Эпоха королей (ЛП) - Нира Страусс

Нет, нет. Он не может умереть.

Он был мне другом.

Он научил меня читать.

Он помог мне поверить, что жизнь — это не просто тёмная пропасть, как считает моя мать.

«Мама говорит, что любопытство до добра не доведёт», — сказала я ему однажды, когда мне удалось сбежать и навестить его. Мать узнала о нашей дружбе и выпорола меня веткой так, что на глазах выступили слёзы. «Вспомни эту боль в следующий раз, когда захочешь пойти туда, куда не следует», — ругалась она.

«Твоя мама просто хочет тебя защитить. Но знание, мой юный друг, — это всегда сила», — ответил он.

В чём бы его ни обвиняли, он не заслуживает такой смерти. Нет, не может быть. Мама только что родила и слаба, а если его не станет… Я останусь одна с младенцем? Как я смогу позаботиться о Каэли?

Я смотрю на него сквозь слёзы, убеждённая, что мой мир рушится.

Тьма противится. Она говорит, что может помочь мне.

Может ли? Говорят, что она коварна. Что она поглотит меня, если я воспользуюсь её силой. Что из-за неё против меня обернутся и люди, и сидхи.

Вдруг один из охотников бросает факел на дрова. Они быстро загораются. Ффодор кричит.

— Помоги ему, — прошептала я еле слышно.

И она помогла. Я почувствовала, как она перемещается по изгибам и узлам, приближаясь к столбу. Я почти ощущала кончиками пальцев, как она вгрызается в верёвки. В груди возникло приятное покалывание, а в животе — тепло; так всегда бывает, когда я использую магию. Я не чувствую пустоты или боли, только облегчение.

Слышно, как рыдания Ффодора прерываются, когда он чувствует, что его ноги освобождаются. Он смотрит вниз, ошеломлённый, но быстро поднимает голову и оглядывается вокруг. Он замечает меня, прижавшуюся к одной из стен, его глаза, впавшие в глазницы, широко раскрываются. Он исступлённо мотает головой. Но тьма уже грызёт верёвки на его запястьях, и те с треском рвутся.

Ффодор падает вперёд, теряя равновесие, пытается убежать от огня. Увидев это, охотники бросаются к нему. Нет, нет, нет. Он должен бежать. Он должен…

Один из охотников осматривает остатки верёвок и качает головой. Я не вижу его лица из-за капюшона и маски, но сразу понимаю, когда он замечает меня.

— Вон она! — кричит он, указывая на меня. — Она помогла ему с помощью запрещённой магии!

Никогда ещё я не бежала так быстро. Я петляю между домами, чтобы сбить охотников со следа, и, влетев в дом, пугаю мать. Она кормит грудью Каэли у камина. Увидев моё лицо, она всё понимает. Понимает, что случилось что-то ужасное.

Я наглухо закрываю дверь, но даже так слышны крики приближающихся охотников. Мать бледнеет и встаёт. Под её взглядом я чувствую себя ничтожеством.

— Что ты натворила, несносная девчонка?! — кричит она на меня. — Что ты наделала? Ты привела их к нашему порогу!

Собрав последние силы, она передаёт мне Каэли и ведёт к задней двери, в сад, который я вырастила в одиночку. Она выталкивает меня наружу и снимает с себя чёрное пальто. Вместо того чтобы надеть его на меня, она ещё плотнее укутывает в него Каэли.

Потом хватает меня за плечи. Больно.

— Беги. Спрячься там, где тебя не найдут. Если не ради себя, глупая, то ради своей сестры. Ты меня поняла?

Быстро киваю. Мать склоняется, чтобы поцеловать безволосую головку Каэли, а затем отходит.

— Быстрее!

Я уже бегу, когда слышу, как она захлопывает дверь. Продолжаю бежать очень, очень долго. С наступлением темноты достигаю окраин рудников Нурала и прячусь в одном из сараев, подальше от глаз рабочих. Остаюсь там до рассвета, всю ночь пытаюсь унять плачущую Каэли, позволяя ей сосать мой палец. С наступлением следующей ночи снова выхожу. Делаю узелок из плаща, чтобы привязать сестру к груди.

