Учитель истории - Канта Ибрагимов

— У меня есть, — Ана высвободилась из его всегда влажных холодных рук, сторонясь, бочком, то ли с жалостью, то ли с презрением смотрела на Мниха.

— Я не буду тебя неволить, — платком вытирал слезы Мних. — Только еще раз напомню, веря тебе, что на мне колоссальная ответственность перед своим народом, я заложник идеи, и может это и подло, но я всеми способами пытаюсь свою миссию выполнить, хотя мне лично тоже стыдно и обидно, и тоже хочется наслаждаться жизнью.

— Так что же это за миссия, что Вас так гнетет? — все-таки без снисхождения голос Аны.

— Сказать не могу… Правда, думаю, что и твой жизненный путь будет не легче, если только слава прошедших дней не испортила тебя.

— Вы хотите сказать, что Вы непорочны?

— Перед мессией — да. А в остальном — готов на все, в этом давал клятву.

— А я никому никаких клятв не давала.

— Хм, эта клятва в твоей крови, в твоем воспитании. И сейчас ты стоишь у последнего рубежа, так сказать на распутье.

— Я Вас не пойму, говорите напрямую, как есть.

— Хорошо, — Мних уже был спокоен, он сел на прежнее место и стал с аппетитом есть, будто и не было взрыва эмоций, и Ана подумала — может, и это была очередная игра, однако следующие фразы доктора были ужасны. — Так вот. Вопреки закону, хоть и был предупрежден, твой земляк Астарх, которого я с трудом поместил в больницу, ножом вырезал кожу на плече, где стояло клеймо не простого, а административного раба. Кто-то из санитаров донес. На ране выжгли новое клеймо; Астарх в заключении, будет суд, и если я не похлопочу, его казнят. А если я очень постараюсь — снова смогу поместить его в больницу; но не навечно ведь?.. Через месяц, ну пусть два — его снова привяжут к ослам.

Чаще и выше обычного поднималась девичья грудь, взгляд Аны тупо уперся в пол. А Мних, так же аппетитно поедая завтрак, чавкая, продолжал.

— Только амнистия императора может Астарха спасти… Кстати, благодаря твоим… ну скажем, нашим, стараниям, положение во дворце изменилось. Константин немного воспрянул духом, и тебя без проволочек проведут прямо к нему, ты удостоена торжественного обеда наедине с царем Византии.

— А если деньги? — блеснули глаза Аны.

— Какие «деньги»?! Поздно. Дело под контролем администрации.

Почувствовав слабость в ногах, Ана села, долго молчала, и на лице ее явственно читалась внутренняя борьба. Наконец только жгучий взгляд из-под пышных золотистых бровей искоса пополз в сторону Мниха, застыл, насупив ноздри аккуратненького носа.

— Какая же Вы дрянь! — выдала она. — Всего три дня назад Вы на коленях объяснялись мне в любви, предлагали весь мир, хотели со мной бежать на край света, а сейчас, — опрокидывая тяжелый стул, Ана медленно и грозно встала, в ее руках судорожно трясся нож, — Вы меня подталкиваете к императорскому ложу; иную выгоду нашли, подлая мразь.

— Вон! Вон отсюда! — вскакивая, закричал Мних на появившуюся охрану, поперхнулся, долго откашливался. Потом, обливаясь, залпом выпил большой бокал с гранатовым соком, так что казалось — на груди кровь. И пошатываясь, держась за спинки стульев, он медленно обошел громадный стол и упал перед Аной на колени:

— Да, Ана, — плакал он, — дрянь я, и мразь я… Убей, заколи, как свинью, — сквозь всхлипы. — Устал я, от всего устал, все надоело. Не мужчина я, не мужчина, ни физически, ни морально… Лучше убей, прошу, убей, зачем мне такая жизнь, — он хотел обхватить ноги Аны, но она брезгливым пинком отпихнула его, бросив на стол нож, ушла в сторону.

Тогда Зембрия Мних тяжело встал. Он уже не плакал, а глядел грозно исподлобья.

— Люблю, — не как обычно, а более низким, даже грубовато прохрипел он. — Люблю тебя до умопомрачения… И знай, и помни, всякий, кто позарится на тебя, будет уничтожен… даже император.

— Хе, — неласково усмехнулась Ана, — а если я сама захочу стать императрицей, или еще кем?

— Не шути, — угрожающе прошипел Мних.

— Не шучу! — привычная природная стать воцарилась в ее грации, в ее манерах. — Я свободная горянка, дочь Кавказских гор! И презираю людей, тем более мужчин, которые в свою выгоду то говорят «Ваше преподобие», то «тыкают», как слугу… Я с Вами встречаться более не желаю, а если меня вспомните, то только с почтением, помня мою родословную и мои заслуги.

Ничуть не сомневалась Ана в своих словах, да в тот же день гордыню пришлось смирить. На просьбу Аны император Константин дал указ об амнистии Астарха. В ту же ночь Ана поехала освобождать воспитанника своего отца, а Астарх на грани смерти, так избили его надсмотрщики. Жизнь земляка весомей принципа: не знает Ана врачевателей в Константинополе, да и искать времени нет, к тому же лучше Мниха в империи медика не сыщешь. Словом, скрежеща зубами, направила колесницу к загородному дворцу, прикусила губу, поникла, сдалась воле обстоятельств.

По возникшей суете Ана поняла: Зембрия Мних всерьез взялся за дело. Ночью эта территория наглухо запирается, и никакого движения, все под усиленной охраной. А тут видит Ана из окна своей опочивальни, как из ворот выехала одна колесница, потом один за другим трое всадников ускакали в сторону Константинополя.

— Вы ложитесь, отдыхайте, Ваше сиятельство, — по-прежнему вокруг нее суетится евнух Стефан.

Ане не до сна; Астарх последнее, что связывает ее с Кавказом, единственный, кто напоминает ей родных, кто сможет поговорить с ней на чеченском.

На вид бесстрастному евнуху Стефану этих чувств, наверное, не понять, и посему кружится он вокруг Аны, предлагает выпить какую-то вонючую гадость — микстуру Мниха. Лишь бы евнух отстал, она осушила бокал. И вначале вроде ничего, а чуть погодя — стоя засыпает, и ни о чем думать не хочется, просто блаженная пустота.

На сей раз ее не будили. Выспалась она вдоволь; только открыла глаза, в ногах невозмутимый евнух, а солнечные лучи уже заполдень ушли.

— Как Астарх? — вскрикнула она, и как была одетая в ночное, так и хотела броситься вниз, к кабинету Мниха.

Однако Стефан с упорством преградил ей путь.

— Ваше сиятельство, ни при каких обстоятельствах Вам негоже в таком виде спускаться. Тем более, что операция продолжается, и доктор занят.

Как ни торопилась Ана, а прислуга полностью свершила весь утренний туалет, и одетая, благоухающая Ана спустилась вниз. У кабинета Мниха путь ей преградил огромный охранник.

— Я… — Ана замялась, не зная, как представиться.

— Ваше сиятельство, знаю, Вы хозяйка этого дома, и я выполняю Вашу волю — никого сюда не впускать, даже Вас.

Ана оторопела, и в следующий момент была готова возмутиться, но за дверью послышался шорох, устало вышел сам доктор. Мниха было не узнать: под налитыми кровью, тусклыми глазами сизые мешки, и все лицо обвисло, обмякло; и на одежде всюду кровь.

— Ана, — сиплым голосом сказал он, — у него, как я предполагал, было брюшное кровотечение… Поверь, я сделал все, как родному брату… А сейчас спать, впереди тяжелая ночь, будущее утро даст ответ.

Надеясь бодрствовать до утра, Ана крепилась, да евнух позаботился о ее спокойствии, правда, утром разбудил: Астарх пришел в сознание, узнал Ану и сделал несколько глотков воды.

На радостях Ана с благодарностью обнимала доктора, даже целовала его обвислые, обросшие за эти дни щеки. Казалось бы, все улеглось и отношения их восстановились, да во время совместного обеда Ана вновь была понурой, задумчивой.

— Ну, рассказывай, что во дворце было? — вдруг пытливо спросил Зембрия Мних, и когда Ана попыталась отделаться общими фразами, он перебил ее. — А Христофор зачем явился?

— Так Вы и это знаете? — удивилась Ана.

— Знаю, да не все… Говори как есть, все равно больше поделиться тебе не с кем. А что от этих Лекапинов — добра не жди, и без тебя ведомо.

Ана надолго задумалась, потом, глядя прямо перед собой, видимо вновь все переживая:

— Оказывается, Константин, — как бы анализируя про себя, — не лучше сватов — тряпка, а не мужчина, хоть и восхваляли мы его до небес… Наедине объяснялся мне в любви, что только ни предлагал, готов был к подвигу… Я сказала, что он женат, и разговор на этом исчерпан…

Она замолчала, и вместо нее продолжил доктор:

— Тогда Константин, зная, что Христофор тобой грезит, решил дело по-другому. Вопреки этикету, он покинул обеденный стол, вернулся нескоро, а вслед за ним старший брат жены.

— Вы все лучше меня знаете, — подавленно сказала Ана.

— Евнух Стефан все видел, но не все слышал… Знаю, что ты вновь устроила скандал, и тебя усмирили… Так что же было?

— Мне об этом и вспоминать противно.

— М-да! — Зембрия Мних встал, глядя в потолок, с пафосом констатировал. — Традиция византийского двора… М-да!.. И все-таки ты сумела в неприкосновенности из дворца уйти и Астарха заполучить… чем ты их взяла?

— Они поняли, что иного я не позволю, кроме как через насилие. А хоть и предлагают мне стать женой второго царя империи, да для приличия положено мне недельку подумать — дали три дня.