Избранное - Марио Ригони

Марио Ригони СТЕРН

ИЗБРАННОЕ

Остаться людьми

Когда говорят: биография писателя — это его книги, обычно имеют в виду не реальные обстоятельства жизни писателя, а то духовное содержание, которое заключено в его творчестве. Но бывает и так: писатель как будто бы пишет только о себе, не отступая от действительно им пережитого, а между тем эти переданные точно и подробно факты его биографии, перенесенные на страницы литературного произведения, обретают особую нравственно–эстетическую значимость и становятся важнейшим компонентом художественного контекста.

Именно так пишет Марио Ригони Стерн.

Он родился в 1921 году в маленьком городке Азиаго, расположенном у подножия Доломитовых Альп, в северо–восточной итальянской провинции Венето. Там учился и в ранней юности помогал отцу скупать сыр у жителей окрестных альпийских деревень. Охотился, был скалолазом, инструктором в военной горнолыжной школе. С дивизией альпийских стрелков участвовал в 1939–1941 годах в военных действиях на территории Албании, Франции и Греции. В начале 1942 года двадцатилетний сержант Ригони оказался в России в составе Итальянского экспедиционного корпуса, направленного по приказу Муссолини помогать войскам фашистской Германии в их «священной войне против большевизма». Он прибыл на Дон старшим сержантом 8‑й итальянской армии, которая должна была прикрывать фланг немецких соединений, продвигавшихся к Сталинграду. Под натиском ударных группировок советского Воронежского фронта в январе 1943 года альпийские дивизии были отрезаны от отступавших частей разгромленной 8‑й армии и оказались в окружении. Путь сержанта Ригони на родину, немалую часть которого он преодолел пешком, лежал через Украину, Белоруссию, Польшу, Австрию. Дважды он был в немецких концлагерях для военнопленных. По возвращении в родные места весной 1945 года он оказывал содействие партизанам, очищавшим горные районы от банд чернорубашечников и немецких оккупационных частей. После войны Ригони Стерн много лет прослужил в коммунальной налоговой инспекции в тех самых краях, где родился и вырос. С 50‑х годов началась литературная биография Марио Ригони Стерна. Многие книги писателя удостоены у него на родине литературных премий.

Эти сведения легко найти на страницах повестей и рассказов Ригони Стерна. По существу, все его книги строятся на автобиографическом или документальном материале. Дневниковые записи, мемуары, подробные описания лиц и событий, опирающиеся на личные свидетельства автора или на рассказы очевидцев, определяют и выбор сюжетов, и жанр большинства его произведений. Эта характерная особенность творческой манеры Ригони Стерна, начинавшего писать в пору расцвета неореализма в литературе Италии, восходит к культивировавшейся в прозе 40–50‑х годов эстетике «лирического документа». Но и сегодняшний читатель, чей художественный вкус в немалой степени воспитан интересом к точному факту, не может не оценить мастерства Ригони Стерна во владении приемом документированного повествования.

Но, думается, главный секрет успеха рассказов–воспоминаний Ригони Стерна все же в другом. В этих подкупающих своей правдивой интонацией свидетельствах пережитого, увиденного, услышанного писателем от друзей и близких сконцентрирован не только узколичностный, но общезначимый исторический и нравственный опыт, аккумулированы глубинные духовные токи целой эпохи, главный смысл ее мучительных конфликтов. Ибо в военных мемуарах бывшего сержанта альпийского батальона, в его рассказах о тех, кто встречался ему на дорогах войны, на охотничьих тропах или в маленьких альпийских селениях, запечатлен трудный духовный путь участника второй мировой войны и Сопротивления, свидетеля крушения фашизма.

Первая повесть Марио Ригони Стерна — «Сержант в снегах» — увидела свет в 1953 году в журнале «Джеттони», который издавал Элио Витторини. Примечательно, что именно Витторини — герой Сопротивления, виднейший итальянский прозаик послевоенных лет, чьи романы «Сицилийские беседы» и «Люди и нелюди» предвосхитили многие самые существенные художественные открытия последующих десятилетий, — именно он предоставил безвестному молодому автору возможность напечатать свою первую книгу.

Советский читатель, чья боль за миллионы погибших соотечественников не утихла и поныне, с чувством понятной настороженности откроет эту повесть. Ведь она написана человеком, стоявшим по другую сторону линии фронта, солдатом, чье оружие было направлено на наши рубежи, на наши села, потому что волей фашистских заправил он послан был завоевывать и разорять нашу землю. Да, эта книга — достоверное повествование о том, что произошло на Дону и на Украине за несколько недель зимы 1942–1943 годов с сержантом альпийского батальона и с взводом пулеметчиков, которым он командовал. Это точный и подробный рассказ о военных буднях взвода: о вылазках, о перестрелках, о реквизировании продовольствия в разоренных донских и украинских селах — обо всем, чему Ригони Стерн был сам свидетелем, в чем сам участвовал, находясь на боевых позициях у Дона или отступая вместе с остатками своей армии по донским степям.

Но уже с первых страниц повести читатель не может не заметить, с какой убийственной целенаправленностью все эти описания фактически имевших место событий свидетельствуют против бесчеловечности и бессмысленности войны, в которую Муссолини и его приспешники вовлекли итальянский народ, с какой очевидностью то, о чем пишет Ригони Стерн, обличает демагогическую суть и цинизм всей фашистской идеологии, пытавшейся внушить итальянцам, что поход на Восток будет «освобождением духа» итальянской нации.

Как известно, Муссолини пророчил своим дивизиям «легкую увеселительную прогулку» к горам Кавказа и мнил разделить с Гитлером и лавры победителя, и добычу. Он разглагольствовал о силе боевого духа в своей армии, якобы рвущейся в бой «под знаменем антикоммунизма», и уверял, что на полях сражений в России возникнут чувства «дружбы и взаимопонимания» между его солдатами и фашистской армией его союзника — Гитлера. На деле — и в повести «Сержант в снегах» это самым убедительным образом раскрыто «изнутри», в непритязательной передаче того, что увидел своими глазами и запомнил один из рядовых участников восточной кампании, — присланные в Россию итальянские солдаты в массе своей бесконечно далеки от захватнических идей, им в принципе чужд и тот милитаристский психоз, и та жестокость завоевателей, что пустили столь прочные корни в сознании гитлеровского солдата. Посланные воевать, но не имеющие идейной убежденности в том, что эта война нужна им, итальянские солдаты оказались в России в подлинно трагическом положении, ибо не были ни духовно, ни даже чисто материально подготовлены к встрече с таким мощным противником, как Красная Армия. Не имея подходящего обмундирования, снаряжения, транспорта и даже продовольствия, изнуренные бесконечным маршем по заснеженной степи, они тысячами гибли от холода и голода; а те, кто выживали в кошмаре отступления, имели перед собой только одну цель — не замерзнуть на дороге, не умереть с голоду (в этих условиях и реквизирование съестных припасов у населения встречных деревень было вынужденной мерой, никогда, по свидетельству самих крестьян, не сопровождавшейся зверствами) и добраться наконец до своего дома. Вместо так и не сложившегося «взаимопонимания» между итальянскими и гитлеровскими солдатами у участников восточной кампании зарождается выстраданное ими еще на разоренных войной русских полях чувство солидарности и убежденной спаянности простых людей, которым война несет горе и разорения, чувство симпатии и уважения к советским людям, защищающим свою землю, свои дома.

Глубокое проникновение в духовный климат, царивший в итальянской армии в трагическую для нее зиму 1942–1943 годов, точная передача подробностей солдатского быта и хода военных операций позволяют относиться к мемуарам Ригони Стерна как к историческому документу. Это дает основание историкам второй мировой войны использовать свидетельства сержанта Ригони (наряду со свидетельствами ряда других участников событий, архивными материалами, сводками и т. п.) при характеристике обстановки в итальянских частях на донском участке фронта [1].

Однако примечательно, что уже Витторини — человек, едва ли не первым познакомившийся с повестью Ригони Стерна, — выделял ее из многочисленного ряда публиковавшихся в 50‑е годы военных мемуаров как произведение высокого эстетического уровня. Ведь в истории «сержанта в снегах» запечатлен не только путь отступления одной из альпийских дивизий, но и нелегкий процесс прозрения молодого героя, осознание им трагического смысла того, что произошло с ним и его товарищами. Из самых обыденных, разрозненных впечатлений и переживаний двадцатилетнего сержанта–пулеметчика Ригони Стерн выводит своеобразную «духовную Голгофу», преодолев которую его герой обретает прочные, подлинно гуманистические нравственные ориентиры.