный ученый, однако, как дипломат, он иногда подвержен непростительной мягкотелости, особенно в решающей ситуации. Вам надлежит всячески помогать ему. Наша цель – ни в коем случае не допустить установления коммунистического режима в Югославии, пусть и ценой маленькой победоносной войны. Впрочем, если даже угроза прихода к власти коммунистов не столь реальна, не стоит успокаиваться.

Макс удивленно приподнял брови. Кровь в висках пульсировала так сильно, что он испугался, не заметно ли это со стороны.

Шелленберг продолжал:

– Да, да, Макс, оккупация Югославии является самоценной задачей, без этого наш фюрер не приступит к главному.

Макс сглотнул.

– Вы имеете в виду Россию?

«Вот я его и накрыл, – подумал Шелленберг, – теперь, если его спросят, зачем надо было провоцировать погромы в Белграде, он ответит: „Чтобы приблизить победу над Россией“. Дело в шляпе. При любом раскладе я буду в стане победителей, как, впрочем, и этот дурашка».

Шелленберг широко улыбнулся Максу.

– Вам все ясно? – громко спросил он. – Мне все ясно, – ответил Макс.

– Мне ясно, бригаденфюрер.

– Ну и хорошо, – улыбнулся Шелленберг, – я знаю, что вы меня хорошо понимаете даже в интонации.

«Центр.

Завтра вылетаю в Загреб. Ситуация в Югославии становится ключевой для дальнейшего развития событий. Обеспечьте связь по обычному методу.

Максим».

Перед началом операции Гейдрих решил все же поговорить с Максом. Нельзя сказать, что Гейдрих не доверял Шелленбергу, но, будучи лично ответственным перед Риббентропом, он не хотел рисковать. Пригласив для беседы Макса, Гейдрих мучительно долго буравил красивое и сильное лицо штандартенфюрера своими маленькими раскосыми голубыми глазами, а потом неожиданно спросил: