Вверх тормашками в наоборот-3 (СИ) - Ночь Ева

– Ну, почему? – возражает Иста, – вы направляетесь на Остров Магов. Там умеют творить настоящие чудеса. Думаю, и с крылом бы справились.

– Может, – соглашается Росса, – но, как по мне, лучше удержать вещь в кулаке, чем потерять её, ни разу не прикоснувшись. Для меня вот здесь – это шанс. Надёжный и верный. А там – загадочная неизвестность, которой я бы не рискнула довериться.

Иста знает: они не смогут уйти отсюда, поэтому спешит завершить начатое, пока время не начало обратный отсчёт.

У выплеснувшихся есть некая особенность: они начинают предчувствовать. Побывав на грани, глубже уходят в созерцание и учатся улавливать малейшие колебания мироздания.

Она видит отголоски подобного дара в Геллане. Но стакер молчит. Наверное, не решается тревожить своих товарищей. Иногда недосказанность – грех. Но только не в этом случае. Не сейчас. Немного спокойствия не будет лишним.

Геллан

Он не спал, но не из-за того, что должно было свершиться на рассвете. Другие мысли и думы волновали.

– Поговори со мной, – из темноты выныривает Дара. Садится рядом. Он берёт в руки её ладони. Прижимает их к своему лицу. Чувствует, как нежные пальцы гладят скулы. Прикасается губами к запястьям. Теперь он может. Великое счастье больше не скрываться и выражать свои чувства пусть не словами, а жестами и взглядом.

Сейчас не время говорить о любви. А может, никогда не время. Любовь не спрашивает. Приходит, когда бушуют войны или рушится мир. У любви другое измерение. И, наверное, нужно пользоваться теми мгновениями, что пришли, когда им суждено.

– Не бойся. Росса сказала, что это намного проще, чем предыдущее действо. Мне будет не больно.

– Я буду рядом. Буду, как и тогда, держать тебя за руки. Но я не об этом. Такое впечатление, словно вот-вот что-то случится.

Геллан не хочет говорить правду. Поэтому молчит. Было бы странно, если бы никто не почувствовал.

– Кажется, я сложила головоломку, – Дара переводит разговор на другое, правильно истолковав его молчание.

– Те самые чёрные блестящие камешки? – уточняет он, пытаясь избавиться от преследующих в последнее время картин.

– Да. Это просто. У меня в голове молния сверкнула. Это не я, Иранна подсказала правильный ответ.

Геллан понимает: от её откровений что-то изменится. Раскроется. Станет яснее. Будто после тумана проглянет солнце. Именно поэтому он не может сказать ни слова, ждёт.

– Это так очевидно. На поверхности, понимаешь? Мы все разные – вот в чём секрет.

Геллан мягко улыбается.

– Это даже не головоломка, а простой закон природы. Нет похожих людей.

– Нет-нет! – перебивает она его, торопясь высказать свои мысли и пытаясь подобрать верные слова. – Я чуть-чуть о другом. Посмотри: на Зеоссе так много различных рас. Кто-то вполне здравствует, а кто-то – на грани уничтожения, вымирания. Или в рабстве. Влачат жалкое существование, как кровочмаки, запечатанные в низшей ипостаси. Вы, живя рядом, не знаете друг друга. Не пытаетесь понять и научиться жить мирно. Теряетесь и исчезаете бесследно. А тут – вот казалось бы – маленький отряд идёт через Зеосские земли и собирает фрагменты единой картины. Живое и горячее сердце своего мира.

Геллан выпрямился. Он вдруг понял, что сжимает Дарины руки до боли, но она и не замечает этого. Её глаза – очень близко. Живые, горячие, настоящие. В них блестят не звёзды, а слёзы. Потому что иномирная девочка сопереживает этой чужой для неё тверди.

– Ты хочешь сказать…

– Да-да, я об этом и говорю! Посмотри: люди, маги, мохнатки, деревуны, кровочмаки – рядом. Расы, что без конца соперничали за господство или превосходство. И дальше: муйба, лендра, вечная дева-предсказательница, которых по пальцам пересчитать. Инда – повелительница стихий, не похожая ни на кого. Последний мшист, воительница Ферайя, Челия – соединяющая миры. Уникальные, брошенные на вымирание. Стакеры и философы. А ещё – лишенная дара Пиррия – изгой. Птица финист. Искалеченная Юла. Потерявшая память Кудряна. Злодей Лерран, который не совсем уж и страшен. Проводник Леванна Джи. Бесподобная Нотта – единственная, кинувшая вызов косным устоям и победившая тех, кто в неё не верил. И я – чужая, но тоже в своём роде уникальная. Понимаешь? Всё не просто так. А для чего-то. Знать бы – для чего… Вряд ли горстка уникумов способна что-то изменить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Как просто. Истина рядом. И она ложится на душу согревающим ровным теплом.

Геллан обнимает Дару за плечи. Чувствует её дрожь.

– Скоро. Скоро, Дара, – говорит он правду. – Скоро всё станет ясным. И, может, именно поэтому ты здесь: чтобы понять и увидеть то, на что смотрят все, но проходят мимо. Давай спать. На рассвете у нас начинается новый день.

Дара

Как только порозовело небо, Иста повела нас на пустырь, что раскинулся неподалёку от замка.

– Я иногда прихожу сюда поразмышлять, – улыбается сайна, – и часто на этом месте посещают меня откровения, рождаются гениальные мысли. А сегодня наконец-то свершится маленькое чудо, в котором нет ни магии, ни силы. Творение рук моих поможет тому, кто примет его с благодарностью.

Я ничего не соображаю толком. У меня кружится голова. Её слова проходят сквозь меня, как лёгкий туман. Я силюсь понять, вникнуть в смысл, и не могу сосредоточиться.

– Ты же изобретательница, – то ли спрашиваю, то ли утверждаю. Ловлю её кивок и продолжаю допытываться: – Изобретатели всегда создавали что-то новое. Совершали прорывы в науках, меняли мир, приносили пользу. Их всегда вспоминают с благодарностью. Особенно, если изобретения делают жизнь человека лучше.

– На Зеоссе всё не так, – качает Иста головой. – Здесь не привыкли работать руками. Незачем. Слишком много разлитой в воздухе силы. Она как бесконечное море. Но, бывает, и моря исчезают, стираются с лица тверди. И, может, как в далёком прошлом, однажды люди научатся ценить и понимать вещи, подобные этой.

Она раскрывает ладонь и показывает мне искусственный сустав. Это он – нет сомнений. Блестит и переливается тусклым металлическим светом.

– Хватит болтать, – ворчит Росса, останавливаясь посреди пустыря.

Ровное странное место. Земля здесь бурого цвета, словно впитавшая в себя кровь или слишком много пламени.

Я бы подумала, что пустырь сотворили человеческие руки, но понимаю: вряд ли. То тут, то там лежат острые камни. Маленькие и большие. Некоторые – огромные. Такие руками не притянешь. А так – абсолютная пустота. Нет ни травы, ни клочков грязного снега. Нет мусора и кустиков. И эта пустота вызывает настороженность и дискомфорт.

Росса словно принюхивается к воздуху – крутит головой на разные стороны, притопывает ногой.

– Не бойся, – Геллан сжимает мою руку, а я молчу, не в силах глотнуть ком в горле. Тревожусь. Слишком свежи ещё воспоминания о дне, когда Росса чинила крыло в первый раз.

Сейчас очень похоже, но по-другому. Наши руки сплетены пальцами. И я не вижу ничего, только глаза Геллана, что смотрят на меня открыто и с любовью. Как можно много сказать взглядом. Без слов.

– Они светятся, – откуда-то издалека доносится голос Исты.

– Светятся…

– Светятся…

– Светятся… – дробится на разные лады воздух и накрывает нас ласковой теплотой. Окутывает со всех сторон, убаюкивает.

Мир похож на огромную колыбель, в которой для всех есть место.

Мир поёт тихую песню, которую слышит всё живое.

У мира есть сердце. А в сердце – любовь, которой хватит на всех. 7c0301

Я вижу. Чувствую. Слышу. Понимаю. И свет пронзает меня насквозь.

От этой нестерпимой яркости легко дышится. И не хочется размыкать объятий, терять единение, приходить в себя. Хочется созерцать, наблюдать и быть очень мудрой, не похожей на себя…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Всё, всё, – похлопывает Росса меня по плечу. – Мы сделали это! – в глазах лендры такая гордость, будто она совершила подвиг, а не просто Геллану крыло починила. Хотя это и есть подвиг: совершить то, чего до нас ещё никто не делал.