Условия человеческого существования - Дзюнпэй Гомикава

Охара размышлял, как бы приспособить крышку так, чтобы, в бочку для противопожарной воды не бросали окурков. Еще одна-две такие ночки, как вчера, и он протянет ноги.

«В этом году надо, пожалуй, вполовину уменьшить посевы кукурузы, не то Масуко не справится, — с грустью думал солдат 2-го разряда Таноуэ. — Что может сделать одна женщина? Ведь и колонисты-мужчины в горячую пору, бывает, не справляются». Совсем недавно, закончив обработку запущенной земли, Таноуэ купил корову гольштейнской породы; наконец-то он стал самостоятельным землевладельцем, хозяином целого гектара пашни! Теперь бы только и поработать, а ему вместо плуга пришлось взять в руки винтовку. Ноги его, вместо того чтобы разминать мягкий, теплый навоз, ступали по этой мертвой, заледенелой земле. Неграмотный, нескладный, Таноуэ отлично разбирался в сельском хозяйстве, был хорошим хозяином. А его заставляли вытягиваться по стойке «смирно» и нараспев заучивать: «Верность — первейший долг воина…» Он должен был бегать на учениях по заснеженным полям, а вдогонку неслись гневные окрики командира взвода Хасидани и унтера Сибаты: «Чего ты мешкаешь, Таноуэ? Будешь копаться — убьют». Сколько раз он думал, что лучше уж смерть от вражеской пули, чем такие мученья. Он никак не мог уразуметь, что такое высшие государственные соображения и какое он, Таноуэ, имеет к ним отношение. Сказали, надо поднять целину в Манчжурии, он поехал. А теперь говорят: «Таноуэ, возьми-ка винтовку!» По нему, собери он лишний пуд картошки, и то для государства больше пользы.

«Нынешний год погода такая, что надо непременно сажать скороспелку, не то вовсе ничего не уродится. Не забыть бы в воскресенье попросить у Кадзи открытку и черкнуть об этом Масуко». Таноуэ вспомнил потрескавшиеся руки жены, представил себе, как она катает шарики из навоза и угольной пыли, и ему стало нехорошо. Небось перечитывает его солдатские письма и причитает: «Когда ж ты вернешься, Таноуэ? Ох, тяжко мне без тебя…»

Раздался сигнал сбора и вслед звучный голос Банная:

— Форма одежды зимняя, повседневная: ботинки, обмотки, шуба, ушанка. Уши поднять, новобранцам — бегом!

Новобранцы были готовы. Унтер Сога окинул их придирчивым взглядом.

— К штабу полка бего-ом…

Новобранцы, как игрушечные солдатики, одновременно прижали руки к бокам.

— …марш! — скомандовал он.

Боевая дистанционная граната взрывается через четыре секунды, поэтому солдат должен успеть за четыре секунды подготовить ее к бою и метнуть. Зазеваешься — подорвешься сам, поторопишься — противник может швырнуть ее тебе обратно. Поговаривали, что в Красной Армии солдаты мечут гранату на сорок метров. Поэтому в пограничных сторожевых отрядах гранатометанию придавалось особое значение.

От каждой роты в соревнованиях участвовало по десять солдат. За каждый метр дальше тридцати засчитывалось очко, а общая их сумма определяла показатели. Командир победившей роты ежегодно получал от начальства ценный подарок, а каждому солдату выдавалось по пачке папирос. Неплохо придумано!

Кадзи метал последним. На этом настоял Хасидани, приберегавший его под занавес. Общие результаты роты были пока на уровне остальных. Когда очередь дошла до Кадзи, Хасидани сказал:

— Все решит твой бросок, ты уж постарайся.

— Есть постараться!

Кадзи обморозил руки. Пальцы плохо сгибались. Боевую гранату полагалось бросать, держа за короткую цилиндрическую рукоятку. Но в таком случае Кадзи ни за что не бросить ее негнущимися пальцами на шестьдесят четыре метра — на расстояние своего рекорда.

— Плохи дела, — сказал он в то утро Синдзе, разминая пальцы. — Если метать по правилам, не доброшу. Руки не держат. Если б вот разрешалось ухватить ее за корпус…

Синдзе рассмеялся.

— Эх, ты, новобранец. «Войну выигрывает находчивость», — знаешь?

Встретившись глазами с унтером, в которых была и надежда и угроза, Кадзи решился. Он нарушит правила.

Он опустился правым коленом на линию огня. «Провалюсь — мне больше не жить, то, что было вчера, — только цветочки. Старики меня живьем съедят. О Митико, помоги мне!»

Взяв гранату по всем правилам, за цилиндрическую часть, Кадзи поднялся на ноги и, готовясь к броску, незаметно перехватил ее, зажав под капсулу. Ну, лети! Рука разрезала воздух. Кадзи стоял по стойке «смирно». Граната предательски вращалась в воздухе, только бы не заметили…

— Шестьдесят семь метров! — крикнул судья.

Ему ответил дружный рев всей роты.

Кадзи повторил:

— Четвертая рота, рядовой второго разряда Кадзи, шестьдесят семь метров.

Расплывшись в довольной улыбке, Хасидани дубасил Кадзи по спине.

— Ну и дал же ты, Кадзи! Молодец!

В каждой роте были свои чемпионы, но рекорд остался за четвертой. Перевес незначительный — всего в несколько очков.

— Отлично, — прохрипел командир роты. — Наши солдаты переплюнули красных. Пусть это послужит примером остальным. Мы должны неустанно совершенствовать мастерство гранатометания, чтобы успешно отбивать атаки противника.

Со стороны могло показаться, что участники соревнования внимательно слушают своего командира. Но это только казалось. Солдаты, внимательно глядя в лицо командиру, думали о своем. Метать гранаты в красных? Сегодня Кадзи пошел на рекорд исключительно в целях самозащиты, для спасения своего шаткого положения. Тут не было даже спортивного азарта. Он метнул гранату не по правилам и сделал это сознательно.

Роту отвели в казарму. Получив свою пачку папирос, старослужащие подобрели. Хасидани сиял.

Сегодня Кадзи был героем роты, сегодня вряд ли кто решится съездить ему по морде.

— Начальство, верно, приметило Кадзи, — сказал кто-то из молодых.

Пусть бы лучше не примечали, а отпустили домой! На мгновение Кадзи перенесся на полторы тысячи километров. Там еще сохранилось то, что именуется жизнью, и хотя там тоже все права у сильных, а удел слабых — страдание, какие-то уголки души человека принадлежат ему одному. Во всяком случае, там твое существование не зависит от того, на сколько метров ты бросаешь гранату.

Другое дело здесь, среди этих снегов и обманчивой пограничной тишины. Здесь человека готовят только для войны.

— Третий взвод, в казарму не входить! — крикнул от дверей унтер Исигуро. — Стройся тут!

Новобранцы с посиневшими губами выстроились в две шеренги. Солдаты других взводов остановились было поглядеть что будет, но тут же, подгоняемые морозом, кинулись в казарму. Видя недовольные лица Хасидани и Сибаты, Исигуро разрешил старослужащим идти.

Они вышли из строя, но в казарму не пошли, встали позади Исигуро,

— У кого-нибудь из вас есть такие открытки?

В поднятой руке Исигуро держал белый листок.

— Ничего особенного, а? Обычная военная открытка. У каждого такие. Но посмотрите внимательно на эту штучку…

В углу открытки чернел штемпель цензуры. Только с ним отправлялись солдатские письма. А те, что приходили в часть, проверялись Исигуро и лишь потом попадали в руки адресатов.

На чистой открытке, которую показывал Исигуро, штемпель уже стоял; выходит, пиши, что хочешь, и отправляй…

— Наказывать не буду. Подымите руку, у кого есть проштемпелеванные открытки.

Руки никто не поднял.

Хмурое лицо Исигуро стало каменным.

— Так, значит, ни у кого нет? Ну смотрите, потом пеняйте на себя. — Он угрожающе улыбнулся. — Кадзи, ты что плохо выглядишь сегодня?

Кадзи уже не чувствовал холода, но тем не менее никак не мог унять дрожь и избавиться от мучительного сердцебиения.

— Тобой по праву гордится четвертая рота, — насмешливо-почтительно проговорил Исигуро. — Тем более неприятно, что две такие открытки найдены у тебя! Как они к тебе попали?

Кадзи крепко сжал побледневшие губы.

— Эти открытки ты прятал среди других, думал — не заметят, — разглагольствовал Исигуро.

В прошлую проверку Исигуро действительно не заметил этих открыток, проморгал, что называется. И Кадзи успокоился, а зря.

— Украл или тебе их дали?

В ушах у Кадзи гудело. Ну что ж, чему быть, того не миновать.

— Украл…

Из-за спины Исигуро рванулся Сибата, но тот удержал его.

— Где?

— В канцелярии, взял со стола господина командира взвода Исигуро.

— Когда?

— На прошлой неделе, когда убирал канцелярию.

— Но у меня нет открыток со штемпелем! — Исигуро повысил голос.

— Открытки мои, я сам поставил штемпель.

— А где ты его взял?

— В столе господина командира взвода…

Исигуро усмехнулся.

— Дурак! — неожиданно заорал он. — Думаешь, тебе удастся провести меня, унтер-офицера Исигуро? Врать вздумал! А ну, выкладывай все начистоту, кто тебе их дал?

Кадзи кусал губы. Пусть уж с ним расправятся, как с вором. Он ни за что не выдаст того, кто дал ему открытки. Кадзи понимал, что самое страшное еще впереди.