Сквозь три строя - Ривка Рабинович

Мне пришлось рассказать клеркам всю историю. Я сказала им, что только пока мой муж находится под арестом, есть шансы привести его в раввинат для разбирательства дела и дачи разводного письма. Иначе он исчезнет, у него нет постоянного места жительства, и его невозможно будет найти.

Сотрудники раввината выслушали мой рассказ с большим вниманием. Они дали мне письмо, адресованное совету раввинатского суда. В нем говорилось, что речь идет о чрезвычайном случае. Совет обычно не принимает посетителей, особенно женщин, но, может быть, благодаря письму члены совета согласятся меня выслушать. Если совет признает мой случай исключительным, то он даст указание свести длительность процедуры до минимума.

Я поднялась на второй этаж, закрытый для посетителей. Меня хотели остановить, но я размахивала письмом и буквально ворвалась в кабинет заседаний совета. Судьи высшего ранга, сидевшие там, были поражены моим неожиданным вторжением, но позволили мне говорить. Мой взволнованный рассказ произвел на них впечатление, и они тут же дали указание ускорить процедуру и даже отказаться от одной из ее ступеней – попытки помирить разводящихся супругов. Я от души поблагодарила их.

Слушание дела должно было состояться через две недели. Мне сказали, что следующим этапом будет вручение разводной грамоты.

Знакомые советовали мне взять хорошего адвоката, на случай, если Алекс прибегнет к шантажу и будет выдвигать требования. Я решила пойти на слушание без адвоката: зачем увеличивать причиненный материальный ущерб? Он велик и без гонорара адвоката. Я была уверена, что случай сам по себе достаточно ясен и что у судей не будет сомнений в моей правоте.

Клерки раввината послали повестку в Абу-Кабир, и Алекс был приведен в раввинат под конвоем. Я поступила правильно, решив обойтись без услуг адвоката. Разбирательство прошло гладко, Алекс проявил благородство (если это слово уместно в данном случае). Он не опровергал мои слова, ничего не требовал и признался, что обманывал меня. Судьи единогласно решили развести нас. Церемония вручения разводной грамоты должна была состояться через месяц.

В течение этого месяца Алекса судили и приговорили к девяти месяцам тюремного заключения. Для отбытия срока он был переведен из дома предварительного заключения в тюрьму. Ни клерки раввината, ни я этого не знали. Повестка была послана в Абу-Кабир, где его уже не было, и он не был доставлен на церемонию. Мне вновь пришлось идти в справочное бюро полиции и узнавать, где он находится. Была назначена новая дата, Алекс был приведен в раввинатский суд, и все кончилось благополучно. Какое облегчение!

Первое, что я сделала, вернувшись домой – собрала все вещи Алекса, сложила их в его чемодан, а чемодан выставила на балкон – чтобы в комнатах не оставалось ничего связанного с ним. Выбросить вещи я не могла: он сказал мне в раввинате, что придет взять их, как только его выпустят на свободу.

Теперь я могла на досуге размышлять о различных аспектах этой истории. Странная мысль пришла мне в голову: при всех различиях в обстоятельствах есть нечто общее между двумя моими мужьями. Как Яша, так и Алекс происходили из обычных буржуазных семей; оба подростками были оторваны от родителей. Оба вели тяжелую войну за выживание и вышли из нее травмированными душевно: один научился пить и брать деньги в долг без намерения вернуть, второй специализировался на мошенничестве мелкого пошиба. Оба остались без образования. При нормальных обстоятельствах они, возможно, стали бы прекрасными людьми. Настоящие потери, причиняемые войнами, всегда намного больше официальных данных: статистика не учитывает миллионы людей, сломленных душевно, сошедших с ума или превратившихся в отщепенцев.

Для себя я извлекла несколько уроков. Я поняла, что занимаю в структуре израильского общества довольно низкое место. Я мать-одиночка; полученное мной советское образование страдает многими недочетами; я застряла в «русском» секторе ввиду моей работы в русскоязычной газете. У меня нет возможности вращаться в кругах израильской интеллигенции, где я могла бы встретить достойного человека. Мне нужно примириться со своим положением незамужней женщины и не пытаться больше изменить его. Нет в нем ничего дурного, напротив, оно дает немало преимуществ, таких, как независимость и свобода действий. Подведу черту под этой злосчастной историей и вернусь к своей обычной жизни.

Год спустя после всей этой драмы Миха женился на своей подруге Хае, с которой встречался несколько лет. В июне 1979 года родилась моя внучка Элинор, прелестное существо, живое доказательство тому, что нельзя отчаиваться: даже в самые трудные времена в нашей жизни может появиться что-то замечательное.

