Книга о прошлом - Ирина Ринц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зачем? – осторожно отодвинулся Николай.
– Давно ли ты выздоровел? – сурово прикрикнул на него Радзинский. – Двух недель не прошло, как простыл! И не долечился, небось, студент…
– Аспирант, – вежливо поправил тот.
– Какая разница! Одно слово – ребёнок…
Николай прикусил губу, чтобы не рассмеяться и забрал у Радзинского носки. Наблюдая, как он зажигает на столе свечи, Аверин поинтересовался:
– Вы ждёте гостей?
Радзинский подмигнул ему и многозначительно усмехнулся:
– У меня сегодня свидание…
– Значит, мне лучше уйти? – с надеждой спросил Николай.
– Интересно получается! – возмутился Радзинский. – У меня же с тобой свидание!..
– Вы… пьяны… – наконец, догадался Аверин.
– Что?! – искренне развеселился Радзинский. – Пьян – это когда ноги не держат. А я могу хоть сейчас польку станцевать! – и он выпрямился, гордо задрав свой мужественный подбородок и уперев руки в бока. Чёрный костюм идеально облегал его атлетическую фигуру и даже болтающийся на шее развязанный галстук не портил впечатление.
Николай смотрел на него скептически, и улыбка его становилась всё шире и шире.
– Хорошо – я пьян, – сдался Радзинский, опуская руки. – Но не сильно. И это ничего не меняет. – Он согнулся в галантном поклоне. – Прошу к столу…
***Идеи, которые рождает вдохновение, всегда удачны. В самом деле – что Викентий Радзинский делает, если ему кто-то приглянулся? Правильно – действует. Жертву нужно очаровать, обаять, расположить, если надо подпоить, приручить и… получать дивиденды. Неужели проверенная на барышнях тактика не сработает в отношении упрямого аспиранта?
– Я не пью.
– Брось! Это же не дрянь какая-нибудь – это французский коньяк!
– Слишком крепкий для меня… Нет.
– Тогда немного вина. Вот – совсем лёгкое! Оно не креплёное даже! Его из Греции один епископ привёз – с Афона. Попробуешь?
– Правда, с Афона?
– Он так сказал, когда дарил – меня как-то командировали к нему переводчиком. С Ближнего Востока целая делегация церковников приезжала… Так, я наливаю?
– Совсем немного.
– Лехайим!
– Это иврит?
– Усвоил, аспирант… Быстро схватываешь! Отличник, наверняка?
– Стараюсь.
– И скромный такой… На брудершафт?
– В смысле?… Я всё равно не смогу Вас на «ты» называть.
– Глупости, Коля. Конечно, сможешь! Ну, давай, скажи: «Кеша, ты отличный парень!»
– Нет, Кеша, никакой ты не отличный парень. Ты манипулятор и бабник.
– О-о-о! Как ты заговорил-то студент!
– Аспирант.
– Какая к чёрту разница?!! И, вообще, откуда такие выводы?..
– Что вижу, то и говорю. Осторожно, Вы подожжёте скатерть.
– И что же ты видишь?
– Гипноз, чёрная магия, чрезмерная активность нижних центров.
– Гипноз?!!
– Хорошо – настойчивые попытки ввести собеседника в изменённое состояние сознания с целью дальнейшей манипуляции.
– Пойду, повешусь. Благо, потолки высокие.
– Вы… с ума сошли?! Оставьте в покое галстук! Викентий!!! Хорошо, я выпью с Вами на брудершафт! Слезьте со стола! Кеша! Прекрати паясничать, ради Бога! Где твой бокал?
– Ты льёшь в эту огромную посудину коньяк.
– Какая к чёрту разница?!!…
***Радзинский, казалось, никак не мог поверить, что в ответ на его бодрое «до дна!», раздавленный стрессом аспирант отчаянно опрокинет в себя бокал коньяка – наверное, две полных рюмки разом. И замрёт, зажмурившись и прижимая руку ко рту.
– Лимончик?
Аверин лихорадочно закивал, с благодарностью принимая посыпанный молотым кофе лимонный ломтик. Отдышавшись, он принялся рассматривать своего новоиспечённого «брата». Впервые лицо Радзинского было так близко, и он разглядел, наконец, его янтарные, кошачьи глаза – красивые, нахальные, светящиеся опасным хищным огнём.
– Ты похож на льва, – не слишком трезво усмехнулся Аверин. Действительно, тёмно-русые волосы Радзинского напоминали львиную гриву, да и во всей его внешности было что-то такое породистое, благородное. Ещё глаза эти…
Радзинский наклонился и осторожно поцеловал удивлённого аспиранта в плечо.
– Ритуал, – пояснил он. – Сплетаем руки, когда пьём, потом целуемся.
Аверин покосился на него недоверчиво, а затем приподнялся на цыпочки и чмокнул Радзинского в щёчку.
– И теперь мы братья? – усмехнулся он.
– Да, – торжественно подтвердил Радзинский. – Теперь мы братья.
– Здорово. – Аверин слегка покачнулся. – У меня никогда не было братьев.
– Бедный мальчик. – Радзинский поддержал его за локоть. – Может, лучше в кресло?
