Книга о прошлом - Ирина Ринц

– Я буду сегодня в том районе, где ты живёшь. Днём. Могу я зайти?

– Не хотелось бы доставлять Вам беспокойство, – заволновался Николай.

– Мне не трудно, – хмыкнул Радзинский. – До встречи.

Сердце колотилось как сумасшедшее, когда он парковался у ничем не примечательной пятиэтажки. Честно говоря, он не знал, как себя вести. Спросить в лоб: «Ты пришелец?». Радзинский был вполне на это способен. Конечно, он не думал, что его новый знакомый – гуманоид. Просто не знал, как серьёзно заговорить о том, что видит и не выглядеть при этом идиотом. «Дорогой, ты мне снился сегодня…». Пожалуй, после такого вступления аспирант закроется в ванной и не выйдет оттуда, пока не прибудет подкрепление. А в том, что Николай – особенный, Радзинский больше не сомневался. Вон сколько людей идёт по улице, и никто из них не сияет, как утреннее солнце. За всю свою жизнь Радзинский не встречал ещё человека, который бы так притягивал его. И так безоговорочно соответствовал критериям его мистического поиска. Упустить? Отступиться? А жить-то после этого зачем?..

– Вы всё-таки приехали! Из-за билета… – Похоже, измождённый болезнью Николай расстроен тем, что доставляет кому-то беспокойство. – Я могу Вас заразить, – хрипит он и красноречиво показывает на замотанное шарфом горло. Но взгляд Радзинского упирается в крохотное пятнышко от вишнёвого варенья на его голубой рубашке и рука сама тянется за сигаретой. – Нет! Пожалуйста, не курите – в доме ребёнок! – Николай начинает кашлять так надрывно, что Радзинский, не раздумывая, скидывает с себя куртку и подталкивает страдальца в сторону кухни.

– А ты поменьше в мокрых ботинках по улице бегай! Здоровее будешь. – Это справедливое замечание аспирант игнорирует…

– Чаю? – обречённо спрашивает Николай – ясно, что бесцеремонный гость так просто не уйдёт. – Я работал, – кивает он на книжные завалы на столе.

– Тебе лежать надо, герой! – Радзинский встряхивает чайник – воды на донышке – и уверенно шагает к мойке, чтобы наполнить его. Потом решительно закрывает одну за другой все книги и тетради, громоздящиеся на столе, и складывает их аккуратной стопкой. Аспирант следит за ним потрясённым взглядом, который, видимо, задуман, как испепеляющий. «Сказать ему, что при такой смазливой физиономии это, скорее, умиляет, чем пугает?» – размышляет Радзинский, усмехаясь про себя. – Температуру мерил? – он фамильярно кладёт ему на лоб свою внушительную ладонь. – Где градусник?

Всё-таки у хлипкого аспиранта огромный запас терпения – или воспитан так хорошо. Он делает над собой усилие и тычет пальцем в сторону шкафчика:

– Там.

– Отлично… – Радзинский заодно перебирает лекарства и выкладывает на стол аспирин и фурацилин. – Ложись в постель, – он встряхивает градусник и протягивает его Николаю. – А я через десять минут приду и проверю, сколько намерилось.

– В этом нет необходимости. – Вот так вот – аспирант только с виду белый и пушистый, а внутри – стальной. Вон каким ледяным взглядом окатил! Он спокойно берёт градусник, садится у стены и, расстегнув пару пуговиц, суёт его под мышку.

– Ладно, – хмыкает Радзинский и отворачивается к плите. Проверив наличие заварки, он открывает посудный шкафчик и окидывает взглядом чашки. – Эта твоя? – рука сама тянется к тонкой фарфоровой чашечке с полустёршейся позолотой и, едва пальцы касаются гладкой поверхности, внутри словно открываются невидимые шлюзы. На Радзинского обрушивается лавина информации о хозяине этого предмета. Он видит, он знает, он чувствует, что Николай расколот внутри ещё больше, чем он сам. Что тихий книжный мальчик живёт в другой Вселенной. Послушный, правильный, скромный – а внутри такая сила, что непонятно, как он ещё не взорвался. – У тебя есть дочь? – хрипло спрашивает Радзинский, чтобы что-то спросить. – Катя. Ей одиннадцать месяцев. На тебя похожа… – Он поворачивается – аспирант равнодушно смотрит в стену.

– Я сам справлюсь. Идите, – холодно произносит он. – Дверь просто захлопните – её не надо запирать.

И Радзинский послушно удаляется. Даже не попрощавшись. И приходит в себя только на улице, столкнувшись с прохожим, выгуливающим огромного дога.

