Сквозь три строя - Ривка Рабинович

Есть национальные задачи, которые должны оставаться в руках государства и не могут быть переведены на свободный рынок. Ведь никому не придет в голову приватизировать ЦАХАЛ, ШАБАК или Мосад. Наши лидеры любили говорить, что абсорбция алии – это вторая по важности задача после обороны. Первая задача – безопасность – решается правительством. А что со второй задачей?

Глава 47. Затмение ума

Иногда потеря здравого смысла постигает даже самых умных людей. Я не считаю себя самой умной, немало грубых ошибок я совершила в своей жизни. Об одной из них я расскажу здесь, так как дала себе слово быть искренней и не стараться делать мой рассказ красивее, чем он был на самом деле.

Я вышла замуж за человека, с которым познакомилась по объявлению в газете. Я ничего о нем не знала, он весь состоял из вопросительных знаков. Всякая нормальная женщина увидела бы, что это к добру не приведет, но я, по-видимому, в этот период не была нормальной женщиной.

Из этого вступления читатель может заключить, что я влюбилась с первого взгляда. Это хоть как-то объясняло бы мой абсурдный поступок. Но это было не так. Я не влюбилась в него, я вообще не любила его, и, как вскоре выяснилось, он тоже не любил меня. У него были другие соображения.

И у меня были свои соображения. В тот период у меня возникли тяжелые проблемы в отношениях с сыном, он стал непокорным подростком, не считался со мной и делал все, что хотел. После начальной школы он поступил в профессиональное училище, но вскоре после войны Судного дня бросил учебу, так как, по его словам, большая часть преподавателей служит в резервистах, занятий вообще нет. Я привлекла на помощь даже Яшу, которого он в детстве всегда боялся; надеялась, что Яша убедит его не бросать учебу. Но ничто не помогло.

Миха сказал, что он зря теряет время, он хочет пойти работать и заработать деньги на мотоцикл. Ему было всего пятнадцать лет, а права на вождение мотоцикла можно получить только в возрасте шестнадцати лет. Он сам нашел работу, купил мотоцикл и поставил в своей комнате; когда я была на работе, он нередко выводил его вниз и ездил без прав.

Я умирала от страха. Чувствовала, что теряю контроль над своей жизнью. Я устала от противоборства – одна, всегда одна. Хотела, чтобы кто-нибудь был рядом – неважно кто. Поддерживающая рука, которая предотвратит полный развал.

Человек, с которым я познакомилась, был уроженцем Венгрии, звали его Алекс. Он был, как я узнала позже, специалистом в одной области: хорошо понимал настроения одиноких женщин, умел говорить им слова, которые они жаждут услышать, и использовать их в своих целях.

Во время первой или второй встречи он сказал мне фразу, «выигрывающую миллион долларов»: «Отныне у тебя нет проблем. Все твои проблемы я беру на себя». Что еще нужно женщине, сгибающейся под тяжестью жизни?

Прихожу я с работы несколько дней спустя – и нахожу его сидящим в салоне, рядом стоит старый чемодан, а в руках у него дешевый букетик цветов. Не спрашивая моего согласия, он пришел поселиться у меня. Всякая нормальная женщина спустила бы его с лестницы – но я не была тогда нормальной женщиной. Правда, его действия поразили меня, но как я могу быть столь грубой и сказать ему «вон!»?

Сегодня, без сомнения, я бы поступила именно так. Но в то время моя голова работала в другом направлении. Когда я познакомилась с ним, то подумала: теперь он начнет водить меня за нос в течение многих месяцев, и кто знает, чем это кончится. У меня уже было несколько таких знакомств, которые ни к чему не привели. Нет у меня времени и терпения на долгие ухаживания. Я хотела, чтобы человек взял на себя обязательства, чтобы как можно быстрее сложилась семья. И вот он пришел, на второй неделе нашего знакомства, даже без того, чтобы сделать мне предложение.

Да, он хорошо знал образ мыслей одиноких женщин – усталость от прежних разочарований и желание в короткий срок прийти к результату.

Короче говоря, он остался, я его не выгнала. Мы вскоре пошли в раввинат и записались в очередь на бракосочетание. Он был загадочным человеком: у него даже не нашлось ни одного знакомого, который мог бы быть свидетелем с его стороны в раввинате. Мне пришлось уговорить двоих коллег по работе выступить свидетелями, и они рассказали там вымышленную историю о том, при каких обстоятельствах они с ним познакомились.

Мы венчались в раввинате и даже не устроили совместный ужин с родными в честь этого события. Все чувствовали, что радоваться нечему.

В тот месяц родился мой первый внук Шарон. Ада была слаба после тяжелых родов и занята уходом за младенцем, а мама думала только об Иосифе. Правда, мое внезапное замужество всех удивило, но никто не стал вмешиваться и не удержал меня от опрометчивого шага.

Правду говоря, сомнения начали грызть меня с первого дня. Он не производил впечатления человека, способного «взять на себя мои проблемы». Его жалкий чемодан, отсутствие машины, дешевый букетик – все казалось мне странным. Если бы я сразу положила конец этой истории, то уберегла бы себя от многих бед. Но я плавала в реке лжи и не находила в себе силы выбраться на берег.

Рассказ о его жизни был столь же странен, как само его появление. Он рассказал, что пережил период Холокоста в Венгрии, был там членом подпольной организации, занимавшейся изготовлением фальшивых документов для евреев с целью спасти их от нацистов. Родители его погибли. После войны он прибыл в Израиль и изучал психологию. В настоящее время он работает психологом в ШАБАКе [16] ; его задача – давать психологическую характеристику подозреваемым. До последнего времени он проживал в Хайфе, где у него есть квартира в престижном районе. Ему нельзя раскрывать перед общественностью своих коллег по работе. Этим он объяснял тот факт, что у него не нашлось свидетелей для церемонии в раввинате.

Я выразила удивление тем, что у него нет машины. Он сказал, что у него была машина, но она развалилась в результате автокатастрофы. Я сказала, что мечтаю о покупке машины. Он тут же предложил решение: мы будем жить на мою зарплату, а свою зарплату он будет вкладывать в специальную программу, предназначенную для приобретения машин для сотрудников ШАБАКа на особых условиях. «Пройдет не более года, – сказал он, – и у нас будет машина».

Так началась наша совместная жизнь, без того, чтобы он приносил хотя бы копейку домой. Это был самый несчастливый год из всех лет, прожитых мной в Израиле, возможно, даже самый несчастливый в жизни: при всей бедности, голоде и холоде во время войны в нашем доме были честные отношения, а теперь я чувствовала себя опутанной сетью лжи. Он умел наводить на меня страх, я не смела восставать против него.

У него не было сбережений, а сумма, которую он вкладывал в фонд покупки машины, в точности соответствовала величине его зарплаты, так что не оставалось ни малейшей разницы. И «рабочие часы» его были странными. Правда, он вставал каждое утро и уходил на работу, но через короткое время возвращался домой. В ответ на мое удивление он объяснил, что составление психологической характеристики не занимает у него много времени, и после этого он свободен.

Дома он старался задобрить меня ласкательными именами и приготовлением обедов – в основном венгерских блюд. Остальное время он проводил в кровати за чтением книг. Когда я выразила желание поехать с ним в Хайфу, чтобы он показал мне свою квартиру, он сразу согласился – да, да, разумеется, поедем. Когда? Когда захочешь. Только не сегодня. На следующий день он плохо себя чувствовал. Поездка откладывалась на другой раз. В другой раз повторялось то же самое. Мне стало ясно, что никакой квартиры в Хайфе у него нет.

Незнакомых людей он чуждался. Когда ко мне приходили друзья и хотели познакомиться с ним, он не выходил из спальни. Я умирала от стыда. Иногда я получала пригласительные билеты на различные концерты, но он отказывался сопровождать меня. Я таскала с собой маму, которая была уже очень стара и никуда не хотела идти. Однажды она почувствовала себя плохо во время концерта, ее вырвало, мы вынуждены были выйти. После этого я накричала на него: у меня есть муж, но не с кем выйти из дому! Он молчал.

Он держал меня под строгим контролем. Каждый день по нескольку раз звонил на работу. Если я возвращалась позже обычного времени, требовал объяснений. Он всегда знал заранее, когда я собираюсь навестить маму. Он знал, что я отношусь к нему с подозрением: я прямо говорила ему об этом и добавляла, что, если все рассказанное им окажется ложью, он вылетит из дому. Поэтому он старался не оставлять мне времени для разговоров с другими людьми о моих подозрениях.

По прошествии нескольких месяцев картина была уже ясна. Я поняла, что глупо попалась, и не верила его словам ни о новой машине, которая, как он обещал, вскоре будет стоять возле дома, ни о квартире в Хайфе. Он же был уверен в своей власти надо мной и начал требовать, чтобы мы продали мою квартиру, так как она находится на шумной и недостаточно престижной улице. Говорил, что он продаст свою квартиру в Хайфе – «и тогда мы купим действительно хорошую квартиру или даже домик».