– Давай, – покладисто кивнул захмелевший аспирант. – А то я что-то устал…
До кресла Радзинский его не довёл – повинуясь внезапному порыву, повернул к дивану. Как оказалось, внутреннее чутьё его не обмануло. Едва затылок Аверина коснулся диванной спинки, Николай закрыл глаза и резко обмяк, бессильно уронив руки. Радзинский обратил внимание, какие синяки красуются у него под глазами.
– Не высыпаешься, аспирант, – хмыкнул он себе под нос.
Несколько минут спустя, Аверин уже крепко спал, уткнувшись носом в принесённую Радзинским подушку. Кружева, которыми был оторочен пододеяльник, невесомо касаясь аверинских щёк, очень трогательно оттеняли его нежный младенческий румянец.
Радзинский снял ботинки, чтобы не топать, и принялся неслышно убирать со стола. Покончив с этим занятием, он погасил ярко освещающую комнату двухъярусную люстру и включил стоящий в дальнем углу рядом с креслом торшер – чтобы названый брат, не дай Бог, не испугался, проснувшись посреди ночи в незнакомом месте.
***– Олежек, я его напоил…
– Кого? – голос Покровского в телефонной трубке спокоен, но неприветлив.
– Нашего аспиранта… – Радзинский хохотнул и покосился на плотно прикрытую дверь кухни. – Олежек, он мне прямо в лоб ляпнул, что я, дескать, манипулятор, бабник и чёрный маг. Нет, ну, ты скажи, это нормально?..
– Отрадно слышать, что хоть кто-то не стесняется говорить тебе правду в лицо… Кстати, что значит «напоил»?
– Это значит, что я довёл его до белого каления, он опрокинул в себя разом двести граммов коньяку и отрубился.
– Ну, ты и сволочь!
– Не отрицаю…
– И ты полагаешь, что это станет прологом вашей крепкой дружбы?
Слышно было, как Радзинский чиркает зажигалкой, прикуривая.
– Да ничего я не думаю. Так получилось. Зато я хоть чего-то от него добился. Неприятно, конечно, такое о себе слышать… Никогда бы не подумал, что я чёрный маг! Как тебе такое заявление?!..
– И почему я не удивляюсь?.. Но, если серьёзно – никакой ты не чёрный. Даже если и маг. Просто ты беспринципный, наглый и настырный…
– У нас сегодня вечер критики товарища Радзинского?
– Товарища Радзинского полезно иногда попинать, чтобы в чувство его привести. А то уж больно ты избалован фортуной. Это сильно тебя дезориентирует, Викентий. И ты теряешь чувство реальности.
– Которой реальности? – Радзинский зловеще усмехнулся. – Когда я вижу, за какую ниточку потянуть, чтобы человек нужную бумажку подписал – в самом деле вижу – это реальность? Когда я тяну, и он подписывает?
– Ты опять? Сколько раз мы это уже обсуждали!..
– Вот именно. А мне надоело обсуждать. Надеюсь, теперь у меня появится шанс разобраться.
– Ну, надейся…
– Обиделся?
– Ну, обиделся – ну, и что?
– Зря. Ты ведь тоже всегда хотел разобраться? Так? И чего ты теперь бухтишь?
– Ничего. Не нравится мне, как ты с людьми обращаешься. Прав твой аспирант. Надеюсь, он тебе хвост прижмёт…
– Да, я ведь не против, Олежек! Лишь бы толк был…
– Ну, тогда – удачи! Аспиранту…
***Завтрак давно остыл, а Николай всё не просыпался. Радзинский уже несколько раз заглядывал в гостиную, но каждый раз видел только взъерошенную макушку укутанного одеялом аспиранта. Когда стрелки часов подобрались к полудню, Радзинский решил, что пятнадцати часов сна довольно даже для хронически невысыпающегося человека и отправился гостя будить.
Он присел на диван и мягко положил свою могучую руку на выступающее под одеялом худое мальчишеское плечо: Аверин лежал к нему спиной, свернувшись калачиком, и укрывшись чуть ли не с головой.
– Коля, просыпайся – день на дворе, – насмешливо пропел Радзинский своим умопомрачительно чувственным баритоном. Но оценить красоту его глубокого бархатного голоса было некому – аспирант продолжал спать, как будто все его сенсорные системы были полностью отключены и в данный момент попросту не функционировали.
– Коля, пора вставать! – Радзинский осторожно потряс аспиранта за плечо и развернул немного к себе, чтобы заглянуть ему в лицо. – Николай, ты в порядке? – встревожился он, заметив его неестественную бледность и подозрительно посиневшие губы. Пощупав аверинский лоб, Радзинский в ужасе отдёрнул руку – таким холодным он оказался. – Коля, очнись! – Радзинский легонько похлопал гостя по щеке. В голове метались мысли одна другой страшнее: может, у аспиранта больное сердце и нужно было вызвать «скорую» несколько часов назад? Или аллергия на алкоголь? Он дышит, вообще?!! Попытавшись нащупать его пульс, Радзинский впал в ещё большую панику – пульса не было!!!