Император Наполеон - Николай Алексеевич Троицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наполеон впервые за всю свою полководческую карьеру оказался в столь катастрофической ситуации. В довершение всех его бед, словно назло ему, Березина, уже было замёрзшая, теперь после двухдневной оттепели снова вскрылась, а сильный ледоход мешал строить мосты. В этой безысходности Наполеон изыскал единственный шанс к спасению.
Пользуясь медлительностью Кутузова, главные силы которого отстали на три перехода, Наполеон успел создать видимость переправы через Березину у с. Ухолоды, чем дезориентировал Чичагова. Адмирал потянулся со своими войсками вниз от Борисова к Ухолодам. Тем временем Наполеон начал готовить переправу у с. Студенки выше Борисова на 14 км — там, где в 1709 г., перед Полтавской битвой, прошёл навстречу своей гибели Карл XII. Ширина реки достигала здесь 107 м, глубина — 3 м. С утра 14 ноября главный военный инженер Наполеона генерал Ж.-Б. Эбле (тот самый, кто строил мосты через Неман в первый день этой войны) стал наводить два понтонных моста через Березину. Его 400 понтонёров работали по плечи в воде, среди плавучих льдов, шесть часов. Почти все они погибли, но дело своё сделали — мосты навели. Д.С. Мережковский писал о них: «Крови своей не лили на полях сражений, а только давали ей стынуть в жилах, но, может быть, эти неизвестные люди стоят многих славных»[1103].
К вечеру 14 ноября оба моста были готовы. Остаток этого дня и весь следующий день французы переходили Березину беспрепятственно. Сам Наполеон во главе Старой гвардии переправился к середине дня 15-го. «Император стоял у входа на мост и торопил переправу, — вспоминал очевидец. — Он казался мне таким же спокойным, как на смотру в Тюильри»[1104].
Тем временем Витгенштейн с севера, из Баран, и Чичагов, уже разобравшийся в переправах, с юга, от Ухолод спешили к Студенке. А с востока к Борисову вышли передовые части Главной армии под начальством Ермолова и Платова. Теперь французам пришлось пробиваться и к Березине (с левого на правый берег) и от Березины дальше на запад. Жесточайший бой на обеих берегах реки не утихал с раннего утра 16 ноября до поздней ночи с 16 на 17-е[1105].
Утром 17 ноября наступила развязка. Атакуемый Витгенштейном и Чичаговым и не исключавший скорого появления Кутузова, Наполеон понял, что всю артиллерию и обозы ему не спасти. В 8 часов 30 минут утра, когда на левом берегу ещё оставалась масса «некомбатантов» (больше 10 тыс. человек), генерал Эбле по приказу Наполеона и под вопли оставшихся поджёг оба моста[1106]. Ещё через полчаса на всю эту массу беспорядочно толпившихся в пароксизме отчаяния людей налетели казаки и частично изрубили, а большей частью взяли в плен. А в это время Наполеон, отбиваясь от Чичагова, уходил с гвардией, остатками кавалерии Мюрата, корпусов Даву, Нея, Богарне, Удино, Виктора, Жюно, Понятовского через Зембин на запад, к Вильно.
По выражению писателя-юмориста Аркадия Аверченко, Наполеон на Березине «потерпел победу»[1107]. Действительно, потерял он здесь людей больше, чем при Бородине (20–25 тыс. строевых и примерно столько же прочих)[1108]. Через три дня после Березины у него, по данным Ж. Шамбре, оставалось, кроме 10–15 тыс. «некомбатантов», всего 9 тыс. бойцов: 2 тыс. офицеров и 7 тыс. солдат, почти исключительно гвардейских[1109]. Но ведь Александр I и Кутузов планировали истребить на Березине всю французскую армию «до последнего её солдата», включая Наполеона, разумеется. Между тем Наполеон спас не только себя самого, но и всё то, что россияне особенно старались «искоренить»: гвардию, офицерский корпус, генералитет и всех маршалов (пленён был лишь один генерал Л. Партуно, который ранее уже побывал в плену у А.В. Суворова). «К общему сожалению, — рапортовал царю огорчённый Кутузов, — сего 15-го числа Наполеон <…> переправился при деревне Студенице»[1110].
Сравнив итоги Березинской операции с тем, каково было положение Наполеона в её начале и какую цель ставил перед собой Наполеон, можно понять, почему не только французы (А. Коленкур, А. Фэн, А. Жомини, А. Тьер), но и ряд авторитетов европейской, русской дореволюционной, советской и постсоветской историографии (К. Клаузевиц, Ф. Меринг, Г. Хатчинсон, Д. Чандлер, М.И. Богданович, Е.В. Тарле, О.В. Соколов) пришли к выводу, что «как военный случай Березинская переправа представляет собой замечательное наполеоновское достижение», ибо «честь свою Наполеон здесь спас в полной мере и даже приобрёл новую славу»[1111].
Как исследовательскую несообразность отмечу здесь глобальный вывод Л.Г. Бескровного. Этот авторитетнейший в советское время историк, доктор, профессор, ведущий сотрудник Академии наук СССР, известный тем, что он объявил, будто «после Бородинского сражения начался период контрнаступления» россиян (стало быть, оставление Москвы французам было актом русского контрнаступления!), так оценил Березинскую операцию: «Военная история нового времени не знает случая столь энергично и умело проведённого окружения и уничтожения армии противника»[1112]. Выходит, Бескровному был неведом известный каждому школьнику «случай» под Седаном, где в 1870 г. пруссаки окружили и полностью ликвидировали (уничтожили и пленили) 120-тысячную французскую армию во главе с императором Франции (Наполеоном III)!
С лёгкой руки Кутузова, который в рапортах царю всю вину за то, что не удалось покончить с Наполеоном, возложил на Чичагова[1113], адмирал сразу же стал и отныне остаётся в России козлом отпущения за русские промахи на Березине. Жена Кутузова Екатерина Ильинична, статс-дама императорского двора, говорила: «Витгенштейн спас Петербург, мой муж — Россию, а Чичагов — Наполеона». Эти её слова циркулировали даже в Англии, их знал Д.Г. Байрон[1114]. «Все состояния подозревали его в измене», — вспоминал о Чичагове Ф.Ф. Вигель[1115]. Г.Р. Державин высмеял «земноводного генерала» в эпиграмме[1116], а И.А. Крылов — в басне «Щука и кот». Александр I, ранее доверявший Чичагову, как своему «homme de tète» (впередсмотрящему), теперь поверил молве и не вступился за репутацию адмирала. Чичагов так обиделся за всё это, что в 1814 г. навсегда покинул родину (а дожил он до 1849 г.) и писал за границей желчные воспоминания, в которых оправдывал свои действия.
Сегодня любой историк, умеющий судить непредвзято, видит то, на