Ислам от монаха Багиры - Ренат Беккин

— Ах, да! С ним и был — с Ильей, будь он неладен, фантазер. Друг еще называется! Прямо, как у одного арабского поэта:

Твой близкий друг, — быть может, злейший враг!Не доверяйся, — попадешь впросак!Не жди добра, ведь эта жизнь жестока,И жди из-за угла ударов рока.

Вслед за тем Кузин вдруг неестественно засмеялся, но, поймав жесткий взгляд Абдуллы, сразу же остановился и, сменив положение ног, уставился в одинокую точку на потолке.

— Не очень-то Вы похожи на жертву предательства, — заметил Абдулла, неторопливо расхаживая по кабинету. — Но это Ваше личное дело. Меня интересует, что Вы делали в библиотеке?

— Как что? Что можно в библиотеке делать? — настроившись на ироничный тон, Кузин надеялся побороть волнение, и Абдулла очень хорошо видел это.

— Вы напрасно пытаетесь скрыть свое волнение за подобными фразами, — сказал Абдулла.

— Я?! Да с чего мне волноваться?! — Абдулла не мог не порадоваться, как легко ему удается манипулировать Кузиным. Но только что толку? Не забывая ни на минуту, что его расследование не имело под собой никакого законного основания, Абдулла опасался, что каждое неосторожно сказанное им слово может помешать раскрытию дела.

— Итак, что Вы делали в библиотеке? — Абдулла остановился перед Кузиным, продолжавшим сидеть на стуле.

— Мы? — удивленно переспросил Кузин.

Абдулла готов был разорвать Кузина за то, что тот тянет время, пытаясь выдумать "удобоваримый" ответ.

— Не тяните время, пожалуйста! — слегка прикрикнул он на Кузина. — Вы с Баумом. Что вы делали в библиотеке?

— Как что?! Читали, разумеется.

— Что читали? — сжав кулаки, пробасил Абдулла.

— Читали рукописи. Илья наткнулся на шкаф со старинными рукописями на арабском языке. Их уже лет сто пятьдесят никто не просматривал. Вот мы их и изучали.

— Как долго вы их "изучали"? — продолжал допрос Абдулла.

— Не помню, — Кузин опять "задумался". — Часа два-три.

— А потом?

— Что потом? — в задумчивости повторил Кузин. — Домой пошли.

— И все?

Увидев, что Кузин вновь начинает обретать уверенность и спокойно парирует его вопросы, Абдулла опять пошел напролом.

— А рукопись Корана, которую Вы запрятали под рубашку?

Это был запрещенный удар.

— Да дался Вам этот Коран! — мгновенно взорвался Кузин. — Говорю Вам: не было никакого Корана! Понимаете: не бы-ло!

— А что же Вы тогда вынесли из библиотеки?

— Ничего! Почему, по-Вашему, я непременно должен был что-то вынести оттуда?! — Кузин вскочил со стула.

— Потому что у меня есть факты, подтверждающие это, — как можно более спокойно произнес Абдулла.

— Какие, позвольте полюбопытствовать?! — злобно спросил Кузин. В этот момент их взгляды встретились, и Абдулла понял, что оступился. Оступился столь серьезно, что похерил весь допрос, потому что никаких фактов у него и в помине не было. Возникла пауза. Возбужденный Кузин, бросив скорострельный, подобный контрольному выстрелу, взгляд на Абдуллу, уже праздновал победу в этой непростой интеллектуальной схватке.

— Все! Баста! Я больше не собираюсь отвечать на Ваши вопросы, — заявил он и, вновь усевшись на стул, закинул ногу на ногу. — "И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи".

— В таком случае, Андрей Владимирович, нам все-таки придется провести у Вас обыск, — сквозь зубы проговорил Абдулла.

— Делайте, что хотите, — Кузин махнул на Абдуллу рукой и импозантно подпер ладонью лоб.

— С Вашего позволения, мы начнем с той комнаты, — мысленно проклиная себя за досадный промах, Абдулла поднялся с кресла, за которым Кузин, возможно, всего час назад изучал похищенную рукопись. — Это означает, что Вам лучше пройти туда.

Пока Саид, во время допроса смиренно сидевший в гостиной, ходил за понятыми (по закону требовалось двое мужчин или четыре женщины), Абдулла начал неторопливо осматривать квартиру. Аллах свидетель, он сделал все, что было в его силах, чтобы не допустить обыска. Придя сюда по подложным документам, Абдулла рассчитывал застать Кузина врасплох и с помощью настойчивости и блефа заполучить похищенную рукопись.