Когда я добираюсь до окраин Тельмэ, деревня кажется спокойной. Но это пугающее спокойствие. Над соломенными крышами поднимается чёрный дым, слышен лай нескольких собак.

Осторожно, постоянно оглядываясь, я приближаюсь к дому. Сад разрушен, задняя дверь едва держится на петлях. Внутри ничего не слышно, и, хотя внутренний голос просит меня не входить, что-то заставляет меня сделать это. Я должна увидеть. Я должна увидеть.

Я узнаю этот запах в воздухе. Этот металлический запах крови.

Замечаю силуэт матери на полу у камина. Подхожу ближе. Не чувствую ничего, когда вижу лужу крови у её головы. У неё нет нескольких пальцев. Не чувствую ничего, когда опускаюсь на колени и касаюсь её плеча. Не чувствую ничего, видя её обнажённую грудь и всё остальное.

Но ужас охватывает меня, когда я слышу её слабый стон.

Она ещё жива.

Её глаза красивого изумрудного оттенка с трудом находят меня. Она едва может держать веки открытыми, но пытается что-то сказать.

Я не хочу ничего слышать, но всё же наклоняюсь ближе.

— Знала… — Её голос — сама смерть. На последнем издыхании. — Знала, что это… глаза зла.

Резко отстраняюсь. Ничего не отвечаю, потому что… она права. Остаюсь рядом с ней до тех пор, пока не убеждаюсь, что она больше не заговорит, и даже не вздрагиваю, когда из неё выходит тёмная тень и проникает в меня. Это не первая тень, и я знаю, что не последняя. Закрепляю Каэли на спине и тащу тело матери в огород.

Копаю, копаю.

Продолжаю копать.

У меня уже обломаны все ногти, но это не важно.

По крайней мере, могила должна быть достойной. Раз уж я так и не смогла стать для неё хорошей дочерью, то самое малое, что я могу сделать…

— Хватит.

Чьи-то руки опускаются на мои, останавливая меня. Большие, смуглые и сильные руки, принадлежащие кому-то в чёрной одежде.

Я падаю на землю и пытаюсь отползти, охваченная страхом, но те же самые руки удерживают меня.

— Спокойно. Спокойно, sha’ha, это я.

Делаю судорожный вдох и вижу перед собой опечаленное лицо Мэддокса. В его глазах — жгучая боль, когда он берёт меня за руки. Я чувствую его тепло. Настоящее тепло.

Это какой-то бред.

Его здесь никогда не было. Я…

Оглядываю себя и понимаю, что я уже не двенадцатилетняя Аланна. Каэли не привязана к моей спине. Могила моей матери закопана, а от дома остались лишь руины и плохие воспоминания.

Стоя посреди самого ужасного из событий моего прошлого, того, что всегда напоминает мне о том, кто я и какое у меня наследие, я позволяю себе на мгновение опереться на Мэддокса. Его рука поглаживает меня по щеке, но когда его большой палец касается скулы, там нет слёз, которые можно было бы вытереть. Я не плакала, когда умерла моя мать, и никогда не плачу, вспоминая её. Интересно, заметит ли он это, подумает ли, что я ужасна.

Вместо этого он говорит: «Это не то, что я имел в виду, когда сказал, что умираю от желания узнать, куда ты меня отведёшь».

Проходит несколько секунд, прежде чем до меня доходит, о чём он говорит. Но то был сон. Как и это.

Нет.

Я резко подскочила, просыпаясь в окружении темноты и мерцающих огоньков. Такое ощущение, будто я лежу на чём-то жёстком.

Моё сердце забилось чаще. Я же ехала верхом с Мэддоксом. Где я?..

— Спокойно, — произнёс тот же голос, что и в моём сне, почти с той же интонацией. Он звучал позади меня, у самого уха. — Мы в пещере Хелтер, у лагуны. Всё в порядке. Ты со мной.

Я узнала каменные стены и поняла, что мерцающие огоньки были светом костра. Гвен и Сейдж, сидевшие в нескольких метрах от нас, мрачно смотрели на меня. Я была в самой глубине пещеры, где она сужалась. Сидела, прильнув спиной к Мэддоксу, на полу, его длинные ноги были по обе стороны от моих, и я ощущала сильное биение его сердца позади меня.