Салат из одуванчиков - Касаткина Елена

Коневод заколебался.

— Ладно, так и быть. Только если что, я тут ни при чём, это раз. И пирожками меня будешь неделю кормить, идёт?

— Идёт. Только давай быстрей за инструментами иди, — Агата Тихоновна протянула пакет.

Санька вцепился в пакет, но не двинулся с места.

— Ну чего стоишь? Иди, говорю.

— А пироги, чтоб с картохой.

— Будут тебе с картохой, иди уже. — Толкнула нерасторопного соседа.

— Чё ты толкаешься? Не надо никуда ходить, я эту дверь одной левой вышибу.

Санька повернулся боком к двери и со всей силы пнул ногой. В замке хрустнуло, дверь встревоженно хрякнула, но выдержала. Это Саньку подзадорило.

— На, поддержи, — вернул пакет и, отойдя пару шагов, прицелился. Со стороны всё выглядело комично: коневод прищурился, согнул ноги в коленях, как делают прыгуны на соревнованиях, и, пружиня шаг, скакнул к двери. Выбросив ногу вперёд, он вторично пнул дверь. Дверь ответила тем же, что и в первый раз, правда, теперь «хряк» был более длительным, а хруст — громким и резким.

Санька решил сменить тактику и, развернувшись, ударил дверь плечом. Створка отлетела, и в нос обоим ударил отвратительный запах мочи и кала.

— Фу, — поморщился коневод, — папиросы мои ему воздух портили.

Оттолкнув его, Агата Тихоновна быстро пересекла прихожую и заглянула в комнату. На полу рядом с диваном в луже собственных нечистот лежал Иван Петрович.

В открытую форточку влетела муха. Большая, жирная, переливающаяся синтетическими оттенками зелёного и розового. Облетев комнату, приземлилась на рукав белого халата миниатюрной медсестры. Потопталась. Не понравилось. Перескочила на шапочку врача, высокого немолодого уже мужчины со скульптурными формами Геракла, которые отчётливо выпирали из ткани халата.

— Инсульт, — заключил врач и оторвался от вытянутого в струночку тела Иван Петровича, чем вспугнул потирающую лапки муху.

— Жить будет? — проскулила из угла Агата Тихоновна и отмахнула назойливое насекомое, которое никак не могло определиться с местом своего присутствия.

— Жить будет, но… — Врач скрутил фонендоскоп. — У него параплегия.

— Это что ещё за зверь такой? — испуганно спросил коневод Санька, прижимая к груди пакет с пирожками, к которым подбиралась зелёная муха.

— Проще говоря, паралич. — Немолодой Геракл сложил инструменты в чемоданчик. — Нижних конечностей. — Защёлкнул замки.

— Ёптить, — Санька сполз по стене и замер на корточках.

— Что же делать? — пролепетала Агата Тихоновна.

— Мы его сейчас заберём, отвезём в стационар. А вы свяжитесь с родными.

— Родными? А как? У него дочь… где-то в Химках, но я не знаю ни адреса, ни телефона.

— Ну кто-то же должен знать. — Молоденькая медсестра участливо смотрела на Агату Тихоновну. — Поищите здесь, может, в его телефоне в контактах есть? В наше время найти человека труда не составляет. Всем всё про всех известно.

— Кому известно?

— Ну как? В интернете всё есть.

— Не пользовался он интернетом,

— Он, может, и не пользовался, а дочь наверняка. Вам самый лёгкий способ подсказываю, можно через милицию, конечно, но это такой геморрой.

— Для меня геморрой ваш интернет. — Агата Тихоновна отвернулась к окну.

— Ну как знаете. Только учтите, в больнице его в лучшем случае месяц продержат, а потом домой отправят, и за ним нужен будет постоянный уход. Нужна будет сиделка и всё такое. — Девушка закрыла тетрадку и замахала ею перед лицом. — И здесь не мешало бы хорошенько проветрить и вымыть, иначе в такой жаре тут мухи заведутся. Вам надо как можно быстрее дочь найти. Или каких-нибудь других родственников.

— Вымыть я и сама могу. — Агата Тихоновна проводила взглядом носилки,. А других родственников у него нет.

Когда возглавляемые Гераклом и медсестрой санитары вынесли обездвиженного хозяина из квартиры, Агата Тихоновна дала волю слезам.

