Повесть о граффах - Даша Клубук

Куда бежать? Сообщить желтым плащам? Но вся полиция сейчас во дворце, и им явно не до подобных разбирательств…

«Мне нужно укрыться и хорошенько все обдумать».

Убедившись, что у окна ее гостиной было пусто, Ирвелин вылезла из своего укрытия и опрометью кинулась по Робеспьеровской. Ветер бросился в лицо, снег на пути превратился в наледь и замедлял бег. Часто дыша, Ирвелин добежала до угла улицы Доблести, свернула налево, миновала квартал и, схватившись за холодный металл ручки, как за спасательный круг, вбежала внутрь.

Глава 20

Сбегающий вор

На веку кофейни «Вилья-Марципана» еще не выдавалось вечера оживленнее. Одной ноги некуда было поставить, не задев при этом соседа – настолько в кофейне оказалось людно. Все столики были заняты, у барной стойки граффы уместились в два ряда, а кому в этой суматохе не хватило места, те расположились прямо на каменном полу. Гул стоял страшный, граффы наперебой обсуждали произошедшее во дворце и бойко опустошали стаканы. Отдавать заказы официанту Климу приходилось только с помощью навыка штурвала – над головами гостей тут и там летали тарелки и чашки. Рядом с выходом в окружении своих кошек восседала старушка Корнелия и с важным видом разглядывала людей вокруг.

Тетушку Люсию Ирвелин заметила за кофемашиной, та варила кофе с утроенной скоростью. Несмотря на полную загрузку зала, даже перегрузку, выглядела Тетушка расстроенной. Ирвелин, аккуратно протиснувшись между граффами, подошла прямо к ней.

– У вас выходной, – кинула ей Тетушка, не отвлекаясь от взбивания молока.

– Я решила забежать, – ответила Ирвелин, – в связи с событиями.

Тетушка вылила кипящее молоко в чашку, поставила ее на бар и судорожно схватилась за полотенце.

– Тут все собрались в связи с событиями, – проворчала она, вытирая руки. – Такое скопление граффов я видела разве что при своей матери, в часы, когда она раздавала бесплатную еду. – И в сердцах добавила: – Наш город сошел с ума.

– Можно мне тоже кофе? И бутерброд какой… – Ирвелин изнывала от голода, и стресс его только усилил.

– Пожалуйста, но изволь сделать все сама. У меня уже обе ладони в мозолях.

«Интересно, а настроение Тетушки Люсии когда-нибудь бывает хорошим?» – задалась вопросом Ирвелин, пролезая под стойкой. За этот месяц она утратила всякую надежду встретить на лице начальницы хотя бы подобие радости.

Оставив пальто у печки и согрев окоченевшие руки под горячей водой, Ирвелин принялась за работу. Запах кофе задурманил ее уставшее сознание, и она с наслаждением стала наблюдать за карамельной струйкой, льющейся в белоснежную чашку, на время позабыв о тревогах, которые как лавина свалились на нее сегодня.

– Попомните мои слова, господа граффы! После исчезновения Белого аурума Граффеория прекратит свое существование как независимое королевство! Нас поработят недруги – жадные до власти иностранцы, давно поглядывающие на наши земли.

За самым большим столом в центре зала бушевал спор, и Ирвелин, присев на место передышки для официантов, прислушалась.

– Посмею тебе возразить, Бучит, – ответил первому граффу второй, с крючковатым носом и длинными волосами, забранными в тонкий хвост. – Согласно твоим словам, величие Граффеории строится лишь на факте владения Белым аурумом и ипостасями. Не верю в это, господа, и никогда не поверю! Граффеория есть королевство, могущественная сила которого исходит от каждого проживающего в нем граффа. И никакие ипостаси не перекроют силы граффеорского духа!

Множество голов, окруживших стол спорящих, согласно закивали.

– Красиво говоришь, Квидемиль, однако твои сладкие речи не могут перекрыть факты, – произнес мужчина по имени Бучит. Он был ниже своего оппонента на целую голову, но спеси демонстрировал куда больше. – Вспомни из истории, какой интерес испытывали к нам иностранные дома, а после вспомни, благодаря какой силе наши границы до сих пор неприступны? Монолиты отражателей! И куда они денутся, попади Белый аурум за границу? Верно: монолиты исчезнут! Растворятся, будто и не существовали никогда. И что останется? Лишь двухметровые заборы, в которых даже мы с тобой, скромные работяги, сможем пробить брешь.

И вновь многие из присутствующих закивали.

– Никто не будет нас захватывать, – со спокойной уверенностью возразил Квидемиль. – Мы живем в мире и согласии со многими странами.

– А я вот что-то в этом сомневаюсь. У Граффеории нет оружия. Вся наша так называемая сила сводится к нашим ипостасям. Нет равнозначной армии, нет ресурсов для войны…

– Войны? Да что за ужасы вы здесь говорите, уважаемый! – вступила в спор женщина-эфемер лет сорока, сидевшая за столом у окна. Все взгляды обратились к ней. – Граффеория – самое обособленное государство из всех ныне существующих. И самое безобидное, между прочим. Мы как мыши, никогда не покидающие своей норы. Никто и пальцем не пошевелит в сторону наших границ.

– Неужели? – повернулся к ней разрумяненный Бучит. – Да будет вам известно, сударыня, что с тех пор, как король Филлиус Второй сделал нашу особенность всемирным достоянием, многие из соседних стран стали поглядывать на нас с неприкрытым азартом. Слюни пускают, успевай только вытирать.

– Вы, друг мой, якшаетесь не с теми иностранцами, – ответила женщина грозно. – Мои же источники уверяют, что весь мир склонен заботиться лишь о собственных границах. До нас, далекой и диковатой Граффеории, никому и дела нет.

Комментарий женщины встретил дюжину солидарных возгласов, даже Тетушка Люсия, вытянувшись за кассой, еле заметно кивнула.

– Пройдет время, и вы сами убедитесь в правоте моих предсказаний, – объявил Бучит. После он лукаво усмехнулся, давая понять, что он говорить закончил.

– А как быть с нашей жизнью, с жизнью обычных граффов? – раздался голос из глубины зала. – Если слухи правдивы и Белый аурум действительно украли, как нам, простым граффам, жить дальше?

Вопрос этот пробудил рой из беспорядочных выкриков, которые разлетелись по всей кофейне. Выглядывая из-под барной стойки, Ирвелин жевала остывший крендель и с интересом крутила головой. Что-либо разобрать у нее больше не получалось, гости говорили наперебой, кто-то тихо и только в ухо своему товарищу, а кто-то громко и на весь зал. Граффы размахивали руками, толкались, проливали на себя чай и как ни в чем не бывало продолжали с ожесточением спорить. Со своего наблюдательного пункта Ирвелин заприметила лишь одного граффа, никак не участвующего в обсуждениях. Это был одинокий мальчишка, который сидел в дальнем углу за роялем, в том самом месте, где любила сидеть сама Ирвелин. Его джинсовый комбинезон был изрядно испачкан, а голову прикрывала вывернутая наизнанку шапка. Облокотившись на большой затянутый мешок и подогнув под себя ноги, мальчик молча