Салат из одуванчиков - Касаткина Елена

Народ смотрит, но сонно, без интереса. Проходят мимо. Две дамы с сумками отшатнулись, отошли немного в сторону. Посмотрели на Глашу то ли с удивлением, то ли с презрением. Она не поняла.

— Была рада знакомству. — Глаша поднялась, уже понимая, чем всё действо закончится, но уйти не успела.

— Как? И это всё? — В глазах просительно-детская обида. — А деньги? Дайте хоть соточку. Очень нуждаюсь.

Глаша развела руками. Денег действительно нет. Геннадий замирает на месте. Смотрит грустно и выжидающе. Потом улыбается и машет на прощание рукой.

— Подруге привет от меня передавай.

— Подруге?

— Брунгильде.

Конец лета. Изменчивые облака нет-нет да и прикрывают солнце, тем самым создавая иллюзию движения. Из почерневших ягод бузины, что попались ей по дороге, захотелось сделать бусы в несколько рядов. Как в детстве. В детстве все любят лето, а она не любила, как и осень, и зиму. В детстве она любила весну.

Вспомнилось, как в марте по дороге в школу она расстёгивала куртку, снимала надоевшую за зиму шапку, хрустела тонким льдом проталин и весенних утренних луж и мечтала жить на берегу океана в доме с огромными прозрачными окнами. Сочинять детские сказки и заниматься разведением цветов. Жизнь казалась бесконечной и доступной во всех своих проявлениях. И возможность сделать с ней всё, что ты захочешь, выбрать любой путь. И уверенность: ты можешь. Это было сто лет назад. Зачем она вспомнила? Жизнь внесла свои жёсткие коррективы. Нет, не обломала, но приземлила.

Грустно вспоминать то, о чём мечталось когда-то. Но ощущение, ожидание нового и необычного ещё иногда появлялись. Не тепла, весны и солнца. Нет. Ожидание какой-то новой судьбы, ярких впечатлений и обязательного счастья. Даже тогда, когда поруганная и опустошённая, она вошла в привокзальное кафе. Была надежда. Была. А сейчас?

Судьба сделала петлю. Снова этот странный человек как предвестник новой жизни. Перед глазами замелькали события и лица. Буфетчица протягивает чашку кофе красивой даме, та просит найти девушку для ухода за её пожилым отцом-инвалидом. Это был шанс для неё. Она им воспользовалась. Дама укатила к мужу-иностранцу и теперь живёт на берегу океана в доме с огромными панорамными окнами, переложив все тяготы на её плечи. Глаша вспомнила, с каким подобострастием подносила ей кофе буфетчица. Кажется, Анечка! Анечка! Точно, буфетчицу звали Анечка.

Глава одиннадцатая

Творожистые облака образовали полутень, подарив земле временную передышку. Захотелось мороженого. Глаша выбрала брикет. Развернула, надкусила вафлю, лизнула пломбир, присела на бетонное ограждение.

Бывшее привокзальное кафе перекрасили в коричневый цвет и залепили необъятными картинками с блюдами национальной кавказской кухни. Огромная табличка с громким безвкусным названием «Шашлык-машлык» отбивала всякое желание отведать продукты местного приготовления. У входа, обтирая о косяк плешивые бока, тёрлась старая псина.

Мороженое таяло быстрее, чем Глаша успевала его слизывать, и грозило просочиться сквозь упаковку ей на платье. Лучше не рисковать. Кинула остаток мороженого в сторону собаки. Псина медленно доковыляла до молочно-сливочной лужицы и, затравленно поглядывая на Глашу, слизала неожиданно свалившееся на неё счастье. Глаша с отвращением посмотрела на липкие руки. Всё-таки придётся посетить это непривлекательное заведение.

Боковая дверь бывшего кафетерия скрипнула, и на пороге показалась квадратная женщина с огромным чёрным пластиковым мешком. Глаша бросилась к ней.

— Извините, у вас можно здесь руки помыть?

Кубическая женщина обернулась, и от неожиданности Глаша отступила. Это была та самая буфетчица Анечка. Она изменилась. Дело даже не в фигуре, хотя и в ней тоже, конечно. Анечка и тогда имела далёкие от стройности формы, но три года назад это была аппетитная булочка с румяным сытым лицом, теперь же перед Глашей стояла измождённая тяжёлым физическим трудом колхозница с опалыми веками, заветренным серым лицом и съехавшими в подбородок уголками губ. Три года. Что могло так повлиять на внешность этой женщины?

