Шестая койка и другие истории из жизни Паровозова - Алексей Маркович Моторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Народ же ломанулся в магазин. Все начали приставать к продавщице, хотелось узнать в подробностях, как именно восхитился американец при виде такого несусветного богатства. Но от Люськи толку было немного. Она стояла, несмотря на жару, в самой своей дорогой мохеровой кофте, с большой брошью на внушительной груди, и пребывала в состоянии полуобморочном, что нередко бывает с людьми при виде высокого начальства или иностранцев.
— Отстаньте! Ничего не помню, ничего не знаю, все как в тумане. Зашел, улыбается, башкой крутит, лопочет-лопочет, а что, шут его разберет! Дайте хоть на улицу выйти, воздуха глотнуть.
А уполномоченный не обманул. Не успел лимузин американца скрыться за соснами, он дал отмашку, и тут же эти прекрасные продукты были по-братски разделены. И американца этого потом долгое время все вспоминали добрым словом. Хоть этот Джеймс вроде ничего и не купил в магазине, но при сдаче выручки Люська вдруг обнаружила монету в двадцать пять центов — «квотер».
Вот бы удивился егерь, рассказавший нам это, да и все участники той истории, если бы они знали, кого принимали в последних числах мая восемьдесят седьмого.
Этим странным орнитологом, не знающим повадки коростелей, был активный наблюдатель за птицами, член группы любителей дикой природы Birdwatching, а по совместительству бывший директор ЦРУ, бывший министр обороны США Джеймс Шлезингер. Прибыв в Москву для консультации по обеспечению безопасности помещений нового посольского комплекса, он, верный своему хобби, решил провести денек в каком-нибудь хорошем месте, где есть возможность посмотреть на редких птиц. Отказать ему не посмели.
Не знаю, оставила ли себе ту монету в четверть доллара продавщица Люська, но если да, то я за нее рад. Ведь с тех пор, несмотря на инфляцию, она лишь многократно выросла в цене.
Москва, июнь 2020
Синий троллейбус
Я в синий троллейбус сажусь на ходу…
Булат Окуджава
Навеяно решением московских властей отменить маршрут троллейбуса № 12
Одна моя знакомая еще в начале 70-х, обучаясь на младших курсах Первого меда, устроилась ночной лаборанткой в отделение морфологии на базе Боткинской больницы. По сути, она там ничего не делала, лишь вела какой-то журнал да иногда отвечала на телефонные звонки. Короче говоря, не работа, а мечта любого студента. И как-то раз, в канун Нового года, на одном из семинаров по анатомии она про эту свою синекуру проболталась преподавателю. Тот мгновенно сделал охотничью стойку, так как писал объемный труд по анатомии новорожденных.
— Слушай, да ведь ваше отделение при морге Боткинской? Мне бы пару детских трупиков с возвратом, на день, максимум на два! Сделай доброе дело, и я тебе гарантирую, что в этом семестре проблем у тебя с зачетами не будет.
А надо знать нашу кафедру анатомии. Тут за зачет не то что пару трупиков, весь морг Боткинской с секционными столами притащишь.
И вот девушка на следующем дежурстве, еще с вечера, за пол-литра договорилась с санитаром морга, забежала туда ранним утром, завернула трупики в больничные зеленые пеленки, сложила в красивую хозяйственную кожаную сумку, купленную по случаю в индийском магазине «Ганга», и отправилась в институт.
На Ленинградском проспекте мела поземка, за ночь подморозило, стоять в куцем пальтишке было холодно, но нужный ей троллейбус маршрута № 12 появился буквально сразу. Полчаса не пройдет, как она уже будет в анатомичке на Моховой.
В салоне было тепло, гудел и щелкал электродвигатель, фонарные столбы монотонно проплывали за окном, через какое-то время она прикрыла глаза.
— Девушка, девушка! — тряс ее за плечо водитель. — Просыпайтесь, конечная!
То, что сумка осталась в троллейбусе, она вспомнила только под конец лекции.
— Идиотка!!! — истошно орал преподаватель и бился головой об стол, отчего всякий раз подскакивал тяжелый микроскоп. — Ты хоть понимаешь, что с нами сделают? Понимаешь, что всех посадят??? Тебя так точно! Представляешь, что начнется в Москве, когда эту сумку найдут?
Он взъерошил волосы, закурил сигарету, причем с фильтра, жадно затянулся, закашлялся и на полминуты затих. Потом подскочил к соседнему столу, вставил в пишущую машинку бланк кафедры и резво отстучал текст, согласно которому Первый медицинский институт запрашивал материал для морфологического исследования у Боткинской больницы.
— Так, двоечница! Слушай меня! Ноги в руки, беги в троллейбусный парк! — немного успокоившись, велел преподаватель. — И молись, чтобы в твоей сумке не рылись!
— Я тут сумку в двенадцатом троллейбусе забыла, — умирая от страха, пролепетала она в окошко диспетчера. — Часа три назад. Коричневую такую, кожаную.
— И что там, в сумке твоей? — зевнула сотрудница диспетчерской. — Документы, ценности есть?
— Нет там ничего! — держась из последних сил, чтобы не грохнуться в обморок, прошептала та… — Только грязное белье!
— Держи, Маша-растеряша! — Через секунду ей просунули в окошко сумку. — С наступающим!
Хорошие были времена.
Москва, 2018
Пленница Эспаньолы
Когда в фармацевтической компании, где я работал все последние годы, наступили тяжелые времена, ее покинуло большинство сотрудников. Часть сократили, а другие, понимая, куда все катится, ушли сами. И в четырехэтажном особняке, доставшемся конторе когда-то на халяву, из трех десятков человек нас осталось всего четверо. Я — скорее в роли зиц-председателя, чем генерального директора, — секретарь, системный администратор и бухгалтер.
Наш бухгалтер Таня была родом из Воркуты. Этот суровый город я знал исключительно по тем книгам, что описывали лагеря эпохи культа личности. Только при одном этом слове — «Воркута» — становилось зябко.
— Да ладно вам! — говорила мне Таня. — Нормальный город, жить можно!
И, на секунду задумавшись, добавляла:
— Ну, вообще там тоска! Лета толком нету, и все бухают!
Из Воркуты в Москву Таню перетащил ее любовник, которого она называла «ненаглядный». Как объясняла сама Таня, чтобы не искать новую бабу в незнакомом городе. Еще живя в Воркуте, ненаглядный продвинулся по управленческой линии, одним из первых вступил в «Единую Россию», тем самым показав себя человеком дальновидным. За верность партийному курсу его со временем сделали каким-то мелким столичным чиновником, что позволило ему приобрести пятикомнатную квартиру в Замоскворечье для своей семьи и однокомнатную для Тани в Жулебино.
Где он именно работает, Таня толком не знала, в каком-то департаменте, да и какая разница. К законной супруге ненаглядного она никакой ревности не испытывала, ее и так все устраивало.
— Смотрю я на него и понять не могу, — делилась она сокровенным, — знаете, вот он вроде русский, а живет как
