Отрешенные люди - Вячеслав Софронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Надвиньте шляпу поглубже на глаза, а то на той стороне, - он кивнул, - соглядатаи стоят. Граф послал меня вас встретить.
"Что за черт, и здесь маскарад", - выругался про себя Кураев, но сделал так, как просил его незнакомец.
Канцлер ждал его в своем кабинете, освещенном ярким пламенем от камина. Сам граф был в длинном атласном халате, в черной шапочке и низко склонился над какими-то порошками, которые ссыпал в большую стеклянную колбу.
- Прошу прощения, - кивнул он поручику, - садитесь, и подождите несколько минут, пока я закончу свой опыт.
Кураев безмолвно устроился подле камина и с интересом стал следить за канцлером, который взял колбу в руки, долил в нее какую-то бурую жидкость и закрепил над горящей спиртовкой, принялся ждать. Жидкость вскоре забурлила и неожиданно окрасилась в огненно-желтый цвет. Граф быстро снял ее с огня и осторожно слил в узкую пробирку через стеклянную воронку с фильтром.
- Почти получилось, - довольный, сообщил он, встряхивая пробирку.
- Не философский ли камень, случаем, искать изволите, ваша светлость? шутливо поинтересовался Кураев.
- Чего это вдруг? - глянул на него канцлер. - Что я, братец, на дурня похож? Пущай там, в Европах, безумцы всякие его ищут. Мое же занятие просто и безобидно - исследую свойства различных веществ, которые наши горе-медики используют при лечении больных. Сам-то я у них лечиться не рискую и вам не советую, у меня на всякие такие случаи свои лекарства имеются. Ладно, о том в следующий раз поговорим, а сейчас рассказывайте, что вы узнали на тайном собрании.
- Вы и об этом извещены? - брови у Гаврилы Андреевича невольно поползли вверх.
- Забываешь, какая у меня должность, голубчик. Мне и положено первому в государстве обо всем знать. Говори, говори давай, - нетерпеливо тряхнул он головой и потянулся к своей музыкальной табакерке.
- Так слово с меня взяли, граф, мол, никому открываться не должен, кроме собратьев, которые там присутствовали.
- Вон оно что, - пробормотал Алексей Петрович и быстро прошел к своему столу, поковырялся с замком и извлек из ящика какую-то бумагу, и с ней в руках подошел к поручику, - читай, - приказал ровным голосом.
- Сей аттестат выдан... - начал он и быстро пробежал глазами по строкам, из которых явствовало, что канцлер имеет право входить в любую из европейских масонских лож и признается человеком с правом владения высшего титула тех лож.
- Уразумел? - спросил обескураженного поручика Бестужев-Рюмин, - Бумага эта подлинная и прислана мне из Англии из самой наиглавной ложи, членом которой я с тех пор и считаюсь. Так что не скрытничай, а докладывай по порядку все, как есть.
- Слушаюсь, - покорно склонил голову Кураев и подробно изложил весь обряд посвящения, где он происходил и кто там присутствовал.
- Молодчина, - похвалил его граф, - премного тобой доволен. Сам-то не вступил в ложу? И правильно сделал. Баловство это все, но вред может немалый принести. Сам понимаешь, что болтать лишнее ни о ложе, ни о нашей встрече ты не должен, а потому подай завтра бумагу по начальству с просьбой предоставить тебе отпуск. Напиши, будто на излечение поедешь в свое имение. Где оно у тебя?
- Возле Твери, - пояснил Кураев.
- Вот и поезжай с Богом, отдохни от забот, от разъездов, а как мне понадобишься, я тебя сам разыщу.
... А уже на другое утро граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин бодрым шагом входил в приемную императрицы и сердито приказал выскочившему из соседней комнаты камер-лакею:
- А ну, мил человек, доложи, кому положено, что канцлер российский с важным донесением явился на доклад к императрице.
На удивление, его приняли довольно быстро, и, когда он лишь переступил порог царского кабинета, то увидел стоящего сзади Елизаветы Петровны в роскошном парике с прядями, достающими до пояса, Ивана Ивановича Шувалова.
- Что у тебя стряслось, граф? - чуть сморщив нос, высокомерно глянула в его сторону императрица.
- Нам бы, государыня, с глазу на глаз переговорить, - внутренне сжавшись и глядя в глаза Шувалову, попросил канцлер.
- Какие такие секреты у тебя, про которые нельзя при ближнем моем человеке говорить, - тем же неприязненным тоном заявила Елизавета Петровна, - говори, говори, не стесняйся.
- Да уж нет, государыня, погожу, - и не думал сдаваться Алексей Петрович, не отрывая глаз от переносья Шувалова. Тот почувствовал, что канцлер не уступит и счел за лучшее удалиться.