С ума сойти! Этот парень выставил его за дверь! Как игрушечного солдатика. Просто приказал. Тошно-то как… Анализировать то, что произошло – (Как он это сделал? Ладно, потом разберёмся…) – совсем не хочется. Обидно – ужасно. Зато предельно ясно, что на этот раз Радзинский не ошибся – этот мальчик настоящий Подарок Судьбы. Возможно даже, он представитель живой традиции. И он действительно многое может. А вот что он при этом знает – это вопрос. Но – шёлк не рвётся, булат не гнётся, Викентий Радзинский не сдаётся! Боишься, аспирант? Не боялся бы – не прогнал бы. Вот и рычаг давления… Разоблачим тебя – не отвертишься. А после этого никуда уже и не денешься, потому что того, кто много о тебе знает, надо держать к себе поближе. Подождём – пока ты книжки дочитаешь. А уж тогда – добро пожаловать!..

Кофе остывал. Молчание становилось тягостным. Покровскому сегодня совсем не хотелось шутить, а Радзинский с отвращением глядел на сигареты. Он бесцельно вертел в руках зажигалку и периодически чиркал ею, задумчиво созерцая похожий на лепесток крохотный язычок пламени.

– А чего ты хотел? – хмурился Олег. – Допустим, он чем-то таким, действительно, занимается. Зачем ты ему нужен?

– А зачем он ко мне приходил?

– Возможно, он не контролирует эту свою способность. А может быть, это был просто сон.

– Твою мать!!! – взорвался Радзинский и запустил в стену своей чашкой с недопитым кофе. Коричневые подтёки поползли вниз по выложенной кафелем стене. – Я в своём уме! Ясно тебе?! Ещё раз так скажешь, и я вышвырну тебя на хрен из своей жизни! Навсегда!!!

Покровский притих и, хотя был заметно обижен, проглотил оскорбление совершенно безропотно.

А Радзинский и не думал извиняться. Он достал, наконец, сигарету и некоторое время молча курил, мрачно глядя на безобразное коричневое пятно на стене своей кухни.

– Я первый раз в жизни встретил человека, который не ищет, как я, а уже нашёл и прожил это своё знание. Который знает, куда идёт. Который что-то может. – Про своих азербайджанских друзей Радзинский благоразумно упоминать не стал. – Этот мальчик не треплется о том, чего не знает, не из книжек что-то там вычитал, а реально может, – зло процедил он, щелчком отправляя зажигалку на другой конец стола. – И я хочу знать, чем он дышит. И что он видит. Потому что в моём описании мира зияют огромные дыры. И я не могу так жить дальше. Мне казалось, что и тебе это важно – узнать Истину, какой бы она ни была. Кого мы встречали до сих пор? Маньяков, одержимых стремлением обрести сверхспособности? Так они у меня и так есть. Поверь мне, Олежек, суперспособности не приближают меня к ответу на вопрос «зачем я живу». А этот мальчик одним своим присутствием – приближает. И я не псих – или что ты там ещё про меня подумал…

– Второе, – обиженно отозвался Покровский и поспешно пригнулся, спасаясь от летящего в него блюдца от уже разбитой чашки. – И псих тоже, – хмуро резюмировал он…

Глава третья.Раз наставник, два наставник…

Эльгиз неожиданно позвонил и предложил встретиться. Теперь они сидели в какой-то подозрительной – тесной и тёмной – шашлычной, где их приняли, правда, как дорогих гостей и накормили действительно вкусно и щедро – по-кавказски.

Радзинский за последнее время довольно бойко научился изъясняться на фарси, но Эльгиз почему-то предпочёл беседовать с ним по-русски – возможно, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.

– У меня есть Учитель, – веско сказал он, поднимая на Радзинского испытующий взгляд. Его тонкий нос с горбинкой, длинные ресницы и чувственный рот могли бы показаться излишне слащавыми, если бы не строгая седина в чёрных волосах и не серьёзный пронзительный взгляд тёмных глаз. – Ему уже много лет и он никуда не выезжает из Шеки. Он хочет с тобой встретиться. – Чёрная кожаная куртка Эльгиза слегка скрипнула, откликаясь на движение хозяина. – Оптимально, если ты навестишь его летом. Выкроишь пару недель – хорошо, нет – не смертельно. Хватит и одного дня. Настоятельно рекомендую тебе не отказываться. Если бы ты знал, сколько народу обивает порог его дома в надежде увидеться с ним, ты бы понял, какая честь тебе оказана. Когда будешь готов – позвони. Поедем вместе.

– Спасибо, – сосредоточенно кивнул изумлённый Радзинский, который был уверен, что после его решительного отказа от ученичества азербайджанские друзья навсегда вычеркнули его из своей жизни. – Сделаю всё, от меня зависящее, чтобы эта поездка состоялась, – заверил он.