Глава 48. Измена семьи

События, о которых я собираюсь рассказать здесь, произошли после женитьбы сына. Однажды, в субботу, мне позвонил брат; в голосе его чувствовалось крайнее волнение. Он сказал прерывающимся голосом, что находится в больнице, что он умирает. Просил, чтобы я приехала как можно скорее.

До того Иосиф уже несколько раз попадал в различные больницы из-за проблем, связанных с сердцем. Я всегда навещала его, одна или с детьми. Он каждый раз был спокоен, говорил, что это пустяки и что через день или два его выпишут домой. На сей раз он был охвачен страхом, и я тоже испугалась. Хотя наши отношения были в последнее время прохладны, брат остается братом, и я любила его.

В больнице выяснилось, что у него воспаление желчного пузыря. Первое, что он сказал мне, когда я вошла в палату – чтобы позвонила его адвокату, д-ру Йосефу Вайнштейну, и попросила его немедленно приехать, так как он при смерти и хочет написать завещание. Правда, врач отделения сказал, что его жизни не грозит опасность и что приступ вскоре пройдет, но он стоял на своем.

Я позвонила по номеру, который он мне дал. Жена адвоката не хотела звать мужа к телефону, так как он в то утро вернулся из поездки в США и теперь отдыхает; кроме того, он не работает в субботу. Когда я передала брату этот ответ, он велел мне позвонить еще раз и сказать, что это вопрос жизни и смерти. Я выполнила его просьбу и получила ответ, что адвокат Вайнштейн приедет через несколько часов.

Все это время я не отходила от его кровати. Он советовался со мной, каким образом можно гарантировать, чтобы его дочь, проживающая в Новосибирске, унаследовала его деньги. Было известно, что советские власти прибирают к рукам наследства иностранных граждан и оставляют настоящим наследникам мизерную часть.

Время ползло медленно. Когда медсестра отделения объявила, что пришел адвокат, я побежала встречать его и привела в палату, где лежал Иосиф.

Прежде чем войти в палату, адвокат Вайнштейн остановился в коридоре и спросил меня:

– Разрешите узнать, геверет – кто вы?

– Я его сестра, – ответила я.

Адвокат Вайнштейн почему-то был удивлен моим ответом. Он сказал мне:

– Не уходите. Мне хотелось бы с вами поговорить.

Он вошел в палату, а я осталась в коридоре. Меня не интересовало, что будет написано в завещании брата. Это его деньги, он может делать с ними все, что хочет.

Очень скоро адвокат Вайнштейн вышел из палаты. Он был возбужден, щеки его горели. Он сделал мне знак следовать за ним. Мы нашли тихий уголок и сели.

– В первый раз за всю мою карьеру, – сказал он, – я отказался сделать то, что мой клиент просил. Вы не представляете себе…

Я подняла руку, словно отталкивая его слова от себя.

– Адвокат Вайнштейн, – сказала я, – меня не интересуют его деньги. Я не хочу знать, что он собирается делать с ними.

– При всем моем уважении к вашей позиции, – сказал он, – я не намерен помогать моему клиенту, когда он делает абсурдные вещи. Если хочет, пусть обращается к другому адвокату.

Он рассказал, что мой брат велел ему написать в завещании следующее: его наследницей является дочь Лиля, при условии, что она прибудет в Израиль; если во время его кончины она не будет находиться здесь, то он завещает все свои деньги блоку правых партий (тех, которые позднее объединились в партию Ликуд).

– Я сказал ему, – продолжал адвокат, – г-н Рабинович, я видел в коридоре вашу сестру, она беспокоится о вас. Почему вы хотите бросить свои деньги в такую бездонную бочку, как кассы партий, когда у вас есть родные? Вы думаете, что партийные дельцы придут ухаживать за вами, если вы заболеете? Я отказываюсь писать такое завещание!

Сестра отделения подошла к нам и сказала, что больной просит адвоката вернуться. Адвокат Вайнштейн дал мне свою визитную карточку и сказал:

– Я прошу вас зайти в мое бюро. У нас есть о чем поговорить.

– Если речь идет о завещании моего брата…

– Нет, – прервал он меня, – я уже понял, что вы не хотите говорить об этом. Мы поговорим о чем-то другом. Приходите, это важно для вас.

Он вернулся в палату брата, а я поехала домой. О чем адвокат хочет говорить со мной? Адвокаты обычно не склонны тратить время на пустые разговоры. Предстоящий визит в его бюро пугал меня, но все же я решила встретиться с ним. Если он предложит мне что-нибудь неприемлемое, я всегда смогу сказать «нет».