— Нельзя. Здесь тебе не отхожее место. Вон там туалет платный, туда иди, — было сказано грубо и не располагало к дальнейшей дискуссии.

— Мне только руки, — не отставала Глаша.

Буфетчица измерила её тяжёлым взглядом и не ответила. Приподняв тяжёлый пакет, она перебросила его через плечо, чуть покачнулась и двинулась в сторону перрона.

— Постойте, Анечка! — Глаша сама не понимала, что ей нужно от этой женщины, почему её так тянет к ней. Но она чувствовала, что случайная встреча с князем Мышкиным была не случайной, что предопределило её дальнейшие действия. — Брунгильда!

Кубическая женщина замерла, слегка повернула голову, постояла секунду в раздумьях и стащила с плеча мешок.

В шашлычной воняло гнилью и приправами. К пережаренному мясу, залитому серым томатным соусом, Глаша так и не притронулась. Анечка ничего заказывать не стала. Как бывшей работнице бывшего кафетерия милостью теперешнего хозяина Акопа Аганесяна находиться в шашлычной ей было позволительно и без заказа.

— Если бы эта сучка Катерина не продала кафетерий этому козлу… — Анечка покосилась на нетронутый шашлык, — чего не ешь?

— Не хочу.

— И правильно, у него тут своя клиентура, ей он из отборного мяса подаёт, остальным из говна всякого. Отборное — я ему поставляю. Как бывшая хозяйка в Канаду умотала, так всё в моей жизни покатилось в тар-тарары. Осталась без работы, Аганесян меня в уборщицы перевёл за то, что я ему давать отказалась. Ну, сама понимаешь, о чём я. Платил копейки. А тут ещё и муженёк мой без работы остался. Завод их закрыли. А времена какие? Вокруг безработица. Сел на мою шею. Чуть с голоду не подохли, хотела кинуть его, но у меня своего жилья в Москве нет, только дом-развалюха в деревне от бабки остался. Вот и решила я, чтоб выжить, заняться предпринимательством. Свиней разводить, а мясо сбывать в кафешки разные, их понаоткрывалось тогда уйма. Но на это, сама понимаешь, деньги нужны, и деньги немалые, можно сказать, деньжища. Где их взять? Я к мужу. Давай, говорю, квартиру продадим и в деревню переедем. Выложила ему весь свой план. Я к тому времени загорелась этой идеей, а он упёрся. Я, говорит, москвич с высшим образованием свиней разводить? В общем, похерил мою мечту. И такое меня зло взяло. Интеллигент хренов, лежит на диване, штаны протирает, мою скудную зарплату прожирает… Но через полгода помер он, я страховку за него получила…

— Он был застрахован?

— Да, я его застраховала на всякий случай, — Анечка вздохнула, — что-то подсказало. Он на слабость стал жаловаться. Врачи сказали, сердце. Что у них таких в последнее время много. Мужик, когда без работы остаётся, чахнет и, в конце концов, умирает. Особо и не разбирались. Ну вот, квартиру я продала, страховку получила. Это позволило мне и дом в деревне в порядок привести и свиней развести. Всё у меня получилось. Свинину я стала Аганесяну поставлять, он, конечно, платить мне мог бы и больше, но зато никаких бумаг не требует и отходы позволяет забирать себе, для моих хрюшек… — Брунгильда пнула пакет, — это хорошее подспорье.

— Значит, вас всё устраивает?

— Ну как всё? Мечта у меня есть, «Волгу» хочу, чёрную. Только вот никак накопить на неё не удаётся. Тяжеловато стало. Возраст даёт о себе знать.

— А сколько вам?

— Сороковник через месяц стукнет. — Глаша сдержалась, чтоб не ахнуть, на вид Анечке меньше полтинника никак не дашь. Да какая к чёрту Анечка, Брунгильда и есть. — Так что тебе ещё не самая тяжёлая доля досталась. Катька сука, конечно, но с другой стороны, ты теперь полноправная владелица квартиры в центре Москвы. Москвичка, — Брунгильда презрительно скривилась. — Только не забудь дедка» своего застраховать перед смертью.

— Знать бы, когда он помрёт? Не всем, как вам, с этим подфартит. — Глаша выразительно посмотрела в глаза собеседнице.