Ужас по средам - Тереза Дрисколл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И заставить его заплатить.
Даже если ему придется пройти всю землю из конца в конец, он все равно дознается, кто толкнул ее на этот шаг… и эти люди за все заплатят…
Глава 57
ЭЛИС
На этот раз Лиэнн прислала за мной водителя своей компании, чтобы он отвез меня в Лондон. Больше никаких поездов. Сегодня пятница, жуткие пробки, машины еле ползут. Я сижу на заднем сиденье и чувствую себя идиоткой: что я, особа королевских кровей, что ли? Хорошо хоть шофер нормальный попался. Он прилично водит и, хотя явно не прочь поболтать, мой намек понял и теперь молчит.
До маминого нового дома остается минут десять езды, когда я решаю снова написать Джеку. Рано утром он прислал сообщение, что освещать снос «Мейпл-Филд-хауса» предварительно поручили ему. Джек переживает – боится, как бы я не разозлилась на него за то, что он взял мою историю. Есть ли у него основания? Скорее нет, чем да. Злюсь я на Теда – за то, что он вообще отдал мою историю кому-то, зато почти радуюсь тому, что этот кто-то – Джек. С ним-то я найду возможность просочиться и принять участие. Пусть даже скромное.
Так я и написала Джеку, но попросила его помалкивать. Том и Мэтью с ума сойдут, если узнают мои планы. Но Джек тоже занервничал, чего я не ожидала. Они с Тедом как сговорились: твердят о моей безопасности. Но ведь снос назначен на среду. А это значит, что если мне удастся уговорить Мэтью сопровождать меня, то я тоже пойду – неофициально, конечно. Постою где-нибудь в сторонке, посмотрю, как взлетит на воздух этот чертов дом и как будут радоваться мои активистки. В конце концов, я так долго жила с этой историей, столько в нее вложила, что просто не могу пропустить развязку.
Я не буду лезть никому в глаза. Не буду привлекать к себе внимание. Просто хочу быть там, и точка.
– Ну вот мы и приехали. Мне велено проводить вас внутрь. Вы как, не против? – Шофер расстегивает ремень безопасности.
– Да нет, все нормально. Спасибо.
Водитель выходит из салона, подходит к моей дверце и распахивает ее передо мной. Для меня это непривычно и странно, но я молчу: в конце концов, это его работа, пусть делает так, как его учили. И спасибо Лиэнн, что все организовала. Она ведь из лучших побуждений.
Войдя в здание, я с удовольствием обнаруживаю, что правила приема гостей строгие, как и в первый день: у меня проверяют документы и только потом выписывают пропуск посетителя. И еще подтверждают, что запрет на прием любых посылок на имя моей матери тоже в силе. Очень хорошо.
К лифту меня провожает кто-то из служащих: не знаю, то ли здесь это норма, то ли стараются произвести на меня впечатление после того, как с заведением связалась полиция.
Мамина комната такая же красивая и уютная, как и в прошлый раз. Вдруг на столике в углу я вижу букет белых роз в стеклянной вазе, и мне сразу становится не по себе: вспоминается горшок с растением и спрятанной в нем камерой, доставленный в прежнем доме для престарелых. Однако медсестра, перехватив мой взгляд, успокаивает меня: цветы вчера привезла Лиэнн.
Наконец я поворачиваюсь к маме. Она еще в постели, сидит, опираясь на подушку. На ней бледно-голубая ночная сорочка.
– У нее слабость с утра, поэтому мы решили повременить с одеванием. Но, может быть, вы хотели прогуляться по саду?
Я мотаю головой. Нет. У меня не хватит смелости вывести маму в сад, пока не закончится вся эта история.
Возле кровати стоит стул, обитый светло-розовым бархатом, я сажусь на него и обнаруживаю, что он просто до неприличия удобен.
– Здравствуй, мама.
Услышав мой голос, она открывает глаза.
– Моя милая девочка.
Три слова. Ее максимум.
Я улыбаюсь, борясь с подступающими слезами: так больно смотреть, как она угасает. Впервые в жизни ее кожа потускнела, а губы посинели. Правда, Лиэнн предупреждала меня об этом по телефону, но видеть все своими глазами куда страшнее.
Мама кивком показывает на столик у кровати. Там уже лежит «Грозовой перевал» с закладкой на нужном месте. Этой договоренности мы придерживаемся неукоснительно: Лиэнн играет с мамой в карты или в скрэббл, а иногда они вместе рисуют – навык, которым мне так и не удалось овладеть. Зато читаю всегда только я.
– Так, где мы остановились? – Я открываю книгу и на двадцатой главе вижу новую закладку. Точнее, совсем старую, явно сделанную детскими руками. Засушенные цветы – розовый и темно-бордовый – в пакетике. Не заламинированные, как сделали бы сейчас, а просто завернутые в самоклеящуюся прозрачную пленку – помню, мы в школе такой учебники оборачивали. Точно. В нижней части самодельной закладки пробита дырочка, в нее продета розовая ленточка и завязана бантом. Я сама ее и завязала. Когда же это было? В начальной школе, наверное. Кажется, мне было тогда лет восемь.
– Откуда она у тебя?
– Шкатулка. – Мама показывает головой куда-то в сторону.
Напротив, возле камина, стоит шкатулка для хранения всякой всячины. Наверное, тоже Лиэнн привезла. Помню, в последний раз я видела ее тусклый серебристый бок в мамином доме, под лестницей. Мы, наверное, лет сто ее не перебирали. Раньше в ней лежали разные памятные вещички, в основном поделки, которые мы с сестрой мастерили в школе.
– Сентиментальной становишься? – Я пытаюсь поддразнить маму, а сама думаю о ее драгоценных письмах, которые погибли в пожаре. Но мама не должна ничего знать о моих кошмарах, поэтому я молча сглатываю слезы и заставляю себя улыбнуться.
Мама пожимает плечами, улыбается и показывает мне, что пора начинать читать, а сама откидывается на подушку и закрывает глаза. Дышит она с присвистом и так слабо, что я с трудом различаю, как поднимается и опускается ее грудь. А губы совсем синие.
Почитав минут пятнадцать, я обнаруживаю, что мама заснула. Нажимаю на кнопку вызова, приходит медсестра и объясняет, что это теперь часто случается. Маме не хватает кислорода, поэтому она не может бодрствовать долго.
– Вас разве не предупредили? – Сестра внимательно смотрит на меня, словно хочет убедиться, что я хорошо понимаю, что происходит.
Я только киваю в ответ. На слова нет сил.
Прошу ее передать маме привет от меня, когда она проснется, и сказать, что я заеду