- В академии мне быть надобно, матушка, - низко поклонился он императрице, - дозволь поехать. Да и граф вон как смотрит на меня, не ровен час, укусит вдруг.
- Я ему покусаюсь, - засмеялась Елизавета Петровна, довольная, что щекотливый вопрос удалось решить миром, - такую трепку задам, будет у меня долго помнить, как друзей моих обижать. Слышишь, граф? - проговорила, подставив Шувалову для поцелуя румяную щеку.
Алексей Петрович дождался, когда за Иваном Ивановичем закрылась дверь и, подойдя к столу, за которым сидела императрица, положил перед ней на стол лист бумаги с написанными столбиком фамилиями.
- Что это? - спросила она, близоруко щурясь. - К награде, что ли, всех их представить решил? Все они мне известны, из почтенных семейств люди. Поясни, чего под нос мне за бумагу суешь.
- Все они в тайное общество входят, - развел руками канцлер
- Быть того не может, - привстала с кресла императрица. При этом Бестужев заметил, как побелели ее, бывшие еще минуту назад румяными, щеки и оттопырилась нижняя губа.
- Врать я, государыня, с детских лет не обучен, а уж на старости и совсем не пристало. Да и вы меня доподлинно знаете: не бывало такого, чтоб я непроверенные сведения к вам нес. И тут все правильно изложено.
- С какой целью то общество составлено? - более спокойно спросила Елизавета Петровна и повернула бумагу со списком к свету.
- На мой взгляд, государыня, баловство одно, - усмехнулся канцлер, довольный произведенным эффектом, - истину ищут.
- Чего? - не поняла императрица.
- Истину, говорю. Как правильно жить, не знают. Так что, я и думаю, баловство одно.
- Вроде как в возрасте все, а дурью занялись, тьфу, - кинула бумагу на стол императрица и притопнула ножкой, румянец вновь вернулся на ее красивое лицо, - а он, - кивнула вслед ушедшему Шувалову, - там состоит? - граф видел, как это важно было знать для нее, и, поколебавшись, ответил:
- Про него пока ничего худого сказать не могу, но многие ближние друзья его в то общество вхожи.
- Хорошо, - императрица поднялась, давая понять: разговор окончен, докладывай неукоснительно мне лично, коль что новое узнаешь.
- Слушаюсь, государыня, - граф ловко наклонился к столу и подобрал бумагу, свернул, сунул за манжет кафтана, пошел к двери.
- Постой, - остановила его императрица, - а с какой стати ты вдруг этим делом занялся? Ты бы лучше за государями иноземными так смотрел да все о них знал. Какая корысть тебе в том, Алексей Петрович?
- Корысти никакой, - остановился он и хитро блеснул глубоко посажеными глазами, - только в моих делах, чтоб знать, что по заграницам делается, надо ведать, и что под собственным носом творится. А иначе, - он поднял руку и ребром ладони провел по горлу, будто старался отрезать голову.
- Тебя не переделаешь, - недовольно буркнула Елизавета Петровна и отвернулась к окну.
А канцлер, весело насвистывая, прошел по дворцовым переходам, подмигнул часовому возле лестницы, отчего тот необычайно смутился, и с крыльца призывно махнул кучеру, подремывающему на козлах.
- Домой прикажете? - спросил тот, когда Алексей Петрович, покряхтывая, вскарабкался в коляску.
- Успеется домой, гони-ка лучше за город, где погулять одному можно без посторонних глаз.
К себе Алексей Петрович вернулся уже под вечер, пропитанный лесным духом, в пыльных башмаках, и, не переодевшись, направился в кабинет, где тут же засел писать послание к своему агенту в Германию.
"Узнай непременно, - просил он агента, - посещает ли король Фридрих масонскую ложу и как часто..." Потом кликнул секретаря и велел зашифровать свое письмо, и завтра же отправить с курьером.
17.
Став московским сыщиком, Ванька Каин во многом переменился. Перво-наперво, снял он огромный дом в Зарядье, близехонько от Мытного двора, где постоянно крутились беглые солдаты, разные фабричные люди, оставшиеся без работы, да и множество иных личностей, которым темная ночь - родная матушка, а чистый месяц - строгий батюшка. Со многими из них Ванька быстро перезнакомился, просил захаживать к нему в гости, а принимая их, выведывал, где кто чего покрал, умыкнул, куда добычу свою отнес.
Во-вторых, набрал себе Иван команду из надежных людей, с которыми хаживал по рынкам и базарам, приглядывался, чего там творится, слушал разные разговоры, сиживал подолгу в кабаках и опять слушал и слушал пьяную болтовню, безошибочно отличая, кто из говорящих - истинный вор, а кто больше болтает, на себя же наговаривает.