Но Кузин, то ли что-то заподозривший, то ли просто интуитивно избравший такую тактику поведения, лишил Абдуллу возможности радоваться скорой победе. У Абдуллы оставался один единственный шанс — обыск. Если же и в результате обыска ничего не удастся обнаружить, Абдулле придется писать рапорт об увольнении. Письменного заявления Кузина о проведении незаконного обыска будет вполне достаточно, чтобы устроить грандиозный скандал. А то, что обыск незаконный, Кузин, похоже, уже догадался. Вон глазища-то как бегают. Шайтан!

Абдулле бесконечно нравилась его работа, и он ни за что не согласился бы потерять ее. Но потеря работы — это ничто по сравнению с теми последствиями, которыми угрожает его ошибка шариатскому судопроизводству, едва только ставшему на ноги и с таким неимоверным трудом завоевавшим авторитет граждан.

Позже, когда Абдулла вышел от Кузина, он попытался оправдать себя тем, что пошел на незаконный обыск ради защиты ислама, но тут же с презрением отверг это оправдание, ибо в результате его действий, мусульманская религия в России была не только не спасена, но и поставлена под серьезный удар. Абдулла даже представил, что напишут о нем в газетах: "Произвол шариатского судьи", "Судья в роли гангстера", "Шариат — что дышло"…

В такой ситуации остается единственно приемлемое средство — застрелиться. Абдулла закрыл глаза и на миг представил свою слегка дрожащую, медленно ползущую к виску руку, бесконечные мгновения мучительного прощания со всем миром, легкий щелчок… и полная неизвестность перед лицом Всевышнего.

Но вслед за тем Абдулла увидел перед собой лица своих жен, родственников, друзей и просто знакомых, с ужасом и недоумением узнающих о его самоубийстве. Нет! Слишком много обязательств связывает его с этим миром, чтобы уйти из него так некрасиво. Он не имеет права бросать на произвол судьбы трех доверившихся ему женщин и своего будущего ребенка, которого ждет старшая жена Аня. Кто поможет им после его смерти? Многие наверняка отвернутся от них, будут говорить, что их муж — преступник, совершивший одно из самых страшных преступлений перед Аллахом — самоубийство. Погубив себя, он отравит всю дальнейшую жизнь своим близким.

Ни о каком самоубийстве не может идти речи. Это трусость, шаг назад. Надо бороться, надо решать проблемы, а не бежать от них, как раненый в пятую точку джигит из детского стишка. В конце концов, все не так уж плохо. Преступник известен. Осталось только отыскать похищенное.

Мысль Абдуллы оборвалась с появлением Саида и двух понятых — молодого человека лет двадцати и мужчины лет сорока.

— Мусульмане? — коротко спросил Абдулла.

— Нет, — хором ответили понятые.

— Других не было, — виновато добавил Саид.

— Ну что ж, плохо, конечно, — грустно заметил Абдулла. — Однако это обстоятельство не должно мешать нашей работе. Уважаемые понятые, прошу вас присутствовать при обыске, — Абдулла запнулся, неожиданно вспомнив, что забыл взять бланк протокола о проведении обыска. Покрывшись теплым потом, он суетливо полез в папку, но не нашел там ничего, кроме уже упоминавшегося ордера и нескольких чистых листков формата "А 4". Опрометью бросив взгляд на Кузина, его жену, Саида и понятых, Абдулла положил папку на стол и, стараясь казаться невозмутимым, объявил:

— Ну что ж, начнем обыск. Понятые, прошу садиться. Саид, начинайте, пожалуйста, вон с той полки, — Абдулла указал на самую дальнюю от него полку, находившуюся почти под самым потолком.

— Хорошо, — в своей обычной манере отрапортовал Саид, направляясь к полке. Едва не уронив по дороге жену Кузина, он, не снимая ботинок, взобрался на уродливой формы стул, жалобно затрещавший под тяжестью его 105 килограммов и со священным ужасом на лице уставился на покрытые пылью книги. Затем, держась одной рукой за полку, Саид повернул к Абдулле свою счастливую физиономию и добродушно спросил: "Абдулла Петрович, а что ищем-то?".

Вот уж воистину, — чем дальше в лес, тем больше дров. Не желая до поры раскрывать тайну похищенной рукописи, Абдулла ничего не сказал Саиду о цели их визита к Кузину, а теперь требует от него найти то, не знаю что.

Но уже не в первый раз за этот вечер Абдулле приходилось делать хорошую мину при плохой игре. Скроив на лице карикатуру на улыбку, Абдулла кивнул Саиду в сторону Кузина и ехидно произнес: "Вы лучше не у меня, а у Андрея Владимировича спросите, как выглядит рукопись".

Кузин недовольно поморщился, но ничего не сказал. Но, несмотря на то, что Абдулла блестяще выкрутился с вопросом Саида, хитрый Кузин не мог не заметить тех нескольких секунд, во время которых Абдулла напоминал что-то среднее между памятником и провинившимся школьником.