— Я тоже пойду. — Давя на пятки, Санька ошкурил спиной побелку, всё так же прижимая пакет к груди. Зажатая пирожками муха возмущенно жужжала и билась в истерике о полиэтилен. — Не люблю я это… Тихоновна… не люблю… Ты сама тут… — Санька перебирал ногами, двигаясь к дверям спиной и кланяясь, как слуга какого-нибудь паши.

— Иди, — отмахнулась от него Агата Тихоновна.

Глава вторая

День клонился к закату, а жара и не думала спадать. Права медсестра, надо срочно навести здесь порядок, полы вымыть, хорошо проветрить, не ждать, когда дочь объявится. Контакты в телефоне… Какие контакты, у него мобильного телефона-то отродясь не было.

«Зачем он мне? У меня домашний есть», — как-то ответил на её вопрос сосед.

Агата Тихоновна покосилась на треснутый, перетянутый синей изолентой аппарат.

«Я ничего в этих мобильниках не понимаю, да и не вижу там ничего, не знаю даже, как „Неотложку“ вызвать. Другое дело мой, пусть и старенький, но верный друг».

Как вызвать скорую по мобильнику, Агата Тихоновна тоже не знала, не могла запомнить, где добавить нужную цифру, в конце или в начале. Не зря Иван Петрович называл свой домашний телефон другом, именно благодаря ему ей удалось сразу, не задумываясь, вызвать «Скорую». Вызвать так, как помнила ещё с детства, — прокрутив на диске всего две цифры «03».

Но сейчас отсутствие мобильного телефона осложнило ей жизнь. Где искать список контактов? Раньше все нужные номера записывали в специальную телефонную книгу. Когда-то и у нее такая была, и лежала она всегда рядом с телефоном. Но у Ивана Петровича на столе, кроме телефона, только маленький сборник стихов Пастернака и толстая зелёная книга с надписью «Избранное. Василий Шукшин».

Агата Тихоновна отодвинула ящик стола. Счета, старые открытки и письма, исписанные листки бумаги. На глаза попалась строчка, выделенная жирными чернилами: «Старик и лёд». Что это? Стала читать. «Я стоял на лестнице, ведущей на верхний уровень, стараясь подсчитать, во сколько по местному времени наш планер приземлится в Шат Роке». Почерк простой, размашистый, понятный. Увлеклась. Интересно. Всё-таки он послушал её и стал писать, а, может, и раньше писал, но стеснялся признаться.

Агата Тихоновна почувствовала лёгкий укол совести. Раз он не говорил ей об этих записях, значит, не хотел, чтобы она знала, и то, что она их читает сейчас без его разрешения, с её стороны некрасиво и в какой-то мере преступно. Агата Тихоновна хотела положить листок обратно, но любопытство взяло верх. Она выгребла листки на стол и аккуратно уложила один на другой. Она заберёт их потом, а сейчас надо вымыть пол, а то плед, который накинули на то место, где лежал разбитый инсультом Иван Петрович, уже не справляется с задержкой зловонных потоков. Агата Тихоновна засучила рукава.

Когда она закончила, в комнате стало сумеречно, и рука потянулась к торшеру. Щелчок выключателя, и серый полумрак стал жёлтым, тут же вытянув из предметов коричневые тени. Агата Тихоновна устало опустилась в скрипучее кресло и потянулась за книгой Шукшина. Настольная книга. Старое издание местами потёрлось, было видно — читано-перечитано.

Раскрыла. Белый листок выпал ей на колени. Закладка, наверное. Агата Тихоновна досадно поморщилась. Вот как теперь Иван Петрович найдёт страницу, на которой закончил читать, когда вернётся. Когда вернётся… Когда… Вернётся? Задумавшись, Агата Тихоновна развернула листок. Длинная цепочка цифр и имя «Наденька». Наденька — это дочь. Нашла. Она нашла.

Агата Тихоновна пододвинула телефон, набрала восьмёрку, услышала гудок и набрала остальные цифры. С другого конца отвечать не торопились.

«Наверное, с домашнего на мобильный позвонить нельзя. Как же он ей дозванивался?»

Только подумала, как трубка снисходительно ответила:

— Алла.

Агата Тихоновна растерялась. Она не готовила речь заранее и теперь совершенно не знает, с чего начать. Нельзя же, как обухом по голове рубануть: «У вашего отца инсульт и паралич». Так и самого абонента можно до инсульта довести. Лучше начать с формальностей.