Император Наполеон - Николай Алексеевич Троицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К началу ноября Кутузов уже собрал у Тарутина против 116 тыс. солдат Наполеона более чем вдвое превосходящие силы — 240 тыс. (120 тыс. человек регулярных войск и казаков плюс как минимум ещё 120 тыс. ополченцев)[1031]. Примерно такой же перевес россияне обеспечили себе к тому времени и на флангах: на севере П.X. Витгенштейн, И.Н. Эссен и Ф.Ф. Штейнгейль имели 68 тыс. человек против 52 тыс. у Ж.-Э. Макдональда, Н.-Ш. Удино и Л.-Г. Сен-Сира, а на юге А.П. Тормасов, П.В. Чичагов и Ф.Ф. Эртель — 95.5 тыс. против 46 тыс. у К.Ф. Шварценберга и Ж.-Л. Ренье[1032]. Даже прибытие в Смоленск 27 сентября 30-тысячного резервного корпуса Великой армии под командованием маршала К.П. Виктора, который мог в случае необходимости помочь и северному, и южному флангам французов, не меняло соотношения сил, повсеместно определившегося в пользу России.
Теперь переход русских войск в контрнаступление стал вполне назревшей задачей. Важно было выбрать время и место первого удара. Штаб Кутузова сделал отличный выбор. 6 октября русские войска вчетверо превосходящими силами атаковали на р. Чернишня 20-тысячный кавалерийский корпус И. Мюрата, который беспечно располагался в 6 км от Тарутинского лагеря, выжидая, когда начнутся мирные переговоры. Кутузов рассчитывал окружить и уничтожить этот корпус. Такой расчёт не оправдался: Мюрат, потеряв 3.5 тыс. человек, с боем отступил за Чернишню[1033]. Тем не менее эта первая в 1812 г. победа россиян в наступательном бою стала если ещё не началом, то уже прологом русского контрнаступления.
Поразительный факт: 6 октября грянул бой на р. Чернишня (его называют и Тарутинским), а уже на следующее утро Наполеон повёл свою более чем 100-тысячную армию из Москвы восвояси. Прямая связь между этими двумя событиями очевидна, но ясно и то, что Наполеон не успел бы за одну ночь подготовить эвакуацию своего воинства — подготовка была начата ранее, за пять дней до боя на Чернишне: 1 октября «гвардия, армейские корпуса, хозяйственные части получили приказ быть готовыми к выступлению»[1034].
Уходя из Москвы, Наполеон приказал маршалу Мортье взорвать Кремль — «в отместку Александру I за то, что тот не ответил на три мирных предложения»[1035] (если считать смоленское — на четыре!). Этот приказ — пожалуй, самый варварский из всех приказов Наполеона — осуждён даже во французских источниках[1036]. Друг семьи Наполеона герцогиня Л. д'Абрантес (жена генерала Ж.-А. Жюно) возмущалась: взрыв Кремля должен «показать нас варварами, более первобытных скифов»[1037]. К счастью, дождь подмочил фитили и ослабил мощь подготовленного взрыва, а часть фитилей загасили русские патриоты[1038]. Башни и соборы Кремля уцелели, разрушено было только здание Арсенала.
Маршал Мортье с Молодой гвардией уходил из Москвы утром 11 октября последним, подготовив всё необходимое для взрыва Кремля. Он, конечно же, слышал взрывы и, возможно, проследил за их последствиями. А Наполеон с главными силами к тому времени был уже далеко от Москвы и, вне всякого сомнения, думал он тогда не столько о Москве или Париже, сколько о русском городе под названием Калуга.
5. От Москвы до Немана
Граф Ф.-П. Сегюр запомнил восклицание Наполеона перед уходом из Москвы: «Идём в Калугу! И горе тем, кто станет на моём пути!»[1039] Наполеон не считал тогда, что он уже отступает. «Армия возвращалась в Смоленск, но это был марш-манёвр, а не отступление», — объяснял он впоследствии[1040]. Калуга была нужна ему не столько для захвата её богатых складов, сколько для выхода на новую, Калужскую, дорогу к Смоленску, чтобы возвращаться туда не по старой, разорённой дотла, Можайской дороге. При этом он рассчитывал скрытно обойти Кутузова (пока он «сидит» в Тарутинском лагере), или отбросить, если тот преградит ему путь.
В первые дни всё удавалось Наполеону, как в сказке. Удалось же ему, несмотря на то что вокруг Москвы буквально роились казаки и партизаны, вывести из города 116-тысячное полчище так скрытно, что лишь на четвёртый день, вечером 11 октября, казаки из отряда генерала И.Д. Иловайского обнаружили: «Москва пуста!»[1041] Тем временем на пути главных сил Наполеона через Боровск к Малоярославцу (курсом на Калугу) события развивались ещё сказочнее. Командир одного из лучших армейских партизанских отрядов капитан (будущий генерал) А.Н. Сеславин, взобравшись на дерево в лесу у Боровска, увидел невдалеке колонны Великой армии и даже «самого Наполеона, окружённого своими маршалами и гвардией»[1042]. Сеславин взял в плен приотставшего унтер-офицера, связал его, перекинул через своего коня и доставил к генералу А.П. Ермолову. Пленник подтвердил всё увиденное и сказанное Сеславиным: «Уже четыре дня, как мы оставили Москву. Завтра Главная квартира императора — в Боровске. Далее — направление на Малоярославец»[1043]. Ермолов тут же отправил майора Д.Н. Болговского нарочным к Кутузову с просьбой срочно направить всю армию к Малоярославцу.
Болговский потом вспоминал, что Кутузов, выслушав его, «прослезился и, обратясь к иконе Спасителя, сказал: «Боже, создатель мой! Наконец, ты внял молитве нашей, и с сей минуты Россия спасена!»»[1044] Через считаные часы вся русская армия выступила из Тарутина к Малоярославцу.
Так, благодаря счастливому открытию Сеславина русские войска получили возможность преградить Великой армии путь на Калугу. «Если бы партизан Сеславин не смог предупредить заблаговременно, — рассуждал Ермолов, — <…> был бы Малоярославец беспрепятственно занят неприятелем»[1045]. Денис Давыдов выразился ещё энергичнее: «<…> извещением Сеславина решилась участь России»[1046].
Французские войска от Боровска и русские от Тарутина подходили к Малоярославцу одновременно, корпус за корпусом, и с ходу вступали в бой. 12 октября под г. Малоярославцем разгорелась битва за Калугу — третья по масштабам за всю войну после Смоленска и Бородина, а по значению даже вторая, вслед за Бородином. «Наижесточайшее», по выражению Кутузова[1047], побоище длилось весь день — с раннего
