Право на безумие - Аякко Стамм

– А вы как тут оказались? – спросил он заинтересованно. – Путешествуете?.. Или?..

Гражданин поставил тяжёлую кружку на столик и приготовился рассказывать, будто только и ждал такого вопроса как повода, дающего основание, наконец, начать то, что его волновало, о чём так давно и так страстно хотелось поведать… хоть кому-нибудь. Аскольд попался ему весьма кстати.

– Я давно уже немец… лет двадцать уж… – заговорил он после тяжёлого мучительного вздоха. – Ещё с молодости мечтал уехать из Совка84,… всё казалось, что деньги, возможности, свободы,… воздух чистый и свежий – это всё тут, на Западе,… а грязь, бардак, серость жизни, произвол и тупорылость чиновников – атрибуты непременно только немытой России… Вы вот наверняка также теперь думаете?

Человек притормозил и поднял на собеседника вопрошающий, с лукавинкой взгляд. Но, не дождавшись ответа, отпил от кружки два больших жадных глотка, вытер усы кулаком и, откинувшись на спинку стула, продолжил.

– Тараканов везде хватает… Только везде они свои, особенные. Мы к нашим как-то уже попривыкли, смирились даже,… хоть и не полюбили, хоть и раздражённо злимся на них, травим дустом… и тут же создаём для них самые лучшие условия жизни и размножения. А местные тараканы,… они другие, понимаете? Они природные,… тутошние,… настолько сливаются с естественным ландшафтом,… что на них даже злиться нельзя… Без них … без них это будет уже не Европа,… а, наверное, уже Россия, которая тутошним аборигенам вовсе не нужна. Так что,… скорее они тебя вытравят,… ты для них таракан… да ещё и мутированный к тому же… Потому что чужой… Понимаете меня?

– Боюсь, что нет… Не совсем… – Аскольд и правда не понимал сбивчивую речь собеседника, но чувствовал, что за словами кроется большая интересная судьба. – Но очень хочу понять… Поверьте… и продолжайте, пожалуйста.

Гражданин снова отпил из кружки, но уже спокойно, размеренно, по-немецки. Поставил сосуд на столик аккурат в центр картонного кругляшка с логотипом популярной немецкой марки пива… и продолжил.

– Вот вы заметили уже, что вовсе я не алкаш, и никакое похмелье меня не мучает. А знаете, почему я к вам обратился и именно с такой… хм… оригинальной просьбой? Здесь же поговорить не с кем, понимаете?.. Просто так поговорить, без повода… по-русски побазарить за жизнь с первым встречным… непременно после первой поллитры обретая закадычного кореша… А в вас я сразу разгадал своего… Как? Почему? Да ни один немец не будет пить пиво вот так вот запросто… на многолюдной улице… прямо из горлышка… да ещё с видом счастливца, которому подвластен весь окружающий мир. Это только для русского возможно… и это же шарахает от него всё продвинутое человечество. Для германца пиво – это всего лишь продукт, который требует определённого места, времени, соответствующей обстановки и – главное – повода для его употребления. Без повода никак нельзя… И не пытайтесь ему объяснить, что такое «душа поёт». Он всё равно не поймёт… ни слова. Душа не может петь, у неё для этого нет рта… И знаете, что сделал бы немец, обратись я к нему с просьбой, с которой давеча обратился к вам? Брезгливо поморщился бы, окинул негодующим взглядом, будто столкнулся с опасной заразой, и вызвал бы полицейского. Для них это неприемлемо… это сродни оскорблению, покушению на их личность… катастрофа! А вы пригласили меня в кафе как родного и угостили лучшим в ассортименте пивом… Таким домашним теплом вдруг повеяло… Так поступить может только русский. Я весьма рад, что не ошибся в вас… поэтому позвольте мне оплатить ваш заказ самому. И не спорьте. Никакие возражения не принимаются, не обсуждаются даже. Деньги у меня есть, и поверьте, побольше чем у вас.

Человек подозвал официанта и расплатился, строго отсчитав чаевые, будто их размер был прописан в меню отдельной строкой.

– Всё у меня тут есть, – продолжил он, – и работа, и дом, и деньги. Не скажу что в избытке, но для тихой размеренной жизни вполне хватает. А другой здесь нет.

Гражданин отпил ещё, достал из кармана пачку сигарет… должно быть, по старинной нестираемой годами привычке, но тут же убрал её обратно в карман… по привычке новой, приобретённой.

– Нельзя курить… ничего нельзя… – сказал он огорчённо, слегка раздражённо. – Вы, я так понимаю, насовсем сюда приехали? Не отдохнуть, не по делам, а именно жить… обрести то, чего никак не смогли найти на родине… Это очень хорошо заметно по вашему победоносному виду. Наши туристы совсем не так выглядят… совсем не так. В их глазах жажда, азарт, неутомимое желание ухватить всё, что попадается на глаза… хоть понемножку, совсем по чуть-чуть, но непременно надкусить каждый кусок иноземного благополучия. А в вас хозяйская неспешность обладателя, будто всё это хоть и новое, свежее, но уже ваше. Так новоиспечённый жених принимает в объятия брачного ложа неискушённую трепетную невесту… словно растягивает блаженство обладания прекрасным юным телом…

И я таким же был когда-то… Хочу вам заметить, что я не немец вовсе… и никогда им не был. Но поскольку в девяностых пошло великое переселение народов на их исторические родины, воспользовался ситуацией. Я просто купил все документы, справки, метрики… Тогда у нас всё продавали, на чём угодно можно было сделать свой маленький бизнес… или же сколотить небольшой капиталец на бумагах дальних, не желающих возвращаться родственников… Для того чтобы уехать самому. Вот я и стал германцем по документам… но немцем по духу, по естеству своему так и не сподобился… и не стану, наверное, никогда. Хотя устроился довольно прилично… не сразу, правда, но… обосновался, слава Богу. Живу в тишине… будто на краю земли… вдали от цивилизации. Там же и работаю… можно сказать, на дому. Вот парадокс, и нужно было лететь, очертя голову, в центр Европы к прогрессу, к возможностям, к перспективам… и осесть, в конце концов, в тихом уголке в стороне от кипучей жизни? Затеряться, чтоб не видно, не слышно, не ощутимо даже… Будто у нас в России таких уголков мало,… если не брать во внимание Москву и Питер, так почитай вся огромная территория от Балтийского до Тихого. По правде признаться, это самый наш русский быт и есть. И другого нам не надо, уж вы мне поверьте, отсюда это очень хорошо видно. А вся европейская чехарда, сверкающая зазывными огоньками, и вовсе не для нас. Да и не жалует она… Сожрёт при первом удобном случае. Почитайте всех наших классиков от Пушкина до Блока… да и поздних тоже… всё лес, поле, степь… тишина да раздолье, где есть развернуться душе без удержу. У нас ведь всё по максимуму, по большому гамбургскому счёту… никаких границ, никаких нельзя… Мы лишь когда можно тихие и спокойные, как дети… А чего, ведь можно же… У них же всё по правилам, всё по расписанию. Мы для них дикари, азиаты, варвары. Мы им мешаем, и они уничтожили бы нас как тараканов… если б смогли.

Мильоны – вас. Нас – тьмы, и тьмы, и тьмы.Попробуйте, сразитесь с нами!Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы,С раскосыми и жадными очами!

Для вас – века, для нас – единый час.Мы, как послушные холопы,Держали щит меж двух враждебных расМонголов и Европы!

Века, века ваш старый горн ковалИ заглушал грома, лавины,И дикой сказкой был для вас провалИ Лиссабона, и Мессины!

Вы сотни лет глядели на Восток,Копя и плавя наши перлы,И вы, глумясь, считали только срок,Когда наставить пушек жерла!

Вот – срок настал. Крылами бьет беда,И каждый день обиды множит,И день придет – не будет и следаОт ваших Пестумов, быть может!

О старый мир! Пока ты не погиб,Пока томишься мукой сладкой,Остановись, премудрый, как Эдип,Пред Сфинксом с древнею загадкой!

Россия – Сфинкс! Ликуя и скорбя,И обливаясь черной кровью,Она глядит, глядит, глядит в тебяИ с ненавистью, и с любовью!..

Да, так любить, как любит наша кровь,Никто из вас давно не любит!Забыли вы, что в мире есть любовь,Которая и жжет, и губит!

Мы любим всё – и жар холодных числ,И дар божественных видений,Нам внятно всё – и острый галльский смысл,И сумрачный германский гений…

Мы помним всё – парижских улиц ад,И венецьянские прохлады,Лимонных рощ далекий аромат,И Кёльна дымные громады…

Мы любим плоть – и вкус ее, и цвет,И душный, смертный плоти запах…Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелетВ тяжелых, нежных наших лапах?

Привыкли мы, хватая под уздцыИграющих коней ретивых,Ломать коням тяжелые крестцыИ усмирять рабынь строптивых…

Придите к нам! От ужасов войныПридите в мирные объятья!Пока не поздно – старый меч в ножны,Товарищи! Мы станем – братья!

А если нет – нам нечего терять,И нам доступно вероломство!Века, века – вас будет проклинатьБольное позднее потомство!

Мы широко по дебрям и лесамПеред Европою пригожейРасступимся! Мы обернемся к вамСвоею азиатской рожей!

Идите все, идите на Урал!Мы очищаем место боюСтальных машин, где дышит интеграл,С монгольской дикою ордою!

Но сами мы – отныне вам не щит,Отныне в бой не вступим сами,Мы поглядим, как смертный бой кипит,Своими узкими глазами.

Не сдвинемся, когда свирепый гуннВ карманах трупов будет шарить,Жечь города, и в церковь гнать табун,И мясо белых братьев жарить!..

В последний раз – опомнись, старый мир!На братский пир труда и мира,В последний раз на светлый братский пирСзывает варварская лира!85

Он остановился, замолчал, будто содрогнулся внутренне от приговора, который сам же и вынес.