Брусничное солнце - Лизавета Мягчило

— Запятнала бы себя убийствами? — Охрипший голос опустился до низкого мягкого тембра, возбуждение схлынуло. Слишком больной была тема, слишком за живое, навыворот, неправильно. Такое из груди на показ не вытягивают, а Варвара тянула. И самым страшным было то, что Яков не противился.

— Я помню тебя. Тот день, когда все увидела… И их злые лица, и потерянного, лишившегося матери ребенка. Я бы сожгла и их мир, несправедливо, что они столько много прожили.

— Помнится, ты не пускала меня в деревню, когда последний из виновных голосил у болота.

Протягивая руку за спину, Глинка схватила гребень, мягко отняла, разворачиваясь к нему в бадье.

Откуда это тепло в глазах? Такое живое, нужное…

— Я не пускала болотного Хозяина, убивающего ради потехи. Теперь… — Закусив губу, Варвара медленно моргнула, силясь подобрать верные слова. — Теперь бы я поступила по-иному. Стоило раскрыться мне раньше.

Мокрая рука потянулась к его лицу, несмело теплые пальцы легли на щеку, поглаживая. А Яков глядел на нее затравленным раненым зверем. Сказать бы, что ласка ему не нужна, не нужно это глупое признание и прощение. Не нужно понимание.

Варварино нужно.

Он потянулся к ней навстречу.

В двери постучали, послышался голос хозяйки, приглушенный деревом:

— Я вам ужин принесла, молодожены, как господин и просил — сытно и вкусно, не пожалеете. Ну что, вхожу…

Замершая у его губ Варвара резко нырнула за края бортика, а его вынесло за перегородку. Навстречу жизнерадостной полной женщине. Подальше от обнажающейся боли и смятения.

[1] Врун.

Глава 20

Утром ее разбудило горячее дыхание, скользящее по шее. Варвара поерзала, пытаясь удобнее устроиться под теплым одеялом, и приоткрыла глаза. Камин давно догорел и комнату наполнял стылый, пускающий мурашки по коже воздух. В поисках тепла колдун по-собственнически прижал ее к себе, перекинув через живот горячую руку и уткнувшись носом в разворот ключиц. Кровь мигом прилила к щекам: морок с одежкой он так и не снял, но вместо шелка дорогих тканей Глинка чувствовала обжигающе-горячую кожу, ощущала, как медленно выводят подушечки его пальцев узоры у границы ребер, когда их хозяину снилось что-то волнительное.

Каким же разным он мог быть… Злым и колючим, когда у нее не выходило то, что он считал простейшим колдовством, насмешливым и игривым, когда хотел сбить ее с толку и засмущать. И… открытым. До болезненной рези в глазах беспомощным, замученным жизнью и потерянным, обнажающим перед ней свое естество. Каково же было разглядеть еще одну его сторону — невинную? Чуть отодвинувшись, чтобы удобнее его рассмотреть, Варвара с удивлением отметила, что черты Якова не такие острые, когда он расслаблен, что над левым уголком верхней губы есть небольшой аккуратный шрамик, кем же он оставлен? Пальцы сами потянулись к нему, обожглись о мирное дыхание. И когда она почти коснулась губ, те приоткрылись на шумном выдохе, Яков прихватил зубами протянутые подушечки. Обдало горячей волной, Варвара шумно выдохнула, словно зачарованная глядя на то, как эти губы растягивались в широкую проказливую улыбку, а влажный язык скользил по коже, выдавливая воздух из маленькой комнатушки.

Так себя чувствует крольчонок, зажатый большим серым волком в углу ловушки.

Собственный голос оказался хриплым и тихим спросонья:

— Непотребство какое…

— То, как ты за мной наблюдаешь? С каждым днем мне все страшнее засыпать с тобою рядом. Ты смотришь на меня, как ребенок на ярморочный леденец. — Не растерялся, разжал зубы, отвечая низко, тягуче. От одного его голоса сердце в груди глупо зашлось, и барыня едва сдержала порыв прижать руки к груди, ныряя с головой под одеяло.

Бес, искуситель проклятый, из-за него она окажется в самом пекле огненной гиены.

— Ты вчера сказал, что постелешь у кровати.

Воспоминания тут же вернули ее ко вчерашнему дню — к сбитому дыханию Якова и собственному пересохшему горлу. Там, у бадьи, они ведь почти… Если бы не вошла хозяйка, как знать, чем для них это обернулось бы?

Ели на ночь молча, быстро. После чего Яков огорошил ее громким заявлением, сдернул подушку с кровати и метнулся в сторону кособокого изъеденного молью кресла. Пока она готовилась ко сну, пока проходилась гребнем по уже расчесанным волосам, он не сводил с нее потемневшего взгляда. Она знала. Видела. До рези в глазах вглядывалась в нечеткое отражение в окне, с удовольствием перекидывала волосы на грудь, пробегаясь по ним пальцами, пока колдун скакал задумчивым взглядом по ее шейным позвонкам, спускался к лопаткам. И где же она растеряла остатки стыда, наслаждаясь его пристальным вниманием?

Утреннее солнце вернуло робость, заперло шальные мысли в угол разума. До момента, пока Яков не потерся носом о ее шею, шумно вздыхая.

— Здесь водятся мыши, всю ночь по голове плясали, не люблю такое веселье, пришлось тебя подвинуть.

— Ты боишься мышей?

— Нет, но как повод для бегства в твои объятия, они хороши.

И впервые она осмелилась. Не позволила перевести все в привычную для колдуна смущающую шутку, не сбежала, глупо барахтаясь в одеяле на ходу. Дрожащие теплые пальцы коснулись его виска, скользнули вниз по щеке и вновь к улыбающимся губам. Его зрачки резко расширились, а глаза прищурились. Господи, настоящий хищник, она пропала…

— Не играйся со мной, Яков. Не очаровывай…

Глинка ждала чего угодно: новой шутки, увиливания или дерзкой нападки, но колдун неожиданно посерьезнел. Пропала улыбка, померк свет в глазах. Разве она его обидела? Брови задумчиво сошлись к переносице, вновь заострились черты лица, когда он хмуро кивнул, отодвигаясь от нее и садясь.

— Ты права, Брусничное солнце, не буду.

И сожаление тут же вцепилось в грудную клетку, заставило прикусить кончик языка.

Что же не так я делаю?

Собрались в модный дом они спустя пару часов, а нашли приличный далеко за полдень. Там портнихи подкалывали и примеряли, предлагали ворох платьев и шубок, причитая о том, как же хороша в них девушка. Яков сидел и гипнотизировал ее змеиным взглядом. Не удивительно, что те быстро сочли его мужем Варвары и, кудахча, сновали кругами, предлагая самые дорогие обрезы и уже готовые работы.

— Настоятельно советую приглядеться к фиалковому, оно изумительно оттеняет цвет ваших глаз. — Нежный голос Якова заставил Варвару искать его взгляд в отражении зеркала. Она не носила ярких цветов, не смотрела, что популярно в новом сезоне и почти всегда предпочитала темное, но обратись колдун вновь к ней так мягко, так завораживающе проникновенно и восхищенно, Глинка бы и в тряпье без раздумий впрыгнула.

— Я возьму