Военный разведчик - Александр Карцев

Оказывается, это был, так называемый, «денежный поезд». Из Пакистана духам везли очень большую сумму денег. Очень большую. И с очень большим охранением. Плюс около двухсот верблюдов с оружием, боеприпасами и снаряжением для Анвара и главарей других крупных банд. Такое количество верблюдов и задержало выход каравана той ночью. Почти до утра. Как только караван попал в нашу засаду старший каравана с деньгами и со своими личными телохранителями сбежал. Напоследок приказав своим подчиненным прорываться в сторону Лангара. Вот они и прорывались.

После боя наши подобрали шестерых раненых духов. Они-то и рассказали об этом. Найдено более восьмидесяти трупов моджахедов. Многих раненых и убитых оставшиеся в живых духи унесли с собой. А вот трофейного оружия, боеприпасов и тюков с зимней одеждой и китайскими спальными мешками было так много, что пришлось их вывозить на грузовиках. Два дня. От рассвета до позднего вечера. Забили ими все склады царандоевского полка под Чарикаром.

Нас все поздравляли. Алексей Алексеевич сказал, что всех бойцов группы представили к орденам. Что комбат обратился с ходатайством к командованию моего батальона о предоставлении меня к ордену «Красного Знамени». И на ушко шепнул Вадиму, что его представили к Герою. Да, было за что. Замполит сказал, что это один из самых больших караванов, которые удалось завалить нам в Афганистане.

Это было здорово! Тогда я еще не знал, что все ребята получат ордена «Красной Звезды». В штабе округа кто-то посчитает, что давать звезду Героя за какой-то там караван не стоит. На Вадима напишут представление к Ордену Ленина. Но в Москве, в Главном Управлении кадров, посчитают, что и этого много. Через полгода Вадиму тоже придет орден Красной Звезды. Мое представление где-то затеряется. Тогда об этом мы, конечно же, не знали. Поэтому наслаждались чистыми простынями, тишиной и покоем. И восхищенными взглядами очаровательных медсестер. На третий день у меня начала подниматься температура.

Во время утреннего обхода один из врачей просит медсестру вызвать заведующего отделением. Все в палате знают, что когда лечащий врач начинает в чем-то сомневаться — это плохая примета. Если в Уголовном Кодексе сомнения трактуются в пользу обвиняемого, то в работе медсанбатов любые сомнения всегда трактуются в пользу хирургов. Минут через десять в палату заходит Николай Иванович, заведующий отделением. Они о чем-то шепчутся с врачом в углу палаты. Затем Николай Иванович подходит к моей кровати.

— Наслышан о вашей работе. И не только о караване. Я о вашем лазарете в Калашахах. Говорят, у вас легкая рука. Вот я и думаю, если у вас такие золотые руки, зачем вам еще и ноги?

— Не понял. Вы это к чему?

— Проблемы у нас. С ногами. Придется резать.

— Что резать?

— Какой вы право непонятливый. Придется ампутировать ноги. Похоже, что обе. Так что готовьтесь к операции, батенька.

Вот и приплыли. Всегда боялся наступить на противопехотную мину и остаться без ног. Какие-то ангелы-хранители, если они, конечно, есть, уберегли меня от этого. Шафи научил меня неплохо качать маятник, уклоняться от пуль противника, одновременно сближаясь с ним. Ну почему, никто не научил меня уклоняться от осколков?! Осколок гранаты из безоткатного орудия сделал то, чего я боялся больше всего. И никакая мина оказалась для этого не нужна. Не в лоб, как говорится, так по лбу.

Примерно год назад мой хороший знакомый Саня Козлов попал в медсанбат с пулевым ранением в живот. В живот! Но ему, почему-то, должны были ампутировать обе ноги. Говорят, что пуля перебила какие-то артерии. Ночью Саня перекрыл свою систему жизнеобеспечения. Не захотел жить без ног. И трудно его винить за это.

Во время обеда я ухожу погулять из палаты. Прогулка на двух костылях занятие не самое приятное. Ну, да мне не далеко. Здесь вообще все очень близко. Через забор инфекционный госпиталь. С другой стороны вертолетная площадка. Там же пункт водозабора. Почти ежедневно на пункте заправляется наша батальонная водовозка.

В прошлый раз я покидал инфекционный госпиталь в чужой солдатской форме. Ну, тогда я был практически здоров. Сбегая из госпиталя, старался придерживаться элементарных приличий. Сейчас не до того. Из медсанбата я ухожу в обычной пижаме. На двух костылях. Оставив в своей тумбочке записку: «Уехал в батальон». Ни с кем не попрощавшись. Даже с Вадимом. Мне сейчас не до приличий. Болею.

Заборы никогда не были для меня проблемой. Спасибо родному спортвзводу и полосе препятствий. Не стал он проблемой и сейчас. Я перебросил костыли на другую сторону. Затем перебросил туда же и свое бедное тело. Пару минут пришлось отдышаться. Никогда не думал, что приземляться так больно. Аж слезы на глаза навернулись! Что-то в последнее время они стали часто наворачиваться? Может пить поменьше жидкости? Или бросить прыгать через заборы? Говорят, что в заборах бывают контрольно-пропускные пункты. Да мало ли что говорят! Нельзя всему верить.

Приблизительно через полчаса на пункте водозабора появляется наша водовозка в сопровождении одной БМП. Старшим на ней замполит батальона, Сергей Сергеевич. Золотой человек! Мог бы проводить политинформации на командном пункте батальона. Так нет же, мотается с водовозкой по заставам. Это довольно опасно. Периодически духи обстреливают нашу водовозку, и её водитель вынужден заделывать новые дырки в цистерне деревянными пробками. К тому же на дороге в любое время можно напороться на мину. Или самому схлопотать пулю. Но замполита это не останавливает. Он говорит, что водовозка — это тоже часть его политработы. Наверное, шутит. Но в батальоне его все любят и уважают.

Я потихоньку ковыляю к его БМП.

— Здравия желаю, товарищ майор!

— А, Серёжа?! Что-то ты далеко гуляешь от своей палаты.

— Сергей Сергеевич, до заставы подбросите?

— Своих проведать?

— Да нет, насовсем.

— А не рановато ли?

— В самый раз.

Сергей Сергеевич подозрительно долго смотрит на меня, затем обречено машет рукой.

— Не со мной, так с кем-нибудь другим уедешь? Ведь так? Ладно, запрыгивай!

Меня дважды приглашать не надо. Пока в медсанбате меня не хватились, надо ехать на заставу. Оттуда меня ни один заведующий отделением, ни один хирург не достанет со своими привычками. Ампутировать любые выступающие части тела. Которые плохо лежат. Вот ведь маньяки! Я забрасываю костыли на БМП и залезаю на броню. Через десять минут мы уезжаем на КП батальона.

Комбат тоже не в восторге от моего приезда. Я говорю ему правду. Осколочное касательное ранение обеих ног. Долечусь на заставе. Как всегда, говорю одну только правду. Естественно не всю. О том, что зацепило кости и костная ткань начала разрушаться, ему знать не обязательно. А уж о начале воспалительного процесса, тем более.

Комбат прекрасно понимает, что за мой побег из медсанбата ему попадет по шапке. Но у него нет выбора. Ротный, Витя Ванярха, в отпуске. Срочно нужно отправлять в очередной отпуск за тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год и командира первого взвода Валеру Плахотского. Старшина, Малиновский Игорь Ильич, проводит в полку какую-то сверку. Старший техник роты, Волошанин Владимир Алексеевич, валяется в инфекционном госпитале с малярией. Командир гранатометно-пулеметного взвода, Виталий Куклин, в полку на сборах. Оставшиеся два командира взвода все новенькие, еще не обстрелянные. Оставлять за ротного не кого. Мое появление сразу же снимает множество проблем. К тому же комбат находится под впечатлением каких-то совершенно фантастических слухов о моем лазарете в Калашахах. О сотнях смертельно раненых и больных моджахедов, поставленных мною на ноги. И о моем удивительном таланте врача и волшебника. Все это только слухи. И слухи сильно преувеличенные. Но комбат надеется, что себя-то я уж точно в состоянии поставить на ноги. Тем более после какого-то легкого касательного ранения. Мне бы его уверенность! Есть вещи, в которых я бессилен что либо изменить. И это тот самый случай. Но комбату этого лучше не знать.

К тому же комбат хорошо знает от своего предшественника о моей просто потрясающей исполнительности. Я действительно очень исполнителен. Приказ для меня всегда приказ, который нужно выполнить чего бы это ни стоило. Даже ценой собственной жизни. Но только не ценой жизни моих подчиненных. Я прекрасно понимаю, что иногда приходится кем-то жертвовать, чтобы сохранить другие жизни. Это одна из реалий войны. Это действительно так. Но не всегда. Чаще за этими словами скрываются просчеты в планировании, ошибки в ведении боевых действий и обычная человеческая дурость. Шапкозакидательство и тяга к лихим лобовым атакам. А стоит только такому командиру принять грамм сто на грудь, так его вообще тянет на подвиги. Тогда потери просто неминуемы.

Весь батальон был свидетелем, как год назад при проведении боевой операции под Лангаром я отказался выполнить приказ предшественника нашего комбата. Во время Великой Отечественной войны за это можно было попасть под расстрел. Но сейчас было немного другое время. Комбат ограничился предупреждением меня по радиостанции о неполном служебном соответствии. И снова повторил приказ. Я снова отказался его выполнять. Кажется, меня в тот же день захотели разжаловать до рядового. Правда, на следующий день комбат за все извинился. И мы больше об этом никогда не вспоминали.