Избранное - Марио Ригони

Солдаты взяли Тёнле в кольцо и повели мимо дома Пюне: пригнувшись, спустились по склону Грабо и вышли на косогор Петарайтле, где в 1909 году Матио Парлио, пожелавший жить подальше от соседей, выстроил себе новый дом; австрийцы устроили здесь свой полковой штаб. На заднем дворе расположилась полевая кухня. Всюду было полно солдат: одни рыли траншеи, другие таскали дрова или воду из Пруннеле. В загоне у Николы Скоа, судя по всему, стояла санитарная часть, кругом толпились раненые, перевязанные свежими бинтами.

Старика тотчас обступили любопытные, вполголоса обмениваясь впечатлениями. Какой–то ефрейтор протянул старику чашку горячего кофе. Тёнле, не проронив ни слова, взял ее, медленными глотками выпил на глазах собравшихся вокруг солдат, вернул чашку и сказал:

— Спасибо, ефрейтор.

— Дедушка, вы знаете немецкий язык? — удивился ефрейтор.

— Знаю, — ответил Тёнле. — Раньше тебя выучился.

Больше старик не сказал ни слова. Под конвоем его отвели в дом, на кухню; там, опершись руками о край стола, заваленного картами, стоял майор и изучал топографию местности. Арестовавший Тёнле прапорщик после доклада о происшествии почтительно остановился в двух шагах от командира. Майор выпрямился.

— Итак, — начал он, — у вас есть овцы, которых надобно пасти. Так где же они?

— На Кельдаре, за каменной грядой.

— Сколько?

— Двадцать семь вместе с ягнятами, — ответил Тёнле, однако слово «ягнята» он сказал на нашем древнем языке, так что майор его не понял.

— Вместе с кем?

— Вместе с овцами–девственницами, — пояснил Тёнле. Прапорщик при этом стыдливо улыбнулся, заслонив рот ладонью.

— Почему не ушли со всеми, когда мы начали вас обстреливать?

— Почему? Да потому что мой дом здесь, а я уже старый человек.

— Какие контакты вы поддерживали или поддерживаете с итальянской армией?

— Ничего я ни с кем не поддерживаю!

— Куда ушли берсальеры, бывшие на вершине Москьи?

— Не знаю.

— Почему вы так хорошо говорите по–немецки?

— Почему да почему! Служил солдатом в Богемии, потом работал в странах, где правит император Франц — Иосиф.

— Кто был вашим командиром в Богемии?

— Майор Фабини.

— Ах, фельдмаршал фон Фабини. В таком случае вы верноподданный гражданин, — заключил майор не без энтузиазма.

— Нет, — отрезал Тёнле. — Я всего–навсего бедный пастух и старый пролетарий–социалист.

— Следовательно, вы итальянский шпион! Заброшены сюда с целью вести разведку.

— К черту всех вас с итальянцами вместе! Отпустите лучше, у меня дел по горло.

Майор потерял терпение и дал знак конвоирам увести арестованного на задний двор.

Через полчаса явился прапорщик в сопровождении старшего ефрейтора, они велели Тёнле указывать дорогу и шли за ним по пятам от тропы, вьющейся по склону Платабеча, до Кельдара, хотели проверить, правду ли говорил старик насчет овец. Часа через два они вернулись обратно с овцами и черной собакой.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Такое и во сне не привидится, чтобы пасти овец под вооруженным конвоем: двое солдат, родом из Штирии, приставленные в качестве охраны к Тёнле, развлекались, как городские мальчишки, ходили по пятам за стариком и его овцами в поисках недосягаемых для итальянской артиллерии мест. На четвертый день теми же, недосягаемыми для пушек тропами, которые Тёнле знал куда лучше офицеров, изучавших местность по топографическим картам, они вышли к старой границе. Итальянская артиллерия, окопавшаяся к югу от котловины, денно и нощно долбила ходы сообщения, предполагаемые места сбора воинских частей и расположения австро–венгерских штабов и складов. Тёнле словчил и незаметно для конвоиров выбрал самый длинный путь через границу, но солдаты были только рады такому обороту дела.

Путь их проходил через те места, где в последние майские дни свирепствовала война, следы которой еще не стерло время: покореженные взрывами и брошенные пушки, фурштаты, разного рода военное имущество, пепелища, сухостой и изуродованные воронками пастбища. Попадались и трупы — животных и людей.

Не хотел Тёнле видеть все эти следы боевых действий, да глаза не спрячешь — все равно война была рядом, словно тень преследовала старика, овец и солдат–конвоиров. Не сбавляя шага, в Зихештальском лесу он насчитал тридцать убитых итальянских солдат, положенных в ряд; знаки отличия, погоны, петлицы и кокарды были сорваны с их формы. Конвоиры объяснили, что это расстрелянные своими же товарищами по оружию, был какой–то приказ итальянского командования [23]. Неподалеку солдаты, говорившие по–хорватски, рыли братскую могилу, их винтовки стояли пирамидой под елью.

Старик вспомнил, что вечером 28 или 29 мая, после того как затихла гроза и бой прекратился, он слышал ружейные выстрелы, доносившиеся из этого леса.

Дальше они пошли по Дорбеллеле, куда Тёнле ходил с овцами во время проведения итальянцами учебных стрельб. На вершине Куко среди зарослей альпийской сосны и рододендронов они снова наткнулись на солдат, которые словно прилегли отдохнуть на минутку в тени. Конвоиры сказали, что это итальянцы, погибшие в бою 26 мая, один из австрийцев тоже участвовал в этом сражении на Портуле.

Наконец они спустились в долину Асса; возле источников расположились на отдых австрийские части, солдаты разлеглись на траве под елями и с любопытством разглядывали старика, овец и конвоиров, зубоскалили насчет необычных военнопленных.

Когда они выбрались на шоссе, по которому Тёнле столько раз ходил на заработки в Австро — Венгрию, то и канонада, и неумолчный гул боев, к которым даже овцы привыкли, остались у них за спиной.

В Веццене они столкнулись с группой направлявшихся в Италию офицеров с биноклями, полевыми сумками через плечо и денщиками. Увидев конвой, офицеры остановились и долго смотрели на это странное шествие; молоденькому лейтенанту Фрицу Лангу [24]* захотелось расспросить солдат–конвоиров и старика. Но Тёнле уже решил, что больше не станет вступать ни с кем в разговоры, поэтому вопросы офицера остались без ответа. Не проронил старик ни слова даже тогда, когда заметил в центре группы окруженного всеобщим почтением своего будейовицкого командира — самого фон Фабини.

Фельдмаршал фон Фабини, командующий ныне 8‑й горной дивизией XX корпуса армии эрцгерцога Карла, маркграфа Азиаго, лишь скользнул взглядом по лицу грязного и оборванного старика: на какое–то мгновение ему показалось, будто лицо это он уже не то где–то видел, не то оно кого–то напоминает… Потом снял левую руку с портупеи, сделал неопределенный жест и зашагал в сопровождении своего штаба дальше в направлении Валь д’Астико. Другие тоже пошли своей дорогой — я имею в виду Тёнле, овец, черную собаку и вооруженный конвой.

На ночь они сделали остановку на полпути между Санта — Джулиана и Чента, в том месте, где заканчивается крутой спуск с Менадора. На следующий день добрались до Перджине, и здесь без лишних слов Тёнле прямиком отправился в крестьянский дом, в котором каждую весну наши эмигранты обычно останавливались передохнуть по дороге в Ульм. Дом был пуст и заброшен, солома на полу и беспорядок говорили, что последними постояльцами здесь были солдаты на марше.

В Перджине конвоиры сдали старика жандармам. Солдаты тепло попрощались с Тёнле и неохотно двинулись в обратный путь, на фронт. Жандармы заперли овец с собакой в заброшенном хлеву, а самого Тёнле отправили по железной дороге в Тренто. Все попытки старика сопротивляться были бесполезны, и бесполезным было блеяние овец и лай собаки. Под конвоем старика доставили в командование жандармерии, где на третий день допросили еще раз.

Во время допроса, когда Тёнле громко и раздраженно отвечал на какой–то нелепый вопрос, его услышали собака и овцы, которых в этот момент гнали под окнами солдаты в несвойственной им роли пастухов. Тёнле тоже расслышал блеяние овец и лай собаки и тотчас бросился к окну: удивлению ведшего допрос офицера и жандармов не было предела — едва Тёнле крикнул что–то на свой пастуший лад, как все стадо разом стало, забаррикадировав дорогу и остановив продвижение артиллерийской батареи.

Никакими силами сдвинуть овец с места и отогнать собаку оказалось невозможно, и в конце концов жандармы были вынуждены разрешить Тёнле выйти на улицу, чтобы самому погнать своих овец. И он, как король, в сопровождении почетного эскорта из конвоиров прошествовал через весь город на удивление редким прохожим и многочисленным военнослужащим.

Так они добрались до Гардоло, но здесь Тёнле окончательно разлучили с овцами и собакой, а взамен выдали расписку с печатью. Затем старика посадили в тюремный вагон, следовавший до Бреннеро, а оттуда отправили в концентрационный лагерь Катценау, где уже находилось немало гражданских интернированных лиц.