Смертельное Таро - Валерия Хелерманн

– А когда все пели оды в твою честь, таких вопросов не возникало! – усмехнулась женщина. – Тебе же нравилось чувствовать себя избранной определенное время, не правда ли? Так вот, считай это придатком к своему «дару», хотя на самом деле в этом весь твой дар и есть. Здесь еще большой вопрос в том, кто сыграл более важную роль для тебя – я или… – Дама кивнула на одеяло. – Или она.

До конца коридора они больше не разговаривали. Хелена молча несла тело и едва не скрежетала зубами, пока Люцилла напевала себе что‑то под нос. Даже месье Гобеле не отпустил более ни одной колкости. Хотя впервые в жизни девушка была бы рада отвлечься на эту едкость.

Прошла, казалось, целая вечность, пока перед ними не возникла дверь на кухню. Леонард, поудобнее перехватив труп, приоткрыл ее. Удостоверился, что комната пустовала, и аккуратно вышел. Девушка хотела тотчас последовать его примеру, но в последний момент обернулась.

Люцилла с довольным прищуром стояла несколькими ступенями выше. Хелена помедлила.

– Знаешь, провидица, пусть тебе удалось неплохо меня развлечь… – Дама разочаровано скривилась. – Кажется, это твой предел, так что я останусь здесь. Дальше иди сама.

– То есть вы меня оставляете?

Женщина улыбнулась.

– Я лишь говорю, что остаюсь здесь.

С этими словами дама взбила прическу и двинулась по лестнице в обратную сторону. Рога из волос и цветы в них мягко покачивались. Как в том коридоре, где все и случилось.

– Мадемуазель, я не могу отнести только половину тела, пока вы тут стоите!

Хелена с трудом отвернулась от силуэта в черном нарядном платье. Под беспрестанный грохот оркестра из-за стены они тихо покинули дом.

* * *

Стоило оказаться в саду, как по лицу мазнул ночной ветер. От свежего влажного воздуха ноша, успевшая отдавить плечи, стала будто бы легче. По кронам деревьев пробегал шепот, похожий на змеиное шипение, изредка где‑то вдали вскрикивали птицы. В сравнении с развернувшейся в поместье попойкой сад казался особенно тихим.

Им повезло не встретить никого по дороге. Изредка со стороны парадного входа раздавались пьяные восклицания и голоса кучеров, запрягающих лошадей, но они были далеко и не представляли для Леонарда с Хеленой опасности.

Хелена, перекладывая ношу с плеча на плечо, запрокинула голову и принялась любоваться редкими звездами. В любой другой день небо не вызвало бы у нее и малейшего интереса: не безразлично ли, как выглядит закат? Теперь же этой бескрайний чернильного цвета шелк вызвал у девушки в груди трепет. И ей подумалось, что, если бросить тело на землю и поднять повыше ладони, до неба можно будет дотронуться и оно окажется жидким.

Леонард продолжал идти молча. Когда дом остался уже далеко позади, а у мадемуазель де Фредёр от наслаждения ландшафтами затекла шея, тишина между ними стала доставлять беспокойство. Люциллы с ними уже не было, причем во всех смыслах, а потому Хелена решилась вновь завязать разговор.

– Месье… – Девушка запомнила, что мужчина на дух не переносит формальностей, а потому задала вопрос прямо. – Скажите, почему вы стали мне помогать? Вы ведь правда могли пойти и рассказать все отцу.

– Едва ли месье де Фредёр был бы в восторге от новости, что в день смерти его горячо любимой жены его дочь, из-за которой эта жена умерла, убила еще какую‑то родственницу. Лучше ему оставаться в неведении и считать ее… – Леонард похлопал рукой по свертку. – Бесследно пропавшей. Я помогаю и вам, и вашему отцу. Плачу всей семье за гостеприимство.

– Если честно, мне сложно поверить, что вы все это делаете только из благодарности. И я вам сейчас не комплимент делаю.

– Возможно, вы и правы. Только скажите, мадемуазель, а что бы вы делали без моей помощи? Прятались бы под кухонным столом?

Хелена поджала губы. А затем озвучила мысль, предназначавшуюся не столько месье Гобеле, сколько ей самой.

– Конечно, вы мне сейчас очень помогаете. Но мне кажется, я не в себе или даже одержима дьяволом. – Не дав Леонарду сострить, она честно сказала: – Иногда я слышу голоса в голове и не всегда уверена, есть что‑то в моей жизни на самом деле или у меня видения. Если бы отец обо всем узнал, меня бы признали сумасшедшей.

– Перспектива оказаться в доме для умалишенных прельщает больше тюрьмы?

– Вряд ли бы меня туда отправили. Скорее, просто заперли бы где‑нибудь дома. – Хелена задумчиво скосила глаза на кустарник поодаль. – А моя будущая жизнь примерно такой и будет.

– Отчего же?

Мадемуазель де Фредёр решила не рассказывать Леонарду все, что произошло между ней и Пласидом, а потому пояснила уклончиво:

– Отец сказал, что ему надоел мой образ жизни, а поэтому с завтрашнего дня никаких визитов и праздников.

– Как бесславно закончится век светской гадалки! А вы почти стали знаменитой фигурой.

– А вы будто и рады! – отметила Хелена в сердцах.

– Я? Да, безусловно.

Наконец показалась роща – в ночи та казалась беспросветным черным пятном. Деревья, при свете дня растущие с проредью, теперь стелились единым мрачным полотнищем.

– Вы об этом месте говорили? – Леонард вопрошающе обернулся. Хелена закивала, он раздраженно вздохнул и вновь отвернулся. – Тогда идемте быстрее, я не нанимался этой даме в носильщики.

В перелеске свет почти не пробивался сквозь ветви. Он казался каким‑то серым и скорее сглаживал тени вокруг, нежели помогал ориентироваться. Но это было в общем‑то к лучшему.

Когда Леонард развернул тело Люциллы, Хелена застыла, будучи не в силах поверить, что труп перед ней был ее родственницей. Она никогда не считала мадам де Мартьер кем‑то близким и не ощущала с ней семейную связь. Но теперь убедить себя в том, что покойная женщина – сестра такой же покойной матери, было невыносимо трудно. Всего день назад труп был человеком с такими же мыслями и чувствами, как у самой Хелены. Перед ней раскинулось серо-черное тело, глаза которого уже успели ввалиться. С приоткрытым ртом и вспоротым горлом.

– Это не могла сделать я…

– Готов констатировать, мадемуазель… – Попутно Леонард разминался. – Что убита она была именно вами. Если вновь начнете сомневаться, обращайтесь, и я напомню.

Когда они блуждали между деревьев в поисках укромного места, Хелена искала укрытие не для убитого ей человека. Она будто искала тайник, где можно спрятать навек последние месяцы ее жизни. Сгрести в труп, как в коробку, все те кошмары наяву и во сне, что терзали ее. А потом закопать, еще лучше бы – сжечь.

Руки разжались, Люцилла глухо упала в неглубокий овраг. Накрывая ее ветками и лежалой листвой, месье