В царском кругу. Воспоминания фрейлин дома Романовых - Варвара Головина

— Вы думаете, я люблю ее меньше вас! — воскликнула я в сердцах. — Но все же я предпочитаю быть с ней в разлуке десять лет, нежели видеть теперь ее здесь.

Граф Лорис сделал вид, что я его убедила, и пообещал впредь не уговаривать Великую княжну вернуться.

Я не вполне была уверена в результатах моего красноречия и почувствовала в его мнимом согласии гораздо более рациональный, если не сказать эгоистичный, мотив. Вследствие того что в Зимнем дворце обосновалась новая клика, волнения и недовольства в семье, прежде отличавшейся большой сплоченностью, стали почти ежедневными, и Лорис, призванный играть труднейшую роль миротворца, возможно, испугался осложнений и новых недоразумений, которые могли быть вызваны присутствием Великой княжны.

Приведу отрывок из второго письма Великой княжны от 2 января 1881 г.:

«Одна мысль мучит меня. Прошлым летом, уезжая из Царского Села, я обещала папа приехать на следующий год, но возвращаться теперь в Россию мне страшно претит, и в то же время мне очень не хотелось бы огорчать папа. Не знаю, на что решиться. Так что вопреки моей просьбе, обращенной к Вам в предыдущем письме, я хочу один раз отступить от избранной линии поведения. Мы все же слишком близкие с Вами друзья, чтобы я не могла просить у Вас совета. Напишите мне подробно и без малейшего стеснения все, что Вы видите и знаете. Вы окажете мне дружескую услугу и, чего бы это Вам ни стоило. Вы сделаете это для меня незамедлительно, не так ли? Я хочу, чтобы Вы откровенно мне сказали: в каком положении дела, каково будет наше положение по возвращении в Петербург и не будет ли оно слишком тяжелым для меня, по Вашему мнению? Родные не пишут да и не могут часто писать. Трудно найти оказию, так как даже на курьеров уже нельзя положиться. Я рекомендую воспользоваться английским курьером» и т. д. Далее она добавляет:

«Нужно ли говорить, какие мысли и чувства возникают у меня при воспоминании о прежних рождественских праздниках! Последнее Рождество было мучительным, но мы были еще все вместе под прекрасным каннским небом — солнце и великолепная природа зарождали в сердце надежду! Мама была с нами, и мне казалось, что мы сможем уберечь ее надолго! Богу было угодно иначе! Я знаю, что там она гораздо счастливее и надо благодарить Всевышнего за то, что она покинула эту землю, но слишком жестокое для нас это испытание» и т. д.

Прежде чем написать Великой княжне, я попросила Великого князя Алексея Александровича зайти ко мне и говорила с Цесаревной, желая узнать мнение семьи прежде, чем изложить свое моей бывшей ученице. После долгих бесед с ними я написала следующее:

«Я виделась с Вашим братом Алексеем и Вашей невесткой. Мое письмо в ответ на Ваше практически не нужно, поскольку Цесаревна решила писать Вам сама. Мы все трое сошлись на одном мнении относительно Вас и решительно не можем представить себе Вашего присутствия в новом окружении. Очень нетрудно представить себе заранее в мельчайших подробностях положение, которое Вас здесь ожидает. Живя под одной крышей с Государем, Вы и Ваши дети будете вынуждены ежедневно вступать в общение с новой семьей. Это неизбежно. Найдете ли Вы в себе мужество противостоять такому положению дел? Только не стройте иллюзий. Борьба не приведет ни к чему. Вы должны будете подчиняться всему, что от Вас потребуют, и Ваша жизнь в Зимнем дворце будет сплошной цепью уступок, очень неприятных для Вас и Вашей семьи, потому что сближение, которого стремятся достичь и которое заставляло страдать Цесаревну во время пребывания в Крыму, непременно установится после Вашего приезда. Я допускаю, что Вы, как и прежде, станете центром собраний, но на них теперь станет бывать и княгиня. Допускаю также, что приглашения будут делаться по-прежнему от Вашего имени, чтобы привлечь тех, кто пока держится в отдалении, но, как только Вы уедете, раз заведенный порядок будет продолжаться, только на Вашем месте гостей будет принимать княгиня Юрьевская. Впрочем, все это не самое главное. Я говорю об этом только для того, чтобы Вы поняли, какое вредное влияние окажет Ваш приезд на общество в целом. Меня более заботит другое — и прежде всего Вы. Я не вижу никакого резона в том, чтобы торопить Вас с приездом в Россию.

Вы дали обещание Государю прежде, чем узнали о его женитьбе. Он, слава Богу, в добром здравии, судя по всему, даже весел, доволен, и ваше появление в такой момент было бы излишней роскошью.

Зачем же обрекать себя преждевременно на бесчисленные страдания? Чувствуете ли Вы в себе достаточно нравственных сил, чтобы ничем не проявить своего сердечного возмущения, которое неминуемо? Ведь Государь очень чувствителен в отношении своей новой семьи, и Вас ожидают бесчисленные требования с его стороны. В свете всего сказанного я не могу твердо Вам сказать: «Приезжайте» или «Не приезжайте». Вы должны рассчитать собственные силы и склониться к тому, что Вы сами сочтете своим долгом. Излагая Вам свою точку зрения, я строго придерживаюсь Вашей воли и рисую картину будущего, краски которой в жизни будут еще мрачнее, поскольку требования Государя возрастают крещендо. Добившись одной уступки, он помышляет о новой. Возражения со стороны членов Царской семьи, живущих здесь, совершенно исключаются.

Я далека от мысли стать между Вами и Государем и, сознавая это, решаюсь дам Вам лишь один совет: постарайтесь прежде приучить себя к свершившемуся прискорбному событию, постарайтесь залечить двойную рану своего сердца и тогда, более или менее успокоившись, приезжайте, не уточняя заранее сроков приезда, через год или два. Тогда и Государь будет испытывать больше удовольствия от Вашего присутствия. Теперь же Вас ожидает лишь «постоянное нервное напряжение» и т. д.

По разным причинам, которые нет нужды здесь называть, я была вынуждена сделать второй экземпляр моей рукописи и воспользовалась этим, чтобы поместить в надлежащем месте переписку Государя с дочерью о его женитьбе. Великая княжна имела доброту доверить мне эту переписку и разрешила дополнить ею мой рассказ. Таким образом, копия, приведенная ниже, сделана непосредственно с автографа Государя.

В письме из Ливадии от 25 октября 1880 г. после многочисленных мелких подробностей Государь, вдруг переходя с русского языка на французский, пишет дочери следующее:

«Теперь я должен сделать тебе важное признание, которого не мог сделать на словах пред твоим отъездом, так как я полагал, что Саша (Великий князь Наследник. — А.Т.) должен узнать обо всем первый, а я мог поговорить с ним только после его возвращения из Гапсаля. Впрочем, по нескольким словам, сказанным мне Лорисом, я понял, что ты уже догадывалась (она совершенно не подозревала о его женитьбе! — А.Т.)…