Политическая наука №4/2011 г. Региональное измерение политического процесса - Ростислав Туровский

Анализ географических образов помогает ответить на отнюдь не только академический вопрос о границах так называемых неформальных регионов, или мезорегионов. Это территории, границы которых не совпадают с границами политико-территориальных образований; их существование – признак формирования новых политико-территориальных единиц и определенных тенденций внутри них. Так, в 1990-х годах активно обсуждался вопрос о восточных границах Европы. Выдвигавшиеся различными странами претензии на «европейскость» подкреплялись ссылками на историю, культуру, физическую географию, геополитику. За ними стояли глубокие проблемы идентичности, геополитического видения мира и перестройки геополитических кодов [Nijman, 1998; Berg, Oras, 2000; O'Loughlin, 2001; O'Loughlin, Kolossov, 2002].

Теория конструирования пространства различными социальными силами способствовала переосмыслению на новой, более широкой основе методологических подходов в геополитике. В ней преодолен разрыв в изучении внутренней и внешней политики, характерный для позитивистских подходов и отразившийся в разделении между геополитикой и политической географией. Появившаяся в лоне географии, критическая геополитика стала современной междисциплинарной областью, в которой широко применяются концепции и методы, развиваемые в социологии, политологии, культурной антропологии, политической психологии.

Вместе с тем, критическая геополитика и сама подверглась серьезной критике. Ее сторонников упрекали за чрезмерный акцент на анализе текстов, злоупотребление принципами конструктивизма в ущерб анализу институциональной и материальной базы политического дискурса, невнимание к материальной основе геополитики в целом, игнорирование принципов историзма и др. Было предложено сосредоточить больше усилий на изучении пространства и времени политического дискурса – иными словами, экономического и технологического пространства, в котором развертываются геополитические события и передается геополитическая информация. Критическую геополитику предлагается обогатить анализом структурных экономических факторов, распределения в пространстве потоков информации, капиталов, товаров и мигрантов, такими категориями, как уязвимость и безопасность. Другая перспективная и пока еще мало разработанная тема критической геополитики – формирование «общепринятых» международно-правовых норм и институтов, через которые реализуется гегемония доминирующих государств, и их соотношение с интересами этих государств.

Принципиальное замечание в адрес критической геополитики первых полутора десятилетий ее существования касается, как ни странно, ее недостаточной «географичности». Наследие «холодной войны» до сих пор сказывается в анализе почти исключительно «глобального» политического дискурса и присущего ему применения общих, идеологизированных категорий «деконструкции» локальных конфликтов разной природы и размаха. Особенно это было свойственно американскому дискурсу, в котором весь мир рассматривался через призму «свой – чужой», в какие бы внешние формы ни облекалась эта дихотомия. Это вело к интерпретации мира как глобальной шахматной доски, на которой немногие ведущие игроки передвигают свои «пешки», игнорированию переплетения глобальных и специфических локальных факторов нестабильности, понимание которых требует знания региона и «полевых» исследований [О’Tuathail, 2010]. Социальные группы, вовлеченные в конфликт, представляются однородными группами, выделенными на основе умозрительных критериев и действующими как единое целое, а им самим приписываются определенные свойства («агрессивные сербы», «проникнутые неоимперским сознанием русские» и т.п.) [Brubaker, 2004]. В качестве примеров можно привести трактовку событий 2008 г. в Южной Осетии исключительно через призму отношений между Россией и Западом [О’Tuathail, 2008; O'Loughlin, Kolossov, О’Tuathail, 2011] или отделения Приднестровья от Молдовы как этнического конфликта.

Эта критика вызвала двоякую реакцию: совершенствование критической геополитики и ее интеграцию с другими подходами и методами. В последние годы появились работы, в которых методы критической геополитики сочетаются с анализом потоков и более органично увязываются глобальные и локальные факторы конфликтов.

Эти тенденции проявились и в исследованиях России, основанных на концепциях критической геополитики. Такие исследования проводились как за рубежом (например, в США, Финляндии, Франции), так и в самой России. Остановлюсь более подробно на опыте участия Центра геополитических исследований Института географии РАН в нескольких международных проектах, поддержанных Национальным научным фондом США и 7-й Европейской рамочной программой, а также РГНФ (2001–2011). Эти проекты были идейно взаимосвязаны и посвящены следующим темам:

1. Анализ политического дискурса по крупным внешне– и внутриполитическим проблемам (реакция в России на атаку американских городов террористами 11 сентября 2001 г. и попытка сближения с Западом; политическая нестабильность на Северном Кавказе), выделение скриптов важнейших событий в доминирующем (правительственном) и других дискурсах, их связь с российскими геополитическими традициями и современной «высокой» геополитикой. Материалами для такого анализа послужили публичные выступления и интервью официальных лиц (президента, председателя правительства, спикеров Государственной думы и Совета федерации, министра иностранных дел) и публикации за достаточно представительный период в газетах, отражающие взгляды определенной части политического спектра [O'Loughlin, О’Tuathail, Kolossov, 2004a, 2004b, 2005].

2. Сравнение политического дискурса с мнением рядовых граждан на основе массовых опросов общественного мнения, в том числе специально заказанных ФОМ и Левада-центру. Анкеты были составлены таким образом, чтобы выявить отношение респондентов к разным скриптам.

При этом особое внимание уделялось «социальному портрету» носителей определенных взглядов на внешнюю политику страны – например, тех, кто одобрял меры, принятые В. Путиным в ответ на атаку террористов 11 сентября 2001 г., и присоединение России к международной антитеррористической коалиции, и тех, кто не согласился с этими мерами [O'Loughlin, О’Tuathail, Kolossov, 2004a, 2006].

Для политической целостности такой крупной и разнообразной страны, как Россия, чрезвычайно существенна дифференциация мнений населения отдельных районов и главных этноконфессиональных групп. Нас, например, интересовали различия в реакции на события 11 сентября между титульным населением «мусульманских» республик Северного Кавказа, Поволжья и другими регионами России. Статистически достоверные различия действительно были установлены. В ответах на некоторые вопросы они достигали десяти процентных пунктов, но все же пока сравнительно невелики. При этом мнения титульного населения Татарии и Башкирии отличались от взглядов остальной части России больше, чем республик Северного Кавказа [O'Loughlin, О’Tuathail, Kolossov, 2004a].

3. Особенности и происхождение образов зарубежных стран в представлениях российских граждан. Для этого, во-первых, в сотрудничестве с ФОМ нами был выполнен анализ серии проведенных этим агентством общероссийских опросов, в которых много места отводилось отношениям между Россией и тем или иным государством и ассоциациям с названиями стран. Совокупность этих опросов весьма отчетливо высветила геополитическое видение мира россиянами, их представления о союзниках, дружественных государствах и потенциальных угрозах. Характер многих ассоциаций позволил с высокой степенью вероятности определить генезис образов разных стран и, в частности, долю ассоциаций, навеянных телевизионными программами и рекламой [Мир глазами россиян… 2003; Kolossov, 2003; Kolossov, Borodulina, 2003]. Во-вторых, анализ публикаций о зарубежных странах в пяти ежедневных «качественных» газетах – российской «Независимой газете», американской «Вашингтон пост», французской «Монд», германской «Франкфуртер цайтунг» и индийской англоязычной «Хиндустан таймс» – в течение 12 недель, взятых в случайной разбивке в течение года, дал возможность сопоставить и картографировать освещение различных стран и регионов мира, содержание и характер информации о них по 3-балльной шкале (позитивная – нейтральная – негативная), а также проанализировать образы ведущих стран в зеркале разных газет, в особенности России [Геополитическая картина мира… 2003].

4. Сравнение положения России в системе международных экономических, политических, культурных и иных связей, измеренное с помощью ряда «объективных» показателей, с официальным политическим дискурсом, образами зарубежного мира в школьных учебниках, представлениями собственных граждан и жителей зарубежных стран. Работа над этой темой была начата нами в конце 1990-х – начале 2000-х годов [Колосов, Туровский, 2000; Геополитическое положение России… 2001] и продолжена в последнее время в рамках проекта «Видение Европы в современном мире» (EuroBroadMap), вошедшего в 7-ю Европейскую рамочную программу (http://www.eurobroadmap